Ноябрь 2007
Есть такое время с утра, когда только успел открыть глаза, но еще не вспомнил, что вчера угнали машину, накануне затопил соседей, да и вовсе - понедельник. В эти секунды в блаженстве и неге перебираешь носом счастливый воздух, а на душе поют разноцветные птицы. Жаль, моменты эти недолги.
[Spoiler (click to open)]Каждое утро я просыпаюсь с вопросом: а отжал ли кто-нибудь паузу на моем стареньком магнитофоне. Мне кажется, если я проснусь и будет играть музыка, то жизнь пойдет совсем иначе. И вовсе не монотонным белым шумом, а в волшебном сказочном ритме. Вы верите в сказки или уже смирились? Глинтвейн под клетчатыми пледами, свежеиспеченные ватрушки. И почему-то хочется сказать "ёлка", но пусть это будут картонные сердечки - Валентин-то еще впереди.
Музыка разрешает жить. Шагами по улице в темпе вальса и сальсы, с пением глубоко в гортани, сбивчивым дыханием, неслышным из-за ультрамодных наушников. Я иду и танцую. Я иду и говорю: спасибо, что отжал паузу. С песней жить веселей. Нам песня не только строить, а жить помогает.
От вопля младенца до звуков траурного марша мы внушаем себе семью нотами - живем! Вы верите в истинную природу кинематографических творений или уже смирились? И вот тогда как Робертс и Джоли, Милла и Марсия Кросс я танцую под Монго Бонго, Притти вумен и Ливинг май релиджн. И я живу где-то на си-бемоль. И я пою как ре-мажор.
Мы с Богом сидели у реки на камнях. И я просила его о вероятности. Я говорила: Боже, я знаю, что надо просить смирения. И все к лучшему. Но я прошу - сделай так, чтобы случилось по-моему. И еще прошу - пусть это не позволит мне ничего потерять.
Бог улыбался и курил. А я продолжала: Пусть всё будет, а нам за это ничего не будет.
Бог смеялся и пыхал сигаретой. А я думала: хорошо быть Богом - можно курить и не бояться рака и инфаркта. И говорила вслух: Разреши мне это без последствий.
И Бог тряс меня за плечо и выкрикивал: Ты хочешь курить безнаказанно? Кури. Ты помрешь не от этого.
Я отвечала: Верно. Я помру от разочарования, если ты не поможешь мне. Пусть случится, но после ничего плохого не станет.
И Бог говорил: А вдруг и чего-то хорошего не появится?
Я возражала: У меня всё есть. Кроме одной вероятности.
И я плакала ему в плечо своей мечтой о близнецах. И кофточке с оборками на груди и расклешенной от ребер. И о клетчатых пледах. И глинтвейне в этот жуткий мороз.
А Бог смеялся и дразнил меня: не дам. Как взрослые играют с малышом, заставляя его паясничать за конфету. И всем весело. Все знают, что в конце игры "Мишка на севере" попадет в младенческий рот.
И вдруг папа рявкает: нет. Мама шикает: ясно сказала же никаких конфет. Бог говорит: не клянчи, это выглядит жалко.
И Бог говорит: Хватит ждать. Пойди и включи свой чертов магнитофон сама. Включи, пока в нем не перегорели предохранители.
И меня сжимает от страха тотального одиночества. Потому как с этой музыкой из шипящих динамиков танцевать не для кого. Вы верите в Робинзона Крузо или ищите свою Пятницу?
И тогда я надеваю наушники, слушая "Шоу маст гоу он" на репите. Снова и снова, повторяя, подпевая и игнорируя Меркюри. Я прошу: Боже, сделай так, чтобы я в Тебя верила. Сделай так, чтобы я не смирилась.
А Бог добродушно смеется. И протягивает мне пачку сигарет.
[Spoiler (click to open)]Каждое утро я просыпаюсь с вопросом: а отжал ли кто-нибудь паузу на моем стареньком магнитофоне. Мне кажется, если я проснусь и будет играть музыка, то жизнь пойдет совсем иначе. И вовсе не монотонным белым шумом, а в волшебном сказочном ритме. Вы верите в сказки или уже смирились? Глинтвейн под клетчатыми пледами, свежеиспеченные ватрушки. И почему-то хочется сказать "ёлка", но пусть это будут картонные сердечки - Валентин-то еще впереди.
Музыка разрешает жить. Шагами по улице в темпе вальса и сальсы, с пением глубоко в гортани, сбивчивым дыханием, неслышным из-за ультрамодных наушников. Я иду и танцую. Я иду и говорю: спасибо, что отжал паузу. С песней жить веселей. Нам песня не только строить, а жить помогает.
От вопля младенца до звуков траурного марша мы внушаем себе семью нотами - живем! Вы верите в истинную природу кинематографических творений или уже смирились? И вот тогда как Робертс и Джоли, Милла и Марсия Кросс я танцую под Монго Бонго, Притти вумен и Ливинг май релиджн. И я живу где-то на си-бемоль. И я пою как ре-мажор.
Мы с Богом сидели у реки на камнях. И я просила его о вероятности. Я говорила: Боже, я знаю, что надо просить смирения. И все к лучшему. Но я прошу - сделай так, чтобы случилось по-моему. И еще прошу - пусть это не позволит мне ничего потерять.
Бог улыбался и курил. А я продолжала: Пусть всё будет, а нам за это ничего не будет.
Бог смеялся и пыхал сигаретой. А я думала: хорошо быть Богом - можно курить и не бояться рака и инфаркта. И говорила вслух: Разреши мне это без последствий.
И Бог тряс меня за плечо и выкрикивал: Ты хочешь курить безнаказанно? Кури. Ты помрешь не от этого.
Я отвечала: Верно. Я помру от разочарования, если ты не поможешь мне. Пусть случится, но после ничего плохого не станет.
И Бог говорил: А вдруг и чего-то хорошего не появится?
Я возражала: У меня всё есть. Кроме одной вероятности.
И я плакала ему в плечо своей мечтой о близнецах. И кофточке с оборками на груди и расклешенной от ребер. И о клетчатых пледах. И глинтвейне в этот жуткий мороз.
А Бог смеялся и дразнил меня: не дам. Как взрослые играют с малышом, заставляя его паясничать за конфету. И всем весело. Все знают, что в конце игры "Мишка на севере" попадет в младенческий рот.
И вдруг папа рявкает: нет. Мама шикает: ясно сказала же никаких конфет. Бог говорит: не клянчи, это выглядит жалко.
И Бог говорит: Хватит ждать. Пойди и включи свой чертов магнитофон сама. Включи, пока в нем не перегорели предохранители.
И меня сжимает от страха тотального одиночества. Потому как с этой музыкой из шипящих динамиков танцевать не для кого. Вы верите в Робинзона Крузо или ищите свою Пятницу?
И тогда я надеваю наушники, слушая "Шоу маст гоу он" на репите. Снова и снова, повторяя, подпевая и игнорируя Меркюри. Я прошу: Боже, сделай так, чтобы я в Тебя верила. Сделай так, чтобы я не смирилась.
А Бог добродушно смеется. И протягивает мне пачку сигарет.