А есть ли у вас, уважаемые...
...собственноручно написанные посты, которые вам очень нравятся? Которым, возможно, много лет, а может только пять минут? Творение, недостаточно оцененное по вашему мнению, или же достаточно, но хотелось бы еще. Можно даже не один текст!
Хочется узнать вас поближе, разглядеть ваш богатый внутренний мир через призму журнальчиков, маленьких таких кусочков вашей жизни. А то скоро праздники, вы все разбежитесь кто куда, и читать в жж будет нечего. Давайте, время подарков, воспоминаний и итогов! Ссылки я потом добавлю в пост на всеобщее обозрение, хотя кому нужен мой говнопиар :)
Но все же, взаимные комментарии приветствуются.
И да, как же без самолюбования! Френды из реальной жизни этот старый отрывочек видели, но пришла пора ему сюда переселяться. Пост посвящен одному очень хорошему человеку, было и продолжение, но оно уничтожено по ряду причин. Короче.
Он был единственным человеком в мире, который умел летать. С рождения умел. Бывало, он еще в пеленках, а мамка только успевала за ножку схватить, лежит-лежит, смотрит на нее черным маревом, а потом медленно так из кроватки и к люстре. И покачивается как на волнах. Мамка плачет. Что же будет с тобой, Данечка! Сыночек мой! Как же тяжко тебе будет…
Подрос. Все птиц рисовал. А раз как-то зимним утром окошко открыл и прыгнул. С восьмого этажа. Ну и полетел. Лет двенадцать ему было. Летит, руки раскинул как самолет и к небу, а там холодно, тельце детское сковало, руки-ноги свело, и как перышко голубиное вниз. Руки слепые опору в воздухе ищут, сердце секунды отсчитывает, схватился за трос какой-то, сухожилия как струны, быстрый вздох, крепко держится, так что капельки красные из-под ладоней капают. Смотрит, это вышка какая-то. Пальчики сантиметр за сантиметром отмеряют, аккуратно ползет, обнял холодный металл, на самой верхушке стоит, в коленках дрожь, горячая щечка к свае примерзает, ресницы мокрые дрожат, взор на волю просится, а страшно. Отдышался, медленно глаза открывает, и крик в воздух. Весь город под ним. Город замерз. Город-чудище. Отбирает слезки у мальчика и на лету их в стеклышки превращает. А он слышит, как зверь под снегом спит, урчит под землей электричками. И любит он этого зверя. Как бы обнять его, так чтобы разлиться теплыми волнами по жилам-улицам, растопить снег и горячими ручьями туда, к морю? Или с вышки и прямо вниз да насмерть, нате, забирайте, зато последним вздохом весь город в себя. И щемит в груди от громадины этой. Да домой надо. Кое-как по лесенке, надо же, и не далеко улетел-то. Вот и город опять как город, холодно. Ладошками плечи обнял, побежал домой, пока бежал, тапочек потерял. В комнату входит, мамка в халате босая напротив окна открытого стоит и воет так тоненько, протяжно.
Мам, не плачь. Я вернулся.
Ну, всыпала она ему тогда. А потом эта вышка его любимым местом стала. Почти каждый день туда летал. Он тогда не знал, что там облучение.
Учился он плохо. Все в окно смотрел. Думал, вот вырасту и полечу, куда глаза глядят. Весь мир облечу. Учительница к доске вызывает, ругается. Опять, Исаев, ничего не знаешь? А сама в глаза ему смотреть боится, туман из-под ресниц дрожит, заволакивает. И дети его не любили. Да и как его любить-то? Не играет, молчит, а мамка до сих пор из школы встречает, хотя они через два дома живут. Больной он, что ли какой? Сякой его называли, маменькиным сынком. Но не маменькин он был. Ничей. Он летать умел.
Закончил школу. Мамка говорит, в институт, а он смотрит так исподлобья, молчит. Может и институт, но ведь лето же! А летать?
Ночь наступила, ватная такая, душная. Голова болела страшно. Снял он футболку, встал напротив открытого окна, голову склонил, луна лоб поцеловала, окрестила его мужчиной, мускулы силой налила и зовет, любовница. Тут мать заходит, свет включила.
Опять? Куда ты уходишь? Есть ли сын у меня, Даня?
Он оглянулся, блеснул улыбкой и прыгнул. Как всегда. И как всегда мамка в халате на том же месте, где только что стоял он, как символ любви, необъятной и никому не нужной. Бесконечная мама видит сына в небе пятном на луне. Вот и вырос мальчик.
Он был единственным человеком в мире, который умел летать. И он никогда не чувствовал себя одиноким. У него был весь мир.
А это он, и мне пофигу, что вы думаете, красив ли, похож ли...
Простите за качество, обрабатывала не я, но суть ясна: глазааа...
Хочется узнать вас поближе, разглядеть ваш богатый внутренний мир через призму журнальчиков, маленьких таких кусочков вашей жизни. А то скоро праздники, вы все разбежитесь кто куда, и читать в жж будет нечего. Давайте, время подарков, воспоминаний и итогов! Ссылки я потом добавлю в пост на всеобщее обозрение, хотя кому нужен мой говнопиар :)
Но все же, взаимные комментарии приветствуются.
И да, как же без самолюбования! Френды из реальной жизни этот старый отрывочек видели, но пришла пора ему сюда переселяться. Пост посвящен одному очень хорошему человеку, было и продолжение, но оно уничтожено по ряду причин. Короче.
Он был единственным человеком в мире, который умел летать. С рождения умел. Бывало, он еще в пеленках, а мамка только успевала за ножку схватить, лежит-лежит, смотрит на нее черным маревом, а потом медленно так из кроватки и к люстре. И покачивается как на волнах. Мамка плачет. Что же будет с тобой, Данечка! Сыночек мой! Как же тяжко тебе будет…
Подрос. Все птиц рисовал. А раз как-то зимним утром окошко открыл и прыгнул. С восьмого этажа. Ну и полетел. Лет двенадцать ему было. Летит, руки раскинул как самолет и к небу, а там холодно, тельце детское сковало, руки-ноги свело, и как перышко голубиное вниз. Руки слепые опору в воздухе ищут, сердце секунды отсчитывает, схватился за трос какой-то, сухожилия как струны, быстрый вздох, крепко держится, так что капельки красные из-под ладоней капают. Смотрит, это вышка какая-то. Пальчики сантиметр за сантиметром отмеряют, аккуратно ползет, обнял холодный металл, на самой верхушке стоит, в коленках дрожь, горячая щечка к свае примерзает, ресницы мокрые дрожат, взор на волю просится, а страшно. Отдышался, медленно глаза открывает, и крик в воздух. Весь город под ним. Город замерз. Город-чудище. Отбирает слезки у мальчика и на лету их в стеклышки превращает. А он слышит, как зверь под снегом спит, урчит под землей электричками. И любит он этого зверя. Как бы обнять его, так чтобы разлиться теплыми волнами по жилам-улицам, растопить снег и горячими ручьями туда, к морю? Или с вышки и прямо вниз да насмерть, нате, забирайте, зато последним вздохом весь город в себя. И щемит в груди от громадины этой. Да домой надо. Кое-как по лесенке, надо же, и не далеко улетел-то. Вот и город опять как город, холодно. Ладошками плечи обнял, побежал домой, пока бежал, тапочек потерял. В комнату входит, мамка в халате босая напротив окна открытого стоит и воет так тоненько, протяжно.
Мам, не плачь. Я вернулся.
Ну, всыпала она ему тогда. А потом эта вышка его любимым местом стала. Почти каждый день туда летал. Он тогда не знал, что там облучение.
Учился он плохо. Все в окно смотрел. Думал, вот вырасту и полечу, куда глаза глядят. Весь мир облечу. Учительница к доске вызывает, ругается. Опять, Исаев, ничего не знаешь? А сама в глаза ему смотреть боится, туман из-под ресниц дрожит, заволакивает. И дети его не любили. Да и как его любить-то? Не играет, молчит, а мамка до сих пор из школы встречает, хотя они через два дома живут. Больной он, что ли какой? Сякой его называли, маменькиным сынком. Но не маменькин он был. Ничей. Он летать умел.
Закончил школу. Мамка говорит, в институт, а он смотрит так исподлобья, молчит. Может и институт, но ведь лето же! А летать?
Ночь наступила, ватная такая, душная. Голова болела страшно. Снял он футболку, встал напротив открытого окна, голову склонил, луна лоб поцеловала, окрестила его мужчиной, мускулы силой налила и зовет, любовница. Тут мать заходит, свет включила.
Опять? Куда ты уходишь? Есть ли сын у меня, Даня?
Он оглянулся, блеснул улыбкой и прыгнул. Как всегда. И как всегда мамка в халате на том же месте, где только что стоял он, как символ любви, необъятной и никому не нужной. Бесконечная мама видит сына в небе пятном на луне. Вот и вырос мальчик.
Он был единственным человеком в мире, который умел летать. И он никогда не чувствовал себя одиноким. У него был весь мир.
А это он, и мне пофигу, что вы думаете, красив ли, похож ли...
Простите за качество, обрабатывала не я, но суть ясна: глазааа...