(no subject)
в комнате горят
ядохимикаты,
но комары не падают,
не верят в смерть,
гады.
вечер обычным образом, ранним и не моим. Буду смотреть что-нибудь, как проявилось - знаю пропасть фильмов и ещё осталось на пару провалов узнать, а думаю ловлю внутри горелый торфянник, радуйся, что сейчас не так, но нет: любая вкладка - вот социальная сеть, вот первая попавшаяся статья (о`кей, ты правильно поправляешь, не каждая, а успокаиваешься иллюзией выбора, присматриваешь себе, но это опять лотерея - какой номер не выбери - всё действительно предсказуемо) говорит лично с тобой, там вся история, разобранная на фрагменты. Пакеты перловки, подаренные соседями за вымытые окна. Обед из неё получался всегда полусырым. Ненавижу себя за память деталей, но - лишь бы никогда не эта долбаная крупа, догадываюсь: что ни делаю - только ради её отсутствия. Следует аккуратно застегнуть рубашку, пуговица не в своей петле выдаёт моё сумасшествие. Пот на лице. Физическая боль. Что может в этом удивить. Случайная музыка, атональная, тревожная, зачем так делать, можно не знать - хватит, что сложилось, такой готовности. На что ушло несколько лет, чьё было время, иногда перестаю хоть как-то себе отчитываться. От разговора, которого никто не вёл, при настоящем - заплетаюсь, надоело: кто здесь больше тусклый, кто хуже отражается, в чём идея так подставляться, гладко, энергично, изобретательно но небрежно, повиднее. Опыт заключён в том, чтобы плотно закрыть глаза, насколько можно, не реагировать, потом сорваться. Всегда срываться - слишком привлекательно, смотреть, участвовать, без этого нельзя. Разнообразие чувств несвойственных, таких чужих, как мой голос для ждущих дня посещений, спасибо, не приносят хлеба, сигарет, но может вернуться, поэтому закидываю кухню запасами, не перестать. Точно моё - надо же, какой драгоценный вариант булавки - тягучее предчувствие: вот сейчас-сейчас случится ужасное, что только может вообще. Но что может, не конкретизируется. Так проявляешь завернувшуюся издевательской восьмёркой прямую, не путать года, приметы, лица разумеется, провода перекручены, но распутаешь, и от мыслей об электрическом поле нет мигрени, раньше тоже было отчаяние, стопроцентнее сканирования глаза, прокол в том, что тогда, вначале - всеми правдами и неправдами молчать бы, а теперь неважно, место в системе заявлено, конкурентов на него нет.
ядохимикаты,
но комары не падают,
не верят в смерть,
гады.
вечер обычным образом, ранним и не моим. Буду смотреть что-нибудь, как проявилось - знаю пропасть фильмов и ещё осталось на пару провалов узнать, а думаю ловлю внутри горелый торфянник, радуйся, что сейчас не так, но нет: любая вкладка - вот социальная сеть, вот первая попавшаяся статья (о`кей, ты правильно поправляешь, не каждая, а успокаиваешься иллюзией выбора, присматриваешь себе, но это опять лотерея - какой номер не выбери - всё действительно предсказуемо) говорит лично с тобой, там вся история, разобранная на фрагменты. Пакеты перловки, подаренные соседями за вымытые окна. Обед из неё получался всегда полусырым. Ненавижу себя за память деталей, но - лишь бы никогда не эта долбаная крупа, догадываюсь: что ни делаю - только ради её отсутствия. Следует аккуратно застегнуть рубашку, пуговица не в своей петле выдаёт моё сумасшествие. Пот на лице. Физическая боль. Что может в этом удивить. Случайная музыка, атональная, тревожная, зачем так делать, можно не знать - хватит, что сложилось, такой готовности. На что ушло несколько лет, чьё было время, иногда перестаю хоть как-то себе отчитываться. От разговора, которого никто не вёл, при настоящем - заплетаюсь, надоело: кто здесь больше тусклый, кто хуже отражается, в чём идея так подставляться, гладко, энергично, изобретательно но небрежно, повиднее. Опыт заключён в том, чтобы плотно закрыть глаза, насколько можно, не реагировать, потом сорваться. Всегда срываться - слишком привлекательно, смотреть, участвовать, без этого нельзя. Разнообразие чувств несвойственных, таких чужих, как мой голос для ждущих дня посещений, спасибо, не приносят хлеба, сигарет, но может вернуться, поэтому закидываю кухню запасами, не перестать. Точно моё - надо же, какой драгоценный вариант булавки - тягучее предчувствие: вот сейчас-сейчас случится ужасное, что только может вообще. Но что может, не конкретизируется. Так проявляешь завернувшуюся издевательской восьмёркой прямую, не путать года, приметы, лица разумеется, провода перекручены, но распутаешь, и от мыслей об электрическом поле нет мигрени, раньше тоже было отчаяние, стопроцентнее сканирования глаза, прокол в том, что тогда, вначале - всеми правдами и неправдами молчать бы, а теперь неважно, место в системе заявлено, конкурентов на него нет.