О, нравы! Перепалка редактора с высокопоставленной читательницей
Ярослав Полуэктов
1770 год. Орфография сохранена.
Господин издатель Трутнев!
Я ужесть как на тебя зла: я табой взбешена, ах! радость, какой ты несносный человек, па чести этого я не вабражала, возможна ли што тебя ништо не может удержать ат такой склонности, какая тебе не делает чести, ты мне кажешься пахожим в этам на женщину из наших сестер: не уймешь какетку от амуров, манерщину от нарядов, а тебя от переправок чужих сочинений.
Это, радость, очень гадка! простила бы я твою переправку, когда бы ею сочинение мае было исправлено, а то позволь тебе сказать: оно испорчено! ты, радость, невыразумел мысли живаписицы: она в первай картине изобразила толька пранырства подлого человека, какой может не выше секлетаря был, а ты его пажаловал судьею. Другая испорчена ж, да еще-таки с милости. А в третей у ней представлен Худасмысл с надписью: каков был с молоду худой резолют в делах приказных, таков поныне, такаву видна и умереть ему, што и есть пряма Худасмысл. А ты его назвал худым человекам и худым судьею из чего разуметь можна: бессовесного, грабителя и неправосудного... Худасмысл, правда что судья, да он толька эта имя на себе носит, а дела делает его секлетарь и другие судви таварищи. Ты, радость, поумничал, да некстате. А ином уж я и не гаворю, што из женскава слога сделал ты подьяческай, наставил ни к чему: обаче, иначе, дондеже, паче. Мы эдаких речей ничуть не пишем, у мужчин они в употреблении, а у женщин нет. А я чаю как в паследних трех картинах, так и падавно нечево ждать добрава, каких я думаю наставил ты там жучек в епанечках.
В этам письме нет прежней маей ласки, да кто виноват, ты своими переправками сделал эту во мне перемену. Уймись, радость! в пративном случае напишу я на тебя сатиру и буду жаловаться твоей прабабке.
* * *
Государыня моя, госпожа молодая сочинительница!
Ежели бы получил я ваше письмо вчерась, то бы дошло у нас до превеликой ссоры. Вы чрезвычайно горячи, да и я также, сверх того я взбешен был одною женщиною, так немудрено, ежели бы и вам сделал грубый ответ, чего, по справедливости, вы и достойны. Но нынче я весел, и ваше письмо попалося мне в добрый час, итак, читайте следующий ответ.
Я, сударыня, не ведал, что вы самолюбивы, хотя и ведал из письма вашего, что вы женщина. Вы объявили себя молодою сочинительницею; итак, за нужное почел малые ваши погрешности исправить. Вы жалуетесь, что я женский ваш слог испортил и сделал подьяческий. - Уведомьте меня, сударыня, что вы разумеете под словом женский слог; то ли, что женщинам и в писаниях погрешности прощать надлежит, или только то, что ваше письмо написано слогом женщины, неправильно говорящей и, с позволением вашим, свойств и правил русского языка не знающей. На то вам скажу, что вы по-разгорячась сказали лишнее. Другое ваше письмо я издаю в печать точно так, как его получил. Наконец сказываете, что я лишился вашей ласки. - Неудивительно, сударыня, я знаю ваш пол. Есть между вами особливый род, называемый кокетки, они, сударыня, поминутно - нет, не скажу. Вы, конечно, их сами знаете. Я опасаюсь, не из числа ли их и вы, ибо никто так скоро рассердиться не может, как кокетка, когда при ней другую женщину хвалить станут, или скажут, что она не к лицу одета. Итак, сударыня, ежели вы из числа их, то я, лишась вашей ласки, тужить о ней не стану. Окончание вашего письма состоит в угрозах, что вы, написав на меня сатиру, будете жаловаться моей прабабке, - но у меня ее нет, а если написать вам будет нужно, то сообщите ко мне, я ее верно напечатаю.
16
Господин "Трутень"!
Кой черт! что тебе сделалося? ты совсем стал не тот, разве тебе наскучило, что мы тебя хвалили, и захотелося послушать, как станем бранить? так послушай. - Ну, да полно, шутки в сторону. Пожалуй, скажи, для какой причины переменил ты прошлогодний свой план, чтобы издавать сатирические сочинения? Ежели для того, как ты сам жаловался, что тебя бранили, так знай, что ты превеликую ошибку сделал. Послушай ныне, тебя не бранят, но говорят, что нынешний "Трутень" прошлогоднему не годится и в слуги и что ты ныне так же бредишь, как и другие. Надобно знать, что хулы есть разные: одни происходят от зависти, а другие от истины; итак, я советую лучше терпеть первые, нежели последние. Что тебе нужды смотреть на то, что говорят другие: знай только сам себя. Пожалуй, г. новый "Трутень", преобразись в старого и будь любезным нашим увеселением, ты увидишь, что и тебе от того больше будет пользы, а то ведь, я чаю, ты, бедненький, останешься в накладе. Мне сказывал твой книгопродавец, что нынешнего года листов не покупают и в десятую долю против прежнего. Пожалуй, послушайся меня и многих со мною, а буде не так, так прощай. "Трутень", навсегда.
Тот, кто написал
Апреля 6 дня 1770 года,
В Санктпетербурге.
----------------
PS от Я.Полуэктова:
Оно всё бы и ничего, да, кажись, разобиженная дамочка, это вовсе не дамочка, а никто иная, как сама императрица Екатерина II-я, поигрывающая то в европейскую демократку, то в российскую монархиню.
А какой бесстрашный этот Николай Иваныч Новиков! (которого этого самого журнала "Трутень" есть хозяин и главред.)
А вы б, господа графоманы российские, смогли бы вот так запростяк написать, положим, президенту нашему, лично, не скрывая фамилии своей, критикнуть как следует, и дождаться от него похвалы, или наоборот пожурения?
1770 год. Орфография сохранена.
Господин издатель Трутнев!
Я ужесть как на тебя зла: я табой взбешена, ах! радость, какой ты несносный человек, па чести этого я не вабражала, возможна ли што тебя ништо не может удержать ат такой склонности, какая тебе не делает чести, ты мне кажешься пахожим в этам на женщину из наших сестер: не уймешь какетку от амуров, манерщину от нарядов, а тебя от переправок чужих сочинений.
Это, радость, очень гадка! простила бы я твою переправку, когда бы ею сочинение мае было исправлено, а то позволь тебе сказать: оно испорчено! ты, радость, невыразумел мысли живаписицы: она в первай картине изобразила толька пранырства подлого человека, какой может не выше секлетаря был, а ты его пажаловал судьею. Другая испорчена ж, да еще-таки с милости. А в третей у ней представлен Худасмысл с надписью: каков был с молоду худой резолют в делах приказных, таков поныне, такаву видна и умереть ему, што и есть пряма Худасмысл. А ты его назвал худым человекам и худым судьею из чего разуметь можна: бессовесного, грабителя и неправосудного... Худасмысл, правда что судья, да он толька эта имя на себе носит, а дела делает его секлетарь и другие судви таварищи. Ты, радость, поумничал, да некстате. А ином уж я и не гаворю, што из женскава слога сделал ты подьяческай, наставил ни к чему: обаче, иначе, дондеже, паче. Мы эдаких речей ничуть не пишем, у мужчин они в употреблении, а у женщин нет. А я чаю как в паследних трех картинах, так и падавно нечево ждать добрава, каких я думаю наставил ты там жучек в епанечках.
В этам письме нет прежней маей ласки, да кто виноват, ты своими переправками сделал эту во мне перемену. Уймись, радость! в пративном случае напишу я на тебя сатиру и буду жаловаться твоей прабабке.
* * *
Государыня моя, госпожа молодая сочинительница!
Ежели бы получил я ваше письмо вчерась, то бы дошло у нас до превеликой ссоры. Вы чрезвычайно горячи, да и я также, сверх того я взбешен был одною женщиною, так немудрено, ежели бы и вам сделал грубый ответ, чего, по справедливости, вы и достойны. Но нынче я весел, и ваше письмо попалося мне в добрый час, итак, читайте следующий ответ.
Я, сударыня, не ведал, что вы самолюбивы, хотя и ведал из письма вашего, что вы женщина. Вы объявили себя молодою сочинительницею; итак, за нужное почел малые ваши погрешности исправить. Вы жалуетесь, что я женский ваш слог испортил и сделал подьяческий. - Уведомьте меня, сударыня, что вы разумеете под словом женский слог; то ли, что женщинам и в писаниях погрешности прощать надлежит, или только то, что ваше письмо написано слогом женщины, неправильно говорящей и, с позволением вашим, свойств и правил русского языка не знающей. На то вам скажу, что вы по-разгорячась сказали лишнее. Другое ваше письмо я издаю в печать точно так, как его получил. Наконец сказываете, что я лишился вашей ласки. - Неудивительно, сударыня, я знаю ваш пол. Есть между вами особливый род, называемый кокетки, они, сударыня, поминутно - нет, не скажу. Вы, конечно, их сами знаете. Я опасаюсь, не из числа ли их и вы, ибо никто так скоро рассердиться не может, как кокетка, когда при ней другую женщину хвалить станут, или скажут, что она не к лицу одета. Итак, сударыня, ежели вы из числа их, то я, лишась вашей ласки, тужить о ней не стану. Окончание вашего письма состоит в угрозах, что вы, написав на меня сатиру, будете жаловаться моей прабабке, - но у меня ее нет, а если написать вам будет нужно, то сообщите ко мне, я ее верно напечатаю.
16
Господин "Трутень"!
Кой черт! что тебе сделалося? ты совсем стал не тот, разве тебе наскучило, что мы тебя хвалили, и захотелося послушать, как станем бранить? так послушай. - Ну, да полно, шутки в сторону. Пожалуй, скажи, для какой причины переменил ты прошлогодний свой план, чтобы издавать сатирические сочинения? Ежели для того, как ты сам жаловался, что тебя бранили, так знай, что ты превеликую ошибку сделал. Послушай ныне, тебя не бранят, но говорят, что нынешний "Трутень" прошлогоднему не годится и в слуги и что ты ныне так же бредишь, как и другие. Надобно знать, что хулы есть разные: одни происходят от зависти, а другие от истины; итак, я советую лучше терпеть первые, нежели последние. Что тебе нужды смотреть на то, что говорят другие: знай только сам себя. Пожалуй, г. новый "Трутень", преобразись в старого и будь любезным нашим увеселением, ты увидишь, что и тебе от того больше будет пользы, а то ведь, я чаю, ты, бедненький, останешься в накладе. Мне сказывал твой книгопродавец, что нынешнего года листов не покупают и в десятую долю против прежнего. Пожалуй, послушайся меня и многих со мною, а буде не так, так прощай. "Трутень", навсегда.
Тот, кто написал
Апреля 6 дня 1770 года,
В Санктпетербурге.
----------------
PS от Я.Полуэктова:
Оно всё бы и ничего, да, кажись, разобиженная дамочка, это вовсе не дамочка, а никто иная, как сама императрица Екатерина II-я, поигрывающая то в европейскую демократку, то в российскую монархиню.
А какой бесстрашный этот Николай Иваныч Новиков! (которого этого самого журнала "Трутень" есть хозяин и главред.)
А вы б, господа графоманы российские, смогли бы вот так запростяк написать, положим, президенту нашему, лично, не скрывая фамилии своей, критикнуть как следует, и дождаться от него похвалы, или наоборот пожурения?