Литота, Нью-Йорк
Чарли, сцуко, Кауфман - это такой вечно старый и вечно живой, вечно мертвый и вечно сексуально озабоченный чувак. И в гроб сходя оплакать, а затем и возложить хуй он не забыл.
А вообще все было строго в стиле и с узнаваемым почерком что ли. Стирание грани между театральной постановкой и реальной жизнью, уже упомянутое старение в первой половине и пребывание в состоянии перманентной смерти во второй, бесконечное множество прекрасных в своем трагизме женщин и все это замешано на общей крови с молоком и менструальных выделениях.
Игра с реальностью приводит к тому, что рассказываемая история получается самой настоящей и про каждого. Никто не уникален. И пока мир начинает забывать тебя, а ты постепенно теряешь составляющие совей личности одну за другой до полного конца, остается сосредоточиться только на движении. Если мир теарт, то для каждого уготовлен заветный жребий смерти на сцене.
А вообще все было строго в стиле и с узнаваемым почерком что ли. Стирание грани между театральной постановкой и реальной жизнью, уже упомянутое старение в первой половине и пребывание в состоянии перманентной смерти во второй, бесконечное множество прекрасных в своем трагизме женщин и все это замешано на общей крови с молоком и менструальных выделениях.
Игра с реальностью приводит к тому, что рассказываемая история получается самой настоящей и про каждого. Никто не уникален. И пока мир начинает забывать тебя, а ты постепенно теряешь составляющие совей личности одну за другой до полного конца, остается сосредоточиться только на движении. Если мир теарт, то для каждого уготовлен заветный жребий смерти на сцене.