Smoke on the Moscow, fire in the forest…
Леса горят по всей стране, и в Московской области тоже. А у нас еще и торфяники. Тоже горят. Поэтому теперь в столице смог. Ощущение, что город, неожиданно для самого себя, и уж тем более для своих многочисленных жителей, переместился куда-то в высокогорную местность, где повсеместно и постоянно разлитый в воздухе туман - самое обычное дело.
Густая белая пелена заволокла все площади и проспекты, улицы и переулки, набережные и проходные дворы. Город совершенно преобразился - он уже не похож на ту современную, яркую, деловую, всегда бегущую Москву… Дым крадет у высотных зданий их высоту. Бесконечные московские проспекты теряют в дыму свои километры, постепенно скрываясь в туманной перспективе. Иногда не видно выходов из подземных переходов. Кажется, что люди, выходящие на поверхность, появляются из ниоткуда, будто сам город испускает их из чрева своего.
Дым, способный проникать везде и всюду, ощутимо сжимает огромные расстояния города. Столица стала какой-то очень уютной, но совсем не тесной - люди просто исчезают в молочной дымке вместе с улицами. Москва теперь похожа на маленький провинциальный городок с невысокими зданиями и немногочисленными жителями.
Фонари и фары, горящие рекламы и окна - свет их теплыми пятнами расплывается в дымном тумане. Пространство становится мягким и почти реально ощутимым. Неподвижная и плотная белая завеса замедляет все движения - люди и машины двигаются так неторопливо и плавно, будто пытаются переплыть туман. Растерянными ежиками они спешат домой, теряясь в давно знакомых районах, а ныне причудливых декорациях, занавешенных дымкой.
Оказавшись в окрестностях старого города, - в переулочках Арбата или на мощеной мостовой Кузнецкого моста, невольно начинаешь озираться вокруг в поисках подтверждения, что ты все еще в 21 веке, а не переместился таинственным образом куда-то в прошлое. Древние здания, потревоженные туманом, вновь оживают, - в неясной полумгле они смотрятся более настоящими, чем их современные собратья. Булыжники мостовой тяжело вздыхают, вспоминая тяжелые сапоги военных и женские деревянные каблуки. Рекламы и витрины магазинов, сглаженные дымкой, меняют очертания букв и товаров. И вот уже вместо изображения бытовой техники на щите, подвешенном над улицей, проступает затейливая старославянская вязь «Швейные принадлежности мануфактуры господина Ложкина», а вместо магазина нижнего белья в расплывающемся свете фонарей можно углядеть гостеприимно раскрытые двери «Салона готового платья для дам и девиц».
Сбитый с толку мозг взирает на изменившийся город в недоумении - он, приученный мыслить рационалистически, пытается найти подходящие определения тому, что видит, пытается сравнить и уложить увиденное в какую-то систему. Но почему-то из неведомых глубин памяти, всплывают совсем не те образы, которые он мог бы принять даже за рабочую гипотезу. И приходится ему отступиться, и полагаясь исключительно на правое полушарие, которому уж точно не требуются никакие объяснения и никакая система, воспринимать эти ирреальные виды просто так, как они есть.
Увы, увы… Но задерживаться больше нельзя, нужно скорее выныривать с улиц города, таких необычных и даже загадочных сегодня, - смог это не только чудесный преобразователь пространства, но еще и гарь, и углекислый газ, дышать которыми и опасно, и неприятно. Так что бегом домой, и, может быть, где-нибудь по дороге, - ну, например, вот за тем перекрестком, вернее, там, где должен быть перекресток, которого пока не видно, - мне повезет, и я встречу Лошадь!