(no subject)
По веселому морю летит пароход,
Облака расступились, что мартовский лед,
И зеленая влага поката.
Кирпичом поначищены ручки кают,
И матросы все в белом сидят и поют,
И будить мне не хочется брата.
Ничего не осталось от прожитых дней...
Вижу: к морю купаться ведут лошадей,
Но не знаю заливу названья.
У конюших бока золотые, как рай,
И, играя, кричат пароходу: «Прощай!»
Да и я не скажу «до свиданья».
Не у чайки ли спросишь: «Летишь ты зачем?»
Скоро люди двухлетками станут совсем,
Заводною заскачет лошадка.
Ветер, ветер, летящий, плавучий простор,
Раздувает у брата упрямый вихор,-
И в душе моей пусто и сладко.
Отрывок из «Панорамы с выносками» Михаила Кузмина демонстрирует, что тихую радость лучше всего описывать печальным размером. Матросы в белом, конюхи в золотом, и летящий простор. Прореха в занавесе бытия, через которую видны сверкающие вечные волны и горизонт, сбежавший от любых помех. Точно так, сидя в заснеженном Нью-Йорке и собираясь в Калифорнию, понимаешь, чем был (и является до сих пор) запад для американцев. Определенное состояние души - никаких «до свиданий» и сплошные «прощай», сладкие и пустые…