Фрагменты из писем с фронта Николая Пестова*, погибшего в 19 лет 30 августа 1943 года
* Николай был сыном известного подвижника и христианского писателя XX века Николая Евграфовича Пестова, старосты храмы Николы в Клённиках, оплота общинной жизни в послереволюционной и довоенной Москве. Родившийся в Советском Союзе Коля с детства мечтал быть священником, и его отец не сомневался, что Бог сохранит его кроткого глубоко верующего сына от смерти для высокого служения.
Посланный убивать
«Здравствуйте, мои милые!
Нахожусь на передовой, 27-го августа был большой бой, мы прорвали оборону (немцев). Командир роты и 1-го взвода вышли из строя, мне пришлось командовать ротой и вести её в атаку. Немцы бежали, их догоняли, и мне пришлось брать их в плен, отнимать у бойцов, готовых их убить. Потом отстал от роты (принимая приказания), тащил на себе раненого командира роты. Да разве всё опишешь. Может быть, к вам зайдёт гвардии капитан из танковой бригады. Он много расскажет. Как ужасно гибнут наши танки. Уже три раза допрашивал пленных, один раз при майоре, может быть, попаду в штаб.
Коля».
29 августа 1943 г.
«Как всегда, Коля был верен себе: он не проявлял своей воли, но покорно исполнял то, к чему призывал Господь через внутренний голос о долге, - пишет в своей книге Николай Евграфович. - И как скромно он описал свой подвиг: “Тащил на себе раненого командира роты”. И мы не знали бы про него, если бы не написал, а потом и рассказал нам лично капитан Д-а, посетивший нас в Москве. Вот его рассказ.
“На том участке фронта, где был ваш сын, рано утром началось наступление. Вначале всё шло успешно, немцев выбили из их окопов. Но к вечеру положение изменилось. В 19 часов немцы пошли в контратаку и их артиллерия начала очень сильный обстрел наших позиций. Я не имею права сообщать вам подробности боя, но положение создалось очень серьёзное, и бой стал тяжёлым. Поздно вечером я находился около медсанпункта нашей танковой части. К нам подъехал наш автомобиль с нашими ранеными. Там о чём-то шумели, и я подошёл к нему. Медицинская сестра, сопровождавшая автомобиль, обратилась ко мне со словами: “Товарищ капитан, приведите к порядку этого офицера. Он занимается партизанщиной. Он разбил стекло в нашей кабинке и грозил оружием шоферу”.
Я увидел молодого лейтенанта, сплошь всего покрытого пылью и грязью и залитого кровью, блестели только его глаза и зубы. Мне стало ясно, из какой обстановки он попал сюда. Я всмотрелся и увидел симпатичное интеллигентное лицо. Это был ваш сын.
- Товарищ гвардии капитан, разрешите мне поговорить с вами отдельно, - вежливо попросил меня лейтенант.
Я отошёл с ним в сторону, и он рассказал мне о себе.
- Я и один из солдат - вот всё, что осталось от моего взвода. С поля боя я вынес своего раненого командира роты с перебитой ногой. Когда проезжал мимо автомобиль, я потребовал, чтобы взяли на него раненого, но шофер отказывался. Тогда я вскочил на подножку автомобиля и, разбив стекло, пригрозил шофёру автоматом. Я сознаю, что нарушил порядок, но я не мог поступить иначе, имея на руках раненого.
- Молодец, - сказал я, - так и надо было сделать.
Я отдал распоряжение перевязать раненого: у него было перебито бедро осколком снаряда, и он был без сознания.
Вашего сына я постарался привести в человеческий вид, дал ему умыться и почиститься. Потом я накормил его. С ним ничего не было: ни вещевого мешка, ни продовольствия, ни шинели, ни оружия. Ваш сын попросил меня дать ему справку, что он отлучился с поля боя только для того, чтобы отвезти раненого. Я написал ему не только справку, но удостоверение того, что он спас жизнь старшего офицера, что давало ему право на награду.
Пробыв у меня часа полтора, он встал, чтобы снова идти в свою часть. Я уговаривал его подождать до утра. Он не согласился. Затем я советовал ему идти в тыловые части его полка, указывая на то, что связь с боевыми расположениями была уже прервана, а подвозившие боевые припасы машины возвращались назад, не доставив их по назначению… Но и на это Коля не согласился.
- Меня могут счесть дезертиром, если я тотчас же не вернусь опять в боевые порядки. Я пойду искать свою роту. Дайте мне только карту и компас.
Я отдал ему свои. Дал ему также винтовку и патроны, чтобы у него не было неприятностей из-за оставленного на дороге автомата. Он не успел взять его с собой, как шофёр повёл уже машину, приняв раненого. Была тёмная ночь, когда мы простились, и он ушёл со своим солдатиком разыскивать своих боевых товарищей”.
Люди послали Колюшу на фронт, чтобы убивать. Но душа его стремилась к спасению ближних. Спасал он также и врагов, вырывая их из рук озлобленных и готовых их убить бойцов. И среди ада битвы Колюша сам понёс на себе своего старшего товарища и ценой напряжения всех своих сил добился того, чтобы он был вывезен с боя. На поле боя он оставил и шинель, и вещи, и весь запас продовольствия. Он вынес оттуда только самое ценное для него - своего раненого товарища. Как много переживало сердце Коли среди ужасов битвы, видно из его фразы в письме: “…как ужасно гибнут наши танки”. Он был, очевидно, весь под свежим впечатлением битвы с картинами страданий, агонии и смерти. Что переживало и как тосковало его сострадательное и нежное сердце. “Может быть, попаду в штаб”, - пишет он, считая это, очевидно, единственным возможным выходом.
И от Господа пришел выход, и пришёл очень скоро. Но это был не штаб, куда надеялся попасть Колюша, не тяжёлое ранение с перспективой жизни калекой, не тяжесть плена. На другой день после его последнего письма вновь был бой, в котором Коля был убит».
Похоронен в селе, за которое отдал жизнь.
Подробнее