Страх и репрессии.
Ну, "всем известно", что атомный проект держался на страхе исполнителей перед всесильным Берия.
Быстрым поиском по одной из книжек ("Создание первой советской ядерной бомбы"):
"
Его (Берия - pn64) усилия и возможности в использовании всех видов и направлений отраслей промышленности страны в интересах создания ядерной индустрии, научно-технического потенциала страны и громадных масс заключенных, страх перед ним обеспечили ему полную свободу действий и победу советскому народу в этой научно-технической эпопее.
(с. 55)
[...]
Но было и еще одно обстоятельство, о котором никто не говорил ни с кем, даже с закадычным другом. Все ведущие ученые и инженеры, руководители всех рангов отлично понимали, что если в конечном счете на испытательном полигоне не будет получен ожидаемый, положительный результат, то всем (во всяком случае большинству из них) неотвратимо грозит суровое наказание.
В своих воспоминаниях М. Г. Первухин, один из первых, привлеченных к ядерной проблеме, ответственный в качестве министра за химическую промышленность страны и одновременно заместитель Председателя Совета Министров СССР, писал: «Колоссальный труд наших ученых, инженеров и рабочих увенчался грандиозным успехом. Советский Союз создал ядерную бомбу и тем самым лишил США монопольного положения. ...На нас лежала колоссальная ответственность за успешное решение ядерной проблемы...
Мы все понимали, что в случае неудачи нам бы пришлось понести суровое наказание за неуспех...»
Да, это было. Это наказание было возможным и неотвратимым и для самого М, Г. Первухина, кстати, без суда и следствия. Такова уж была система, установленная в нашей стране И. В. Сталиным и твердо выполнявшаяся Л. П. Берия.
И ведь показательно (и ярко характеризует нашу прошлую жизнь), что неприкрытую боязнь, страх наказания высказывает в своих воспоминаниях один из ведущих и очень умных руководителей страны, обладающий крупнейшими знаниями, инженер М. Г. Первухин. А что уж говорить о рядовых участниках решения ядерной проблемы, они-то хорошо знали, что могут быть незаслуженно и беспощадно наказаны.
(с. 59)
[...]
После горячих обсуждений сложившейся обстановки в Специальном комитете под руководством Л. П. Берия больное сердце заместителя научного руководителя, ответственного за решение инженерных вопросов, И. Н. Вознесенского не выдержало, и в июне 1947 г. он скоропостижно скончался в возрасте 59 лет.
(с. 260)
[...]
Затем Берия выслушал меня и еще двух-трех специалистов, прервал выступления и сказал примерно следующее (стенограммы, конечно, не было):
- Сделано, конечно, очень много. Страна после войны, будучи в тяжелом состоянии, дала вам все, что вы просили. И мы теперь вправе ожидать от вас полного выполнения заданий. Короче, дело обстоит так - даю вам сроку три месяца, чтобы все закончить, но если вы не обеспечите за это время все, что от вас требуется, пеняйте на себя, а я заранее предупреждаю - готовьте сухари.
И, не прощаясь с нами, он ушел к себе, в салон-вагон. Мы все, присутствовавшие на совещании, хорошо поняли, что если мы не совладаем с коррозионной бедой и если завод не станет выдавать высококачественный продукт с 90%-ным обогащением ураном-235, нам несдобровать. Да мы и без него понимали, что все трудности надо преодолеть, без этого не будет у нас ядерного оружия. Но мы также понимали, что деваться нам некуда, ибо он, Л. П. Берия, лично отвечал перед НИМ за создание ядерного оружия, и что он тоже боялся за свою шкуру, за свое место в жизни, за свою жизнь.
(c. 278)
[...]
Вот как А. П. Александров описывает свое подключение к проблеме получения D2O: «Получаю приглашение на заседание Спецкомитета.
Картина такая: несколько военных, Курчатов, Ванников, Первухин, Малышев, Жданов, Махнев (генерал, который занимался урановой проблемой), Мешик (отвечал за режим, арестован потом по делу Берия). Меня усаживают по одну сторону от Берия, по другую - Махнев. Он докладывает: «Вот, Лаврентий Павлович, товарищ Александров предлагает построить завод по получению дейтерия». Берия меня словно не видит, обращается к Махневу: «А товарищ Александров знает, что опытная установка взорвалась?» «Тот ему: «Да, знает».... «А товарищ Александров знает, что если завод взорвется, он поедет туда, где Макар тэлята гоняет?» Не выдерживаю: «Я себе представляю». Поворачивается ко мне: «Подпись свою не снимаете?» - «Нет, не снимаю». Вот в таких условиях подключали тогда к решению Уранового проекта соисполнителей из других ведомств и институтов Академии наук СССР.
(c. 299)
"
Такие вещи я лично читаю со смешанным чувством, поскольку немного знаком с историй советского атомного проекта сталинского периода.
Постоянный срыв и перенос сроков ввода объектов и выполнения заданий (хотя эти проекты писали сами исполнители), шантаж со стороны немецких специалистов (имею в виду Штеенбека), капризные Капица и Векшинский, отказавшиеся участвовать в атомных делах.
"Репрессии", заключавшиеся в перетасовке руководящих лиц - директора назначают гл. инженером, гл. инженера - директором. А потом - наоборот.
Когда в постановлении о премировании видишь - "быв. директор" такой-то - это значит "репрессированный".
Мне известен лишь один людоедский документ: https://www.vif2ne.org/nvk/forum/0/archive/2533/2533462.htm
Но там, по-видимому, речь идет об отправке обратно в лагерь.
Поэтому вопрос - есть ли документально подтвержденные сведения о репрессивных мерах по отношению к научным и руководящим работникам за невыполнение "особых заданий"?