УРОК ИГРЫ НА ФОРТЕПИАНО
Урок музыки у соседей, в семье Й.
Я первый раз у них в доме,
который пахнет не так, как наш (у нас нет запаха,
так мне кажется). Тут всюду ковры,
толстые персидские ковры. Я знаю - они армяне,
но не знаю, что это значит. У армян ковры,
а в воздухе странствует пыль, привезённая
ещё из Львова, пыль средневековья.
У нас - ни ковров, ни средних веков.
Не знаю, кто мы, - наверно, странники.
Иногда я думаю, что нас вообще нет. Есть только другие.
Отличная акустика в квартире у наших соседей.
Тишина в той квартире. В комнате стоит рояль,
как ленивый, приручённый хищник - а в нём,
в самом центре его, покоится чёрный шар музыки.
Госпожа Й. сказала мне сразу, после первого
или второго урока, что лучше мне учить языки,
поскольку я не обнаруживаю способностей к музыке.
Не обнаруживаю способностей к музыке.
Лучше мне учить языки.
Музыка будет всегда где-то ещё,
недостижимая, всегда в чужой квартире.
Чёрный шар будет спрятан где-то ещё,
но возможно, будут другие встречи, другие открытия.
Повесив голову, я возвращался домой,
не то огорчённый, не то обрадованный - домой,
где не было запаха Персии, но были любительские картины,
акварели, и думал с горечью и удовольствием,
что мне остался только язык, только слова, образы,
только мир.
Перевод с польского А.Базилевского
Одна из причин, по которой люди бросают - или толком не начинают - заниматься творчеством, заключается в давлении абсолюта. Иными словами, зачем я буду продолжать рисовать, если уже очевидно, что из меня не выйдет ни Ван Гога, ни Сезанна? И утешительный голос в голове - ну может, хоть какой завалящий Моне выйдет, - не помогает: нет, либо Ван Гог, либо ничего! Недавно кто-то в комментах к одному из постов написал что, мол, стихи - плохие, и я хотел ответить, что стихи не бывают плохие или хорошие, что они - либо стихи, либо нет, и лишь такой подход вообще позволяет продолжать их писать, избавившись от абсолюта. Приведенные здесь стихи Адама Загаевски совсем не об этом, но лично мне близкие и понятные - у меня с музыкой тоже не задалось, и она всегда «где-то еще», а язык, слова и образы - все это мне «осталось»