Когда в 1982 году умерла моя мама - от рака, сгорела за полгода, Царствие ей Небесное, - оказалось, что на этом свете я совсем одна. У отца была другая семья, со своими единокровными братом и сестрой я тогда еще не дружила. Только крестная, мамина фронтовая подруга, была мне родней - с тех пор, как подвигла меня креститься в уже сознательном возрасте...
Я осталась в пустой двухкомнатной квартире (мама получила ее как инвалид войны), и сразу меня стали осаждать "женихи". От тоски и случайного брака меня спасли только горы (в меньшей степени литошка "Чистые пруды", поскольку именно она была кузницей претендентов на сердце и жилплощадь). Занималась я горным туризмом со школьной скамьи - в общей сложности 10 лет. В тот год мне выпало пройти сразу два категорийных похода - двойку и тройку. На будущий, 1983-й, логически складывалась четверка, и таковой поход состоялся - на Памиро-Алай. Руководителем был ныне покойный Володя Кожиков (кликуха "каратист", он и впрямь занимался каратэ, о чем свидетельствовали его мощные бицепсы и выбитый верхний передний зуб). Чин по чину мы заявились в Городском турклубе на Б.Коммунистической, где размещались тогда Квалификационная комиссия (все справки о походах бережно храню) и склад, где можно было найти вибрамы военного образца, абалаки времен "Скалолазки" и видавшие виды штормовки с художественной штопкой.
Однако снарягу мы шили сами: обвязки и беседки - из автомобильных ремней, анораки и "фонарики" - из парашютного шелка, рюкзаки - из авизента (такой появился у меня спустя два года, когда я уже училась в школе инструкторов, а пока мне дала свой рюкзак с огромным верхним клапаном Оленька Виноградова - из-под него все время выбивался полиэтилен, который поручено было нести мне). В этом походе со мной приключилась первая любовь (к оператору этого фильма, благодаря которому и сохранились крупные планы моей физиономии, намазанной белой мазью от солнечных ожогов), плавно перешедшая в многолетний роман, который ничем, к счастью, кроме душевных страданий, не закончился.
Но сердце свое я оставила именно на Памиро-Алае (Визбор это выразил прекрасно) с его разноцветными долинами и расколотыми фарфоровыми иссиня белыми гранями хребтов, и там, пожалуй, впервые, - всерьез ощутила Божье присутствие. Нет, не когда скатывалась с крутого каменистого склона, ссаживая до крови спину, и не когда застревала в снежной пробке, болтая ногами в пустоте километровой трещины ледника, - чихнешь и поминай как звали... А тогда, когда смотрела на искрящийся и потеющий под полуденным светилом ледник, напоминающий растекающийся взбитый белок, на угасающий золотой контур снежного хребта, обведенный закатным солнцем или на огромные, близкие звезды в глубоком ночном небе... Потом будут и Тянь-Шань с его изумительного купоросного цвета озерами, и Северо-Западный Памир с отвесной ледяной стеной, куда мы будем ввинчивать ледобуры и продергивать в петли страховочную веревку (тогда у меня появился легкий титановый ледоруб и "пуховые" титановые карабины, а пока - железо тяжеленное), и Кольский с Полярным Сиянием... Но вот эта памиро-алайская четверка с огромными трудностями, забросками продуктов и снаряжения, болезнью товарища, разжиганием примуса в предутренней морозной тьме под перевалом на высоте 5 тыс. км, а в конце - расслабухой в долине с горячими родоновыми ваннами, - останется в памяти навсегда.
И вот свидетельство моей лихой юности - эта чудом сохранившаяся пленка, которую наш оператор несколько лет назад успел оцифровать, пока она не превратилась в прах. Какое чувство возникает у меня, когда я смотрю на себя - девчонку? Счастья, благодарности Богу за преодоление и успешное завершение вопреки всем рискам этого пути, за красоту Его мира, за братство, которое внизу я так редко встречала. Светик улыбчивый, ау! крестная мама моего сына, который уже сам крестит. Машуня (флегма в синей панаме), ставшая женой Коржика, так мы Кожикова звали (светлая ему память) - это он на фоне зябкого рассвета разминает озябшие члены (палатку одну забыли и ребята на такой высоте спали в спальнике). Шура-оператор, на нем защи-и-И-тна гимнастерка... А вот подает мне руку, поднимая вместе с рюкзаком с земли, Лёнчик (соперник оператора), которому я посвятила несколько добрых строк своей повести. Игорек Вакула (фамилия такая, из Протвино парень)... Это он в конце ленты - крупным планом - курит цигарку с чаем (!:)) на фоне гор (пытался бросить курить в походе). Длиннющий и худющий Вовка Кузин - "ходил он вечно буквой "г", а буквой "зю" он спал..." - где-то затерялся стишок, всем им посвященный. А серьезных посвящений горам у меня очень мало - невмещаемо такое в слова.
В фильме - поклон оператору - сняты моменты тренировок еще в Москве (коренастенькая деваха в зеленой куцей футболке - в.п.с.), полет на фанерном самолетике до места выхода на маршрут, переправа через бурную горную реку с помощью полиспаста, ледяные грибы - камень, а под ним ледяная ножка, уникальные высокогорные цветочки, замечательно и с юмором переданы этнические мотивы - киргизы высоко в горах плохо говорили по-русски, но были щедры, и айранчика мы попили всласть (в зеленой панамке и с белыми "усами" - тоже я) и задаром, в то время как на Кавказе его уже продавали горникам по полтора рубля (советских) за кан (плоский котелок). А киргизы еще и рюкзаки на лошадках нам помогали перевозить.
Лет 20 назад (?) мы собирались у меня дома и Шура посредством кинопроектора крутил эту пленку под ностальгические вздохи.. Теперь мы имеем возможность даже с телефона возвращаться к дорогим мордам и видам.
Музыку вплетать не стала, резать и отбирать удачные кадры тоже - для меня дорог каждый кадр, даже черновой. Турьё моё родное, сколько важных уроков преподали вы мне 35 лет назад, да и потом - все, кого я на горных тропах встречала, а многих уже и нет... "Лучше гор могут быть..." Когда уже нельзя было ходить по здоровью - я устроила себе прощальную одинокую ночевку на Толгарском. И всю жизнь что-то сосет под сердцем, когда я вспоминаю места эти обетованные, где звёзды с кулак и к Богу ближе...
Моим друзьям
На перекрёстке двух эпох
Мы кочевали, как и предки,
Но не бежали от властей -
Все больше лезли на рожон:
По левой ветке из депо -
К свободе, что на правой ветке,
Да из непрошеных гостей
Хватали и мужей, и жён.
Теперь романтика смешна,
Как сбоку бантик на штормовке,
Скрывалась моль в углу жилья
От пота с запахом костров...
Но и сейчас люблю, грешна,
Рюкзак и бухтовать верёвки,
Да хоть верёвки для белья:
Ведь память - остров старых строф.
Там папуасами - слова
И ноты - россыпи алмазны,
Мы драли глотку в облаках
И спали, в очередь дыша...
Чем больше молодость права,
Тем меньше старость врёт заглазно.
Тогда сквозь веки в пятаках
Глядит бессмертная душа.
2003
Click to view