Про одну фотографию
Вот наша палата, номер два. Я сделал эту фотографию накануне выписки, когда мне уже вернули телефон. Когда количество имеющихся у нас телефонов достигло Руслан отрезал у единственной имевшейся у нас зарядки - для "Самсунгов" - полпровода и подключал ее напрямую к контактам любого мобильника. Так мы обходились одним универсальным и таким необходимым гаджетом на всех.
Человек на койке - Седой, художник. Его с белой горячкой привезли прямо с Садовой, где он рисует портреты и шаржи прохожих и там же пропивает заработанное. Одежды на нем не было никакой, не считая трусов, их вид угнетал, им он терроризировал нас все три дня, пока не вышел на свободу в чужих вещах, которые ему с трудом подобрали по размеру на складе. Однажды к нему приехала дочь с подругой, отдать запасные ключи от квартиры. Больше она ничего не передала, брезгливо морщилась и отводила глаза, стараясь убежать побыстрее. Он все спрашивал, не звонил ли он ей в тот вечер, не говорил ли, где и с кем он пьет. Она цедила "нет" сквозь зубы, подруга стояла, как проклятая душа, чуть в стороне и изучала аккуратную белую покраску потолка из-под модно постриженной челки. Визит длился семь минут. Или шесть.
Телевизор показывает ТВ-3, как всегда. Каждый вечер по этому каналу новый документальный фильм про то, как мы умрем. Черные дыры, радиация, парниковый эффект, бытовые отходы, наводнения, вулканы, лавины, пожары, пришельцы, мутанты, - ассортимент не скудеет и не повторяется. Над большой железной дверью табличка "Выход", но это ложь. Выйти через нее нельзя, по крайней мере, нам. Через нее завозят кровати с новенькими, еду, оборудование и капельницы. Другая дверь, основная, сейчас открыта, но это тоже ложь. Ее всегда закрывают снаружи, так что, даже если к тебе придет кто-нибудь, для того, чтобы выйти, ему придется долго долбить кулаком ее жирный залапанный пластик. Иногда пять минут, иногда десять, иногда больше. Иногда при этом за вашей спиной стоит родственник очередного обделавшегося лежачего с ведром, чтобы вынести его в коридор. Ведро покачивается в руках, вы стучите, за прозрачной дверью по коридору по своим делам ходят дежурные медсестры и врачи, изредка поглядывая на вас, как на надоевших аквариумных рыб. Скажите честно, вы бы захотели после такого повторить свидание?
На переднем плане мое лицо. Теперь вы точно знаете, что я там был. У меня отросла борода: бритвы в палате запрещены, зеркал тоже нет, ни одной отражающей поверхности вообще. Чтобы вспомнить, как я выгляжу, я смотрелся в компакт-диск Руслана - "Все альбомы Ноггано", то, что я там видел, мне не очень нравилось. Наверное, тогда я заставил себя полюбить себя любым, даже таким. Может быть, ради этого и стоило все затевать, не знаю.
Слева в кадр попал один костыль Артура. Когда он в очередной раз сел за руль под метадоном, бог перестал его любить и кинул в аварию на Старо-Невском. Раздробленные кости плохо срастаются, когда пять лет своей жизни ты посвятил героину, а метадону, по большой любви, еще семь. Уже на костылях, выйдя из больницы, он поехал в Гатчину к старым друзьям, те уговорили его взять спидов - "на всю компанию". Заодно всей компанией продали чей-то телефон, найденный в чьей-то сумке, обнаруженной в чьих-то руках. Спиды оказались грязными, нюхать у всей компании было не принято и постыдно, когда после кипячения в ложках оказались какие-то голимые сопли, это никого не остановило, но только Артур додумался ставиться этой бодягой в пах, - больше вен нигде уже не было, ушли к другому. Дальше все просто и очень быстро, как и положено на скоростях - сепсис, гной фонтаном, температура 41, костыли кажутся штангами, сожженные метадоном ноги не хотят идти, вся компания куда-то пропадает, хозяин орет: "Уебывай отсюда, я "скорую" на дом вызывать не стану, за ней мусора приедут, пиздуй на улицу, вызывай оттуда, сейчас мои домой вернутся, выебут и тебя, и меня!", шрамы от старых язв болят и чешутся от вонючего липкого пота, как будто черти их лижут, и кажется, что одна нога короче другой не на 15 сантиметров, а чуть ли не вдвое, и пальцы на руках распухли так, что похожи на копыта, и движутся примерно так же. Ощущать себя шестиногим бесом, охромевшим ровно наполовину, - это, наверное, не то ощущение, о котором хочется написать в дневник или на новогодней открытке. Если вспомнить, что посылать эту открытку некому, - все друзья или умерли, или сидят, или уже успели тебя обокрасть, или ты уже успел - их, станет еще скучнее. Удивительно, но он остался и живых, и даже поправился, в чем убедился следователь, забегавший к нам в палату.
- Бруев? Артур, я следователь...
- По сейфу?
- Нет, я по...
- По телефонам?
- Нет, по...
- По грабежам? Так там же вроде кончилось уже, закрыли всех?
- Нет, я по аварии, надо время уточнить, вот здесь прочитай и подпиши, если согласен.
- Я так подпишу, не читая. Мне похуй уже.