[крыша]
Чем темнее небо, чем тяжелее набухшие облака, тем громче становятся голоса в моей голове. В руках поселяется мелкая дрожь предвкушения. Все тело звенит, будто натянутая струна. Я иду, жадно глотая воздух. Каждый шаг врезается в землю, сотрясает ее. Мои ноги - одновременно такие легие, как две бамбуковые палочки, и тяжелые, будто закованные в железо. В таким моменты я чувствую, что весь мир подвластен мне, лежит на моей ладони. Ощущение бешеной силы внутри одурманивает, заволакивает глаза дымкой. Дома впереди начинают трескаться и рассыпаться. Цвета становятся ярче.
Я вижу человека, стоящего на краю крыши двенадцатиэтажного дома. На нем черное пальто. Он смотрит вниз, расставив руки в стороны, пытаясь обнять влажный воздух, наклоняется немного и ровной дощечкой падает с крыши. Сердце на мгновение начинает биться быстрее. Я, забыв вдохнуть, смотрю на его черный силуэт. Я совсем не испытываю страха, потому что внутри меня живет странная уверенность, что он непременно полетит. Слишком спокойно, слишком высокомерно смотрел он вниз. Слишком прямой была его спина. Так не смотрят внутрб бездны, готовясь быть поглощенным ею. Так смотрят на вершину перед тем, как ее покорить.
На уровне третьего этажа человек внезапно завис в воздухе. На его лице мелькнула спокойная, довольная улыбка. Небо - от края до края - прошила молния, блеснув бледно-голубым лезвием меж густо-серых облаков. Воздух запах дождем. Человек принял вертикальное положение - будто встал на ноги - и начал медленно подниматься вверх, к крыше.
Я смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Внутри у меня все переворачивалось - где-то заела шестеренка, и теперь весь механизм совершал бессмысленные и беспорядочные движения. У меня тряслись и подгибались ноги. Воздух толчками проходил в легкие. Я давилась воздухом. Давилась криком, застрявшим в горле спицей. Давилась накатывающими рыданиями; тем океаном, что вздыбился позади моих глаз...Эта глыба воды давила на мои глазные яблоки, причиняя нестерпимые муки. Я упала на колени. У меня было такое чувство, будто своими коленями я пробила мокрую плоскость асфальта. Я снова посмотрела на крышу, но там уже никого не было.
Чтобы не выпустить крик, я плотно сжала губы. Но это не помогло - кожа на шее набухла, рев, разорвав горло, вырвался наружу вместе с горячей кровью. Сначала правый, а затем и левый глаз выскочили из глазниц, а за ними бесконечным потоком океан хлынул на холодный утренний асфальт.
Тогда я поняла, что человек, прыгнувший с крыши, не смог бы полететь... Что это я, следя за его падением, стала его полетом, отдав почти всю оставшуюся во мне жизнь.
Я вижу человека, стоящего на краю крыши двенадцатиэтажного дома. На нем черное пальто. Он смотрит вниз, расставив руки в стороны, пытаясь обнять влажный воздух, наклоняется немного и ровной дощечкой падает с крыши. Сердце на мгновение начинает биться быстрее. Я, забыв вдохнуть, смотрю на его черный силуэт. Я совсем не испытываю страха, потому что внутри меня живет странная уверенность, что он непременно полетит. Слишком спокойно, слишком высокомерно смотрел он вниз. Слишком прямой была его спина. Так не смотрят внутрб бездны, готовясь быть поглощенным ею. Так смотрят на вершину перед тем, как ее покорить.
На уровне третьего этажа человек внезапно завис в воздухе. На его лице мелькнула спокойная, довольная улыбка. Небо - от края до края - прошила молния, блеснув бледно-голубым лезвием меж густо-серых облаков. Воздух запах дождем. Человек принял вертикальное положение - будто встал на ноги - и начал медленно подниматься вверх, к крыше.
Я смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Внутри у меня все переворачивалось - где-то заела шестеренка, и теперь весь механизм совершал бессмысленные и беспорядочные движения. У меня тряслись и подгибались ноги. Воздух толчками проходил в легкие. Я давилась воздухом. Давилась криком, застрявшим в горле спицей. Давилась накатывающими рыданиями; тем океаном, что вздыбился позади моих глаз...Эта глыба воды давила на мои глазные яблоки, причиняя нестерпимые муки. Я упала на колени. У меня было такое чувство, будто своими коленями я пробила мокрую плоскость асфальта. Я снова посмотрела на крышу, но там уже никого не было.
Чтобы не выпустить крик, я плотно сжала губы. Но это не помогло - кожа на шее набухла, рев, разорвав горло, вырвался наружу вместе с горячей кровью. Сначала правый, а затем и левый глаз выскочили из глазниц, а за ними бесконечным потоком океан хлынул на холодный утренний асфальт.
Тогда я поняла, что человек, прыгнувший с крыши, не смог бы полететь... Что это я, следя за его падением, стала его полетом, отдав почти всю оставшуюся во мне жизнь.