Дело Горгоновой. 3. Суд и после суда
(Продолжение. Начало здесь: http://pokasanova.livejournal.com/136135.html
http://pokasanova.livejournal.com/136495.html )
Исповедь отца. Зловещее оформление книги… Но завораживает…
Несколько недель продержали под следствием Зарембу, поскольку поначалу он пытался оградить Горгонову от подозрений.
А главным свидетелем обвинения был четырнадцатилетний Стась. Мальчик рассказывал: проснувшись, он видел кого-то в холле за хоинкой («хоИнка» - ёлка по-польски)… Вначале говорил, что видел силуэт, потом - что кого-то, похожего на Горгонову, к концу следствия - видел именно ее…
Стась в зале суда:
У Горгоновой оказалась порезана рука (оправдывалась, что поранилась о разбитую посуду) - а на веранде кто-то разбил стекло… И следы на снегу были только ее… И почему-то оказалась одетой в шубу… Был, был у Горгоновой мотив - это и ревность, и деньги…
Но! Следствие настолько не сомневалось в ее вине, что другие варианты не рассматривались. Отпечатки пальцев не сняли. В деле фигурировала такая деталь, как… кал в комнате Люси, по всей вероятности оставленный преступником - то ли из-за нервов, то ли по бандитской примете, на фарт. Анализ этих фекалий не проводился.
Джаган (железная кирка), который считался орудием убийства, был найден на дне бассейна - куда его будто бы Горгонова бросила, но оказался без следов крови… И характер ран на голове Люси не давал однозначного ответа - чем они сделаны.
Поскольку никого, кроме Горгоновой, не подозревали, обыск в доме садовника и его жены - через 10 дней после убийства. Парня, которому Люся отказала во взаимности, тоже не брали в расчет!
Вдобавок ко всему в Бжуховицах вскоре произошло подобное преступление!
А Горгонова всё время повторяла, что невиновна. Защищали ее лучщие адвокаты, не упустившие из виду ошибки следствия. Эттингер, Возняковский Aксер. Вот по первым буквам их фамилий Рита и назвала дочку, которую родила в тюрьме - Эва.
Малышка, можно сказать, спасла жизнь своей матери: ведь в мае 1932 года львовский окружной суд приговорил Горгонову к смертной казни через повешение! В газете «Dziennik lodzki» - огромными буквами сообщение о приговоре, а чуть ниже - «убийца встретила приговор рыданиями» - это для них, для тех, которые «знают»…
Но, поскольку Горгонова была беременной, исполнение приговора отложили.
Защита подала кассационную жалобу, верховный суд отменил решение и вернул дело на повторное рассмотрение.
Это был самый громкий процесс предвоенной Польши, информация не сходила с первых страниц газет. Всеобщую истерию вокруг процесса критиковали писатели Бой-Желенский, Пшибышевская, журналистка Керн…
Удивляет - насколько полно воспроизводился процесс в прессе! Каждое слово, сказанное в суде, доносилось до читателя!
Мало того: на судебные заседания продавались билеты!
А в зале висела схема виллы - каждый мог рассматривать и делать свои выводы. Не в пользу подсудимой...
Вот каким было обращение прокурора к присяжным: «Кричу вам: это она убила! Всё вокруг меня, деревья брюховических лесов, камни этой несчастливой виллы, стены зала суда, брусчатка улицы, всё кричит: это она убила! Господа присяжные, когда пойдете в зал совещаний - за вами последует дух невинной, замученной девочки. Не отворачивайтесь от нее. Смотрите на нее. Поднесет к вам остов своей руки и костью своего пальца укажет - на скамью: Это она убила»
Неужели в суде так говорят? Наверное, такие речи характерны именно для того времени…
Польские газеты и журналы тех лет не просто удивляют. Поражают. Никто не заботился о нервах читателей, напротив - будто специально отыскивался самый что ни на есть ужас, даже снимки расчлененных тел встречаются!
Есть и фото мертвой Люси - крупным планом, на голове раны… Не хочу здесь помещать…
«Смерть за смерть! « - требовала толпа. Раздражало в Горгоновой всё: и красота, и дорогие меха, в которые она куталась на суде, а больше всего то, что служанка «захотела стать пани».
И прокурор, и адвокаты получали несметное количество писем - как с требованием смертного приговора, так и с просьбами о помиловании. Одно письмо можно было бы считать интересным, если б оно было подписано: автор пишет, что знает убийцу - напарника Горгоновой, которому она помогла укрыться на чердаке. Но, поскольку письмо было анонимным - оно отправилось в корзину… Другой аноним угрожал: если Горгонову признают невиновной - он устроит взрыв, адскую машину уже приготовил…
Было письмо и из Нью-Йорка - от Эрвина Горгона, мужа обвиняемой: «Не могу поверить, что Рита могла совершить это преступление, у нее южная кровь, взрывной характер, но при этом - много благородных черт»…
У Горгоновой были действительно сильные адвокаты. Уже через год, на суде в Кракове, Эмилия Маргерита Горгон получила 8 лет - преступление было переквалифицировано как убийство под воздействием сильных эмоций…
Процесс Горгоновой вошел в польские учебники по криминалистике. Пример того, как общественное мнение влияет на решение суда…
В 1939 году началась война, преступники были амнистированы - всем было уже не до Горгоновой… Выйдя из тюрьмы, она бросилась повидать дочку - Рому. Ромуся жила в Варшаве, в новой семье отца. Увидела несчастную мать - и… ушла, сказала, что у нее нет матери…
Скорей всего, искала Горгонова и Эву, свою «Капельку», как она ее называла. Но детский дом уже был расформирован…
Дальнейшая судьба Горгоновой неизвестна. Поговаривали, что она вышла замуж и уехала - то ли в Югославию, то ли в Латинскую Америку…
В конце 40-х годов опять возник интерес к нашумевшему процессу. Стали писать, что садовник Каминский на смертном одре признался в убийстве. Сенсаций хотелось. Садовник же - не умерший, конечно - попросил журналистов не оговаривать его и всегда писать правду…
Да, а как же дочери Горгоновой? Они нашли друг друга уже взрослыми. Счастливые от того, что встретились, с годами утратили интерес друг к другу - слишком разные.
И взгляд на прошлое - разный.
Романа: «Мать была женщиной несчастной, мне ее жаль. Но - думаю, что это она убила Люсю». Рома чувствует себя только дочерью Зарембы, чувств Эвы к матери - не разделяет.
Эва: «Зачем матери было убивать Люсю? Мать была умной женщиной… Убил мальчик из класса… почему полиция не пошла по этому следу?»
Эва никогда не видела отца и не может простить его за то, что отрекся от нее - а ведь, по ее словам, внешне она очень на него похожа…
Продолжение здесь: http://pokasanova.livejournal.com/137602.html
Коллажи я сделала, используя фото с польских сайтов. Список сайтов здесь:
http://pokasanova.livejournal.com/138695.html
http://pokasanova.livejournal.com/136495.html )
Исповедь отца. Зловещее оформление книги… Но завораживает…
Несколько недель продержали под следствием Зарембу, поскольку поначалу он пытался оградить Горгонову от подозрений.
А главным свидетелем обвинения был четырнадцатилетний Стась. Мальчик рассказывал: проснувшись, он видел кого-то в холле за хоинкой («хоИнка» - ёлка по-польски)… Вначале говорил, что видел силуэт, потом - что кого-то, похожего на Горгонову, к концу следствия - видел именно ее…
Стась в зале суда:
У Горгоновой оказалась порезана рука (оправдывалась, что поранилась о разбитую посуду) - а на веранде кто-то разбил стекло… И следы на снегу были только ее… И почему-то оказалась одетой в шубу… Был, был у Горгоновой мотив - это и ревность, и деньги…
Но! Следствие настолько не сомневалось в ее вине, что другие варианты не рассматривались. Отпечатки пальцев не сняли. В деле фигурировала такая деталь, как… кал в комнате Люси, по всей вероятности оставленный преступником - то ли из-за нервов, то ли по бандитской примете, на фарт. Анализ этих фекалий не проводился.
Джаган (железная кирка), который считался орудием убийства, был найден на дне бассейна - куда его будто бы Горгонова бросила, но оказался без следов крови… И характер ран на голове Люси не давал однозначного ответа - чем они сделаны.
Поскольку никого, кроме Горгоновой, не подозревали, обыск в доме садовника и его жены - через 10 дней после убийства. Парня, которому Люся отказала во взаимности, тоже не брали в расчет!
Вдобавок ко всему в Бжуховицах вскоре произошло подобное преступление!
А Горгонова всё время повторяла, что невиновна. Защищали ее лучщие адвокаты, не упустившие из виду ошибки следствия. Эттингер, Возняковский Aксер. Вот по первым буквам их фамилий Рита и назвала дочку, которую родила в тюрьме - Эва.
Малышка, можно сказать, спасла жизнь своей матери: ведь в мае 1932 года львовский окружной суд приговорил Горгонову к смертной казни через повешение! В газете «Dziennik lodzki» - огромными буквами сообщение о приговоре, а чуть ниже - «убийца встретила приговор рыданиями» - это для них, для тех, которые «знают»…
Но, поскольку Горгонова была беременной, исполнение приговора отложили.
Защита подала кассационную жалобу, верховный суд отменил решение и вернул дело на повторное рассмотрение.
Это был самый громкий процесс предвоенной Польши, информация не сходила с первых страниц газет. Всеобщую истерию вокруг процесса критиковали писатели Бой-Желенский, Пшибышевская, журналистка Керн…
Удивляет - насколько полно воспроизводился процесс в прессе! Каждое слово, сказанное в суде, доносилось до читателя!
Мало того: на судебные заседания продавались билеты!
А в зале висела схема виллы - каждый мог рассматривать и делать свои выводы. Не в пользу подсудимой...
Вот каким было обращение прокурора к присяжным: «Кричу вам: это она убила! Всё вокруг меня, деревья брюховических лесов, камни этой несчастливой виллы, стены зала суда, брусчатка улицы, всё кричит: это она убила! Господа присяжные, когда пойдете в зал совещаний - за вами последует дух невинной, замученной девочки. Не отворачивайтесь от нее. Смотрите на нее. Поднесет к вам остов своей руки и костью своего пальца укажет - на скамью: Это она убила»
Неужели в суде так говорят? Наверное, такие речи характерны именно для того времени…
Польские газеты и журналы тех лет не просто удивляют. Поражают. Никто не заботился о нервах читателей, напротив - будто специально отыскивался самый что ни на есть ужас, даже снимки расчлененных тел встречаются!
Есть и фото мертвой Люси - крупным планом, на голове раны… Не хочу здесь помещать…
«Смерть за смерть! « - требовала толпа. Раздражало в Горгоновой всё: и красота, и дорогие меха, в которые она куталась на суде, а больше всего то, что служанка «захотела стать пани».
И прокурор, и адвокаты получали несметное количество писем - как с требованием смертного приговора, так и с просьбами о помиловании. Одно письмо можно было бы считать интересным, если б оно было подписано: автор пишет, что знает убийцу - напарника Горгоновой, которому она помогла укрыться на чердаке. Но, поскольку письмо было анонимным - оно отправилось в корзину… Другой аноним угрожал: если Горгонову признают невиновной - он устроит взрыв, адскую машину уже приготовил…
Было письмо и из Нью-Йорка - от Эрвина Горгона, мужа обвиняемой: «Не могу поверить, что Рита могла совершить это преступление, у нее южная кровь, взрывной характер, но при этом - много благородных черт»…
У Горгоновой были действительно сильные адвокаты. Уже через год, на суде в Кракове, Эмилия Маргерита Горгон получила 8 лет - преступление было переквалифицировано как убийство под воздействием сильных эмоций…
Процесс Горгоновой вошел в польские учебники по криминалистике. Пример того, как общественное мнение влияет на решение суда…
В 1939 году началась война, преступники были амнистированы - всем было уже не до Горгоновой… Выйдя из тюрьмы, она бросилась повидать дочку - Рому. Ромуся жила в Варшаве, в новой семье отца. Увидела несчастную мать - и… ушла, сказала, что у нее нет матери…
Скорей всего, искала Горгонова и Эву, свою «Капельку», как она ее называла. Но детский дом уже был расформирован…
Дальнейшая судьба Горгоновой неизвестна. Поговаривали, что она вышла замуж и уехала - то ли в Югославию, то ли в Латинскую Америку…
В конце 40-х годов опять возник интерес к нашумевшему процессу. Стали писать, что садовник Каминский на смертном одре признался в убийстве. Сенсаций хотелось. Садовник же - не умерший, конечно - попросил журналистов не оговаривать его и всегда писать правду…
Да, а как же дочери Горгоновой? Они нашли друг друга уже взрослыми. Счастливые от того, что встретились, с годами утратили интерес друг к другу - слишком разные.
И взгляд на прошлое - разный.
Романа: «Мать была женщиной несчастной, мне ее жаль. Но - думаю, что это она убила Люсю». Рома чувствует себя только дочерью Зарембы, чувств Эвы к матери - не разделяет.
Эва: «Зачем матери было убивать Люсю? Мать была умной женщиной… Убил мальчик из класса… почему полиция не пошла по этому следу?»
Эва никогда не видела отца и не может простить его за то, что отрекся от нее - а ведь, по ее словам, внешне она очень на него похожа…
Продолжение здесь: http://pokasanova.livejournal.com/137602.html
Коллажи я сделала, используя фото с польских сайтов. Список сайтов здесь:
http://pokasanova.livejournal.com/138695.html