Про местных и местечковых пророков!
Вынужден замолвить слово о местных местечковых пророках - они уже все про Украину напророчили 90 лет назад. Скучно жить в этих Укрианах - уже все про будущее известно! Опять автор ЖЖет стихом, но как гениально! Особую забавность этой поэзии передают уходящий китайский год Белого/Металлического Быка:
Дон Аминадо
Про белого бычка
Мы будем каяться пятнадцать лет подряд
С остервенением. С упорным сладострастьем.
Мы разведем такой чернильный яд
И будем льстить с таким подобострастьем
Державному Хозяину Земли,
Как говорит крылатое реченье,
Что нас самих, распластанных в пыли,
Стошнит и даже вырвет в заключенье.
Мы станем чистить, строить и тесать.
И сыпать рожь в прохладный зев амбаров.
Славянской вязью вывески писать
И вожделеть кипящих самоваров.
Мы будем ненавидеть Кременчуг
За то, что в нем не собиралось вече.
Нам станет чужд и неприятен юг
За южные неправильности речи.
Зато какой-нибудь Валдай или Торжок
Внушат немалые восторги драматургам.
И умилит нас каждый пирожок
В Клину, между Москвой и Петербургом.
Так протекут и так пройдут года:
Корявый зуб поддерживает пломба.
Наступит мир. И только иногда
Взорвется освежающая бомба.
Потом опять увязнет ноготок.
И станет скучен самовар московский.
И лихача, ватрушку и Восток
Нежданно выбранит Димитрий Мережковский.
Потом… О, Господи, Ты только вездесущ
И волен надо всем преображеньем!
Но, чую, вновь от беловежских пущ
Пойдет начало с прежним продолженьем.
И вкруг оси опишет новый круг
История, бездарная, как бублик.
И вновь по линии Вапнярка - Кременчуг
Возникнет до семнадцати республик.
И чье-то право обрести в борьбе
Конгресс Труда попробует в Одессе.
Тогда, о, Господи, возьми меня к Себе,
Чтоб мне не быть на трудовом конгрессе!
1920, Одесса
Об авторе (отсюда первое, что нагуглил: http://www.judaica.kiev.ua/eg9/eg929.htm):
Аминад(ав) Петрович (Пейсахович) Шполянский (1888-1957) родился в Елисаветграде Херсонской губернии. Там прошло его детство и гимназические годы. Как он вспоминал о своей «маленькой родине» много лет спустя: «Держался город на трех китах: Вокзал. Тюрьма. Женская гимназия. Шестое чувство, которым обладал только уезд, было чувство железной дороги».
В 1914 году Шполянский был мобилизован и отправлен на фронт солдатом. В том же году вышла его первая книга стихов «Песни войны». Книга, выдержавшая два издания (второе в 1915 году), была все же некоей неудачей, не только эстетической. В ней патриотическая риторика того времени, книжная эмблематика войны заглушает личный голос поэта. Но в этом пробивающемся голосе уже слышны многие интонации будущего Дон-Аминадо: «Грохочут в ночи и летят поезда - И рельсы охвачены дрожью...». Ужас перед войной и человеческими страданиями, сочувствие к врагу, попавшему на войну «по воле / Чьей-то злой и разнузданной силы» - все это позже разовьется в тему маленького простого человека, заброшенного в катастрофическую историю ХХ века, в «мельницу богов».
«Весна семнадцатого года», вторая книга Дон-Аминадо, - политический памфлет. Это аллегорическая пьеса о четырех монархах, низложенных своими народами: Абдуле-Гамиде, Магомеде-Али, Мануэле Португальском и Людовике XIV. Гений Весны - еще один участник пьесы, олицетворение «Вечного Возрождения», революционных надежд и веры в новые времена.
Но за весной пришла осень семнадцатого года и закончился как краткий сценический успех пьесы, так и краткий период русской демократии. В Москве и Петербурге уже отчетливо ощущались задачи новой власти - умирала свободная демократическая пресса, сатирические издания появлялись и исчезали, меняли названия, пытаясь уйти от цензуры.
В 1918 году за «буржуазность» был закрыт демократический журнал «Новый Сатирикон», который именно эту «буржуазность» и высмеивал. Работать стало негде, да и голод был не за горами. А в Киеве - политическая оперетка, пирожные и почти свободная пресса...
Аминад Петрович Шполянский получил у московского городского комиссара по иностранным делам В.М.Фриче разрешение на выезд заграницу. Этой ближайшей заграницей была Украина. Киев с середины весны по декабрь 1918 года - город культурного курьеза. Бегство от большевиков и голода обернулось тем, что обе столицы - и Москва, и Петроград - вдруг одновременно оказались в Киеве, образовав, тем самым, совсем иное пространство. Дон-Аминадо писал: «Киев нельзя было узнать. Со времени половцев и печенегов не запомнит древний город такого набега, нашествия, многолюдства» (Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. М., 1994. С. 637).
Тэффи вспоминала, что, когда она осенью 1918 года приехала в Киев, ее встретил «один из сотрудников бывшего «Русского Слова» целым потоком новостей: «Что здесь делается! <…> Город сошел с ума! Разверните газеты - лучшие столичные газеты - лучшие столичные имена! В театрах - лучшие артистические силы. Здесь «Летучая мышь», здесь Собинов <…> Здесь жизнь бьет ключом... Открываются все новые «уголки» и «кружки». На днях приезжает Евреинов. Можно будет открыть Театр новых форм. Необходима также «Бродячая собака». Это уже вполне назревшая и осмысленная необходимость». (Тэффи. Ностальгия. Рассказы. Воспоминания. Л., 1989. С.332). В этой пестрой толпе оказались и петербургские сатириконцы, тут же осознавшие необычайную культурную насыщенность Киева того времени и обыгравшие эту тему в своих фельетонах. В киевской газетке «Вечер» появляются фельетоны Михаила Кольцова (брат карикатуриста Бориса Ефимова) и Дон-Аминадо. Один фельетон Кольцова назывался «Пушкин в Киеве»: «Прибывший на днях в Киев беллетрист А.С.Пушкин в беседе с нашим сотрудником сообщил много потрясающих фактов из жизни литераторов в Советской России», - писал Кольцов. В Киеве в ту пору собрались все, включая Пушкина. В фельетоне Дон-Аминадо «Россия в бегах» в Киев попадают герои хрестоматийных произведений: разорившийся Онегин, разочаровавшийся Чацкий, сплетничающие Бобчинский и Добчинский и многие другие: «Не знаю, в каком именно державном поезде (кажется, что этот поезд пришел все-таки на первый путь. - К.П.), но все они прибыли на Украину. Во всяком случае, почти ежедневно, то там, то здесь, мелькают их с детства дорогие, запечатленные в памяти черты. Недаром Киев стал городом неожиданных встреч, и если еще чему-либо удивляешься, то не столько самим встречам, сколько тем превратностям судьбы, какие постигли всех этих героев и героинь, уходящих в вечность старой русской жизни» (там же).
В Киеве сатириконцы предприняли попытку издания газеты «Чертова перечница», начатой в Петрограде сразу после закрытия «Нового Сатирикона». Киевскую газетку выпускали сатириконцы почти в полном составе: А.Аверченко, Арк.Бухов, Вл.Воинов, Евг.Венский, А.С.Грин, А.И.Куприн, Вилли, Викт. Финк, Лоло (Мунштейн Л.Г.), Дон-Аминадо и многие другие. Редактором был Василевский (Не-Буква). Дон-Аминадо вспоминал, что еженедельный листок «Чертова перечница» пользовался «...наибольшим успехом на галерке и бельэтаже... Листок официально-юмористический, неофициально - центр коллективного помешательства. Все неожиданно, хлестко, нахально, бесцеремонно. Имен нет, одни псевдонимы, и то, выдуманные в один миг, тут же на месте» (Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. М., 1994. С. 637). Газетка высмеивала тогдашние порядки, вернее беспорядки, нарастающий хаос жизни, всех левых и правых, а также умеренных; осмеивались даже газетная структура и цена газеты. Дон-Аминадо в краткий киевский период публиковался в газетах «Утро», «Вечер», «Киевская мысль», «Свободные мысли» и др., где стихотворения, как правило, подписывал псевдонимом Дон-Аминадо, а политические фельетоны в прозе - чаще всего своей фамилией Шполянский.
Возможно, что именно его фамилией наделил одного из персонажей «Белой гвардии» Михаил Булгаков. Считается, что в 1918 году Булгаков был далек от литературных кругов. Но это не исключает того, что он был прилежным читателем. Михаил Семенович Шполянский (герой «Белой гвардии») - еще не полностью проявленный, но уже функциональный типаж практически всех произведений Булгакова. В «Мастере и Маргарите» этот типаж воплотится в Воланда. Михаил Семенович Шполянский скрыто влияет на судьбу Турбиных и Города, провоцируя трагические события. Сатириконская «Чертова перечница» под прозрачным псевдонимом «Чертовой куклы» оказывается в доме Турбиных. «Талантливы, мерзавцы, ничего не поделаешь», - так безлично-собирательно оценивают в доме Турбиных авторов газетки. В этом определении заложено то, о чем говорил Мандельштам в своих кратких размышлениях о явлении «Сатирикона»: «мерзавцы» - это люди дошедшие до края, их удел - тотальный смех вплоть до откровенного цинизма. От провокационного смеха сатириконцев до «провокатора» «Белой гвардии» Михаила Шполянского - один шаг.
Киевский период закончился также резко, как начался - бегством на юг, в Одессу. Фантастичность одесского пространства сглаживалась разве что за счет обычного южно-курортного колорита. Пребывание в этом городе Дон-Аминадо не трудно опять же проследить по газетам. С августа 1919 по январь 1920 года он публиковался в «Южном слове» и в «Современном слове» (в последнем под псевдонимом Дон). В газете сотрудничали как одесситы - Эдуард Багрицкий, Леонид Гроссман, так и «проезжие» Алексей Толстой, Иван Бунин, Овсяннико-Куликовский. Дон-Аминадо принимал участие в деятельности легендарного одесского Литературно-Артистического объединения. Вместе с большой группой литераторов и ученых на корабле «Дюмон д’Юрвиль» Шполянский навсегда покинул родину. Он вспоминал, что на корабле кто-то предложил завести журнал и всем ответить на один и тот же вопрос: «Когда мы вернемся в Россию?» Ответы были самые оптимистические, и лишь один «был прозорливее других...»:
Дон Аминадо
Про белого бычка
Мы будем каяться пятнадцать лет подряд
С остервенением. С упорным сладострастьем.
Мы разведем такой чернильный яд
И будем льстить с таким подобострастьем
Державному Хозяину Земли,
Как говорит крылатое реченье,
Что нас самих, распластанных в пыли,
Стошнит и даже вырвет в заключенье.
Мы станем чистить, строить и тесать.
И сыпать рожь в прохладный зев амбаров.
Славянской вязью вывески писать
И вожделеть кипящих самоваров.
Мы будем ненавидеть Кременчуг
За то, что в нем не собиралось вече.
Нам станет чужд и неприятен юг
За южные неправильности речи.
Зато какой-нибудь Валдай или Торжок
Внушат немалые восторги драматургам.
И умилит нас каждый пирожок
В Клину, между Москвой и Петербургом.
Так протекут и так пройдут года:
Корявый зуб поддерживает пломба.
Наступит мир. И только иногда
Взорвется освежающая бомба.
Потом опять увязнет ноготок.
И станет скучен самовар московский.
И лихача, ватрушку и Восток
Нежданно выбранит Димитрий Мережковский.
Потом… О, Господи, Ты только вездесущ
И волен надо всем преображеньем!
Но, чую, вновь от беловежских пущ
Пойдет начало с прежним продолженьем.
И вкруг оси опишет новый круг
История, бездарная, как бублик.
И вновь по линии Вапнярка - Кременчуг
Возникнет до семнадцати республик.
И чье-то право обрести в борьбе
Конгресс Труда попробует в Одессе.
Тогда, о, Господи, возьми меня к Себе,
Чтоб мне не быть на трудовом конгрессе!
1920, Одесса
Об авторе (отсюда первое, что нагуглил: http://www.judaica.kiev.ua/eg9/eg929.htm):
Аминад(ав) Петрович (Пейсахович) Шполянский (1888-1957) родился в Елисаветграде Херсонской губернии. Там прошло его детство и гимназические годы. Как он вспоминал о своей «маленькой родине» много лет спустя: «Держался город на трех китах: Вокзал. Тюрьма. Женская гимназия. Шестое чувство, которым обладал только уезд, было чувство железной дороги».
В 1914 году Шполянский был мобилизован и отправлен на фронт солдатом. В том же году вышла его первая книга стихов «Песни войны». Книга, выдержавшая два издания (второе в 1915 году), была все же некоей неудачей, не только эстетической. В ней патриотическая риторика того времени, книжная эмблематика войны заглушает личный голос поэта. Но в этом пробивающемся голосе уже слышны многие интонации будущего Дон-Аминадо: «Грохочут в ночи и летят поезда - И рельсы охвачены дрожью...». Ужас перед войной и человеческими страданиями, сочувствие к врагу, попавшему на войну «по воле / Чьей-то злой и разнузданной силы» - все это позже разовьется в тему маленького простого человека, заброшенного в катастрофическую историю ХХ века, в «мельницу богов».
«Весна семнадцатого года», вторая книга Дон-Аминадо, - политический памфлет. Это аллегорическая пьеса о четырех монархах, низложенных своими народами: Абдуле-Гамиде, Магомеде-Али, Мануэле Португальском и Людовике XIV. Гений Весны - еще один участник пьесы, олицетворение «Вечного Возрождения», революционных надежд и веры в новые времена.
Но за весной пришла осень семнадцатого года и закончился как краткий сценический успех пьесы, так и краткий период русской демократии. В Москве и Петербурге уже отчетливо ощущались задачи новой власти - умирала свободная демократическая пресса, сатирические издания появлялись и исчезали, меняли названия, пытаясь уйти от цензуры.
В 1918 году за «буржуазность» был закрыт демократический журнал «Новый Сатирикон», который именно эту «буржуазность» и высмеивал. Работать стало негде, да и голод был не за горами. А в Киеве - политическая оперетка, пирожные и почти свободная пресса...
Аминад Петрович Шполянский получил у московского городского комиссара по иностранным делам В.М.Фриче разрешение на выезд заграницу. Этой ближайшей заграницей была Украина. Киев с середины весны по декабрь 1918 года - город культурного курьеза. Бегство от большевиков и голода обернулось тем, что обе столицы - и Москва, и Петроград - вдруг одновременно оказались в Киеве, образовав, тем самым, совсем иное пространство. Дон-Аминадо писал: «Киев нельзя было узнать. Со времени половцев и печенегов не запомнит древний город такого набега, нашествия, многолюдства» (Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. М., 1994. С. 637).
Тэффи вспоминала, что, когда она осенью 1918 года приехала в Киев, ее встретил «один из сотрудников бывшего «Русского Слова» целым потоком новостей: «Что здесь делается! <…> Город сошел с ума! Разверните газеты - лучшие столичные газеты - лучшие столичные имена! В театрах - лучшие артистические силы. Здесь «Летучая мышь», здесь Собинов <…> Здесь жизнь бьет ключом... Открываются все новые «уголки» и «кружки». На днях приезжает Евреинов. Можно будет открыть Театр новых форм. Необходима также «Бродячая собака». Это уже вполне назревшая и осмысленная необходимость». (Тэффи. Ностальгия. Рассказы. Воспоминания. Л., 1989. С.332). В этой пестрой толпе оказались и петербургские сатириконцы, тут же осознавшие необычайную культурную насыщенность Киева того времени и обыгравшие эту тему в своих фельетонах. В киевской газетке «Вечер» появляются фельетоны Михаила Кольцова (брат карикатуриста Бориса Ефимова) и Дон-Аминадо. Один фельетон Кольцова назывался «Пушкин в Киеве»: «Прибывший на днях в Киев беллетрист А.С.Пушкин в беседе с нашим сотрудником сообщил много потрясающих фактов из жизни литераторов в Советской России», - писал Кольцов. В Киеве в ту пору собрались все, включая Пушкина. В фельетоне Дон-Аминадо «Россия в бегах» в Киев попадают герои хрестоматийных произведений: разорившийся Онегин, разочаровавшийся Чацкий, сплетничающие Бобчинский и Добчинский и многие другие: «Не знаю, в каком именно державном поезде (кажется, что этот поезд пришел все-таки на первый путь. - К.П.), но все они прибыли на Украину. Во всяком случае, почти ежедневно, то там, то здесь, мелькают их с детства дорогие, запечатленные в памяти черты. Недаром Киев стал городом неожиданных встреч, и если еще чему-либо удивляешься, то не столько самим встречам, сколько тем превратностям судьбы, какие постигли всех этих героев и героинь, уходящих в вечность старой русской жизни» (там же).
В Киеве сатириконцы предприняли попытку издания газеты «Чертова перечница», начатой в Петрограде сразу после закрытия «Нового Сатирикона». Киевскую газетку выпускали сатириконцы почти в полном составе: А.Аверченко, Арк.Бухов, Вл.Воинов, Евг.Венский, А.С.Грин, А.И.Куприн, Вилли, Викт. Финк, Лоло (Мунштейн Л.Г.), Дон-Аминадо и многие другие. Редактором был Василевский (Не-Буква). Дон-Аминадо вспоминал, что еженедельный листок «Чертова перечница» пользовался «...наибольшим успехом на галерке и бельэтаже... Листок официально-юмористический, неофициально - центр коллективного помешательства. Все неожиданно, хлестко, нахально, бесцеремонно. Имен нет, одни псевдонимы, и то, выдуманные в один миг, тут же на месте» (Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь. М., 1994. С. 637). Газетка высмеивала тогдашние порядки, вернее беспорядки, нарастающий хаос жизни, всех левых и правых, а также умеренных; осмеивались даже газетная структура и цена газеты. Дон-Аминадо в краткий киевский период публиковался в газетах «Утро», «Вечер», «Киевская мысль», «Свободные мысли» и др., где стихотворения, как правило, подписывал псевдонимом Дон-Аминадо, а политические фельетоны в прозе - чаще всего своей фамилией Шполянский.
Возможно, что именно его фамилией наделил одного из персонажей «Белой гвардии» Михаил Булгаков. Считается, что в 1918 году Булгаков был далек от литературных кругов. Но это не исключает того, что он был прилежным читателем. Михаил Семенович Шполянский (герой «Белой гвардии») - еще не полностью проявленный, но уже функциональный типаж практически всех произведений Булгакова. В «Мастере и Маргарите» этот типаж воплотится в Воланда. Михаил Семенович Шполянский скрыто влияет на судьбу Турбиных и Города, провоцируя трагические события. Сатириконская «Чертова перечница» под прозрачным псевдонимом «Чертовой куклы» оказывается в доме Турбиных. «Талантливы, мерзавцы, ничего не поделаешь», - так безлично-собирательно оценивают в доме Турбиных авторов газетки. В этом определении заложено то, о чем говорил Мандельштам в своих кратких размышлениях о явлении «Сатирикона»: «мерзавцы» - это люди дошедшие до края, их удел - тотальный смех вплоть до откровенного цинизма. От провокационного смеха сатириконцев до «провокатора» «Белой гвардии» Михаила Шполянского - один шаг.
Киевский период закончился также резко, как начался - бегством на юг, в Одессу. Фантастичность одесского пространства сглаживалась разве что за счет обычного южно-курортного колорита. Пребывание в этом городе Дон-Аминадо не трудно опять же проследить по газетам. С августа 1919 по январь 1920 года он публиковался в «Южном слове» и в «Современном слове» (в последнем под псевдонимом Дон). В газете сотрудничали как одесситы - Эдуард Багрицкий, Леонид Гроссман, так и «проезжие» Алексей Толстой, Иван Бунин, Овсяннико-Куликовский. Дон-Аминадо принимал участие в деятельности легендарного одесского Литературно-Артистического объединения. Вместе с большой группой литераторов и ученых на корабле «Дюмон д’Юрвиль» Шполянский навсегда покинул родину. Он вспоминал, что на корабле кто-то предложил завести журнал и всем ответить на один и тот же вопрос: «Когда мы вернемся в Россию?» Ответы были самые оптимистические, и лишь один «был прозорливее других...»: