Начало конца бушизма-фукуямизма?
Правление Буша старшего, Клинтона и Буша младшего в США прошли под знаменем учения Фукуямы, который в 1992, в своем "Конце истории", фактически сформулировал то, во что со времени падения советского блока уверовали западные элиты. Западная демократия - идеальный строй, а по тому, политическое развитие человечества завершено. Весь мир неизбежно перейдет к этому строю, а по тому, западные ценности - общечеловеческие и весь мир обязан если не принять их сразу, то по крайней мере к ним стремиться. По мнению ряда экономистов Америка вошла в период безкризисного развития.
Однако реальность оказалась сложнее радужных теорий. Авантюры в Ираке и Афганистане, кризис американской ипотеки перетекший в мировой, быстрый рост Китая и России, нежелание демократий третьего мира безропотно принять Pax America, вылившееся в кризис ВТО, развеяли безудержный оптимизм времен Клинтона.
Пожалуй одной из первых ласточек стал Роберт Каган со своим "Возвращением истории", в частности писавший: В 1980-1990-е годы авторитарная модель казалась рецептом поражения: диктатуры как правого, так и левого толка терпели поражение от натиска либерализма. Сегодня, благодаря успеху Китая и России, эта модель выглядит более надежной. ... Собственно, имеет место общемировое состязание. Министр иностранных дел России Сергей Лавров сказал, что впервые за много лет на рынке идей сложились условия для реальной конкуренции между различными системами ценностей и моделями развития. С российской точки зрения, тот факт, что Запад, как выражаются сами россияне, теряет свою монополию на процесс глобализации, - это хорошая новость. Такие заявления - сюрприз для демократического мира, полагавшего, что подобные состязания закончились вместе с падением Берлинской войны. Демократии планеты не рассматривают свои собственные попытки поддержать демократию и принципы эпохи Просвещения за границей как аспект геополитического состязания, так как вместо "конкурирующих истин" видят лишь "общечеловеческие ценности". ... Это состязание нельзя всецело уподоблять холодной войне в уменьшенном масштабе. Это скорее ситуация XIX века в уменьшенном масштабе.
Причем разделения на лагерь демократий и лагерь автократий не выходит. Например недавно заблокировав западную резолюция против Мугабе, Россия и Китай поддержали позицию стран Африки и в частности вполне демократической ЮАР.
Об этом же в статье "Мир без Запада" пишут Наазин Барма и Эли Ратнер:
И теория международных отношений, и непосредственный анализ американской внешней политики одинаково изображают восходящие нации наподобие колесных спиц, жестко закрепленных на матрице, ограничивающей выбор степеней свободы. Они могут либо открыто оспаривать международное лидерство США, провоцируя конфликт, либо интегрироваться в существующий либеральный мировой порядок. Последнее приведет к мирной эволюции, в процессе которой они адаптируются к американской системе, не внося в нее качественных изменений. Одним словом, в будущем глобальную политику ожидают либо системный конфликт, либо окончательная ассимиляция. ... В соответствии с такой логикой первостепенная задача американской внешней политики - поставить восходящие державы перед выбором, при котором наиболее выгодно подчеркивались бы преимущества интеграции и ассимиляции. ... Американцам удобно верить в мифологию единого и плоского мира, однако это - заблуждение. Технологии, которыми оперирует глобализация, дают широкие возможности для взаимодействия, но отнюдь не предоставляют всем равных условий. Период, наступивший после холодной войны, не стал временем постепенной модернизации и растущей интеграции, когда все пользуются одинаковыми преимуществами. Напротив, он ставит мир перед явной альтернативой - конфликт либо ассимиляция, и соответственно восходящие державы все больше стремятся 'пойти в обход', минуя Запад. Эти развивающиеся державы, предпочитая укреплять собственное сотрудничество и тем самым относительно ослабляя связь с западноцентричной международной системой, строят альтернативную систему, конечный пункт эволюции которой - это вовсе не конфликт и не ассимиляция с Западом. Запад и, особенно, Америка все больше теряют свою значимость. Итак, обозначились контуры 'мира без Запада'. Он покоится на углубляющихся быстрыми темпами взаимосвязях между развивающимися странами (через потоки товаров, денег, людей и идей), которые на удивление неподконтрольны Западу. В результате формируется новая, параллельная, международная система с собственными нормами, институтами и общепринятыми структурами власти. Она позволяет тем, кто в нее входит, брать от Запада то, что им нужно, в обход диктуемых Америкой правил мирового порядка. Восходящие державы начали выстраивать альтернативную архитектуру институтов и особые модели государственного управления, которые составляют каркас их собственного - и очень реального - устойчивого и легитимного (в глазах большей части остального мира) политико-экономического порядка. ... Если материальный фундамент данного политического порядка составляют производственные мощности, запасы природных ресурсов и пошаговый прирост инноваций, то идеологией, которая его цементирует, является 'воля государства' в отличие от 'воли граждан' или политических прав личности. Нерушимая суверенность 'мира без Запада' не приемлет ключевых догматов 'современного' либерального интернационализма, и в особенности любое глобальное гражданское общество либо общественное мнение, служащее оправданием политического или военного вмешательства в дела государства. Вестфальский мир 1648 года предоставил европейским суверенам право самостоятельно определять вероисповедание своих подданных. Неовестфальский синтез 'мира без Запада' в XXI веке заменяет религиозную автономию автономией экономической, социальной и культурной. Расчет здесь прост и прямолинеен: суверенные государства получают внутри своих границ возможность устанавливать отношения между правительством и подданными. Эти отношения лишь внешне имеют рыночный характер, но не признают никаких реальных прав либо обязанностей помимо выполнения заключенных соглашений. Легитимность международных институтов ограничивается лишь обслуживанием этих соглашений и достижением заложенных в них целей. Понятиям либерального интернационализма, которые вводит Запад (в частности, таким, как политическая обусловленность предоставления помощи на развитие и 'обязанность защищать'), в этой структуре места нет. Заявления об общечеловеческих ценностях, 'нравственной надежности' демократии и т. п., звучащие с Запада, воспринимаются - осознанно или нет - как силовое давление, попытка объявить 'универсальным' продукт определенной культуры. Нет необходимости ни бороться с этими идеями, ни ассимилировать их. Их можно попросту игнорировать. Такие представления считаются реакционными, ретроградными и нежизнеспособными скорее в западных мировоззренческих традициях. Важно помнить, что, когда Алексис де Токвилль писал о равенстве и демократии в Америке, он имел в виду чисто американскую действительность, не обобщая ее для остального мира. В постбиполярную эпоху западный либерализм стал проецировать на международные отношения один из своих принципов - значимость индивида в качестве основы глобального политического порядка. В глобализирующемся мире государства должны служить людям, а не наоборот. Ответственность, привилегии и в конечном счете власть должны принадлежать человеку. Как прогрессивное выражение либерального индивидуализма это понятие обладает многими привлекательными сторонами. Но оно имеет мало смысла для большей части планеты.
Любопытно, кстати, что определение "неовестфальского мира" практически повторяет то, что в России названо "суверенной демократией".
Похоже вера в то, что мир должен быть отформатирован под стандарты США начинает спадать даже в самих США.
Однако реальность оказалась сложнее радужных теорий. Авантюры в Ираке и Афганистане, кризис американской ипотеки перетекший в мировой, быстрый рост Китая и России, нежелание демократий третьего мира безропотно принять Pax America, вылившееся в кризис ВТО, развеяли безудержный оптимизм времен Клинтона.
Пожалуй одной из первых ласточек стал Роберт Каган со своим "Возвращением истории", в частности писавший: В 1980-1990-е годы авторитарная модель казалась рецептом поражения: диктатуры как правого, так и левого толка терпели поражение от натиска либерализма. Сегодня, благодаря успеху Китая и России, эта модель выглядит более надежной. ... Собственно, имеет место общемировое состязание. Министр иностранных дел России Сергей Лавров сказал, что впервые за много лет на рынке идей сложились условия для реальной конкуренции между различными системами ценностей и моделями развития. С российской точки зрения, тот факт, что Запад, как выражаются сами россияне, теряет свою монополию на процесс глобализации, - это хорошая новость. Такие заявления - сюрприз для демократического мира, полагавшего, что подобные состязания закончились вместе с падением Берлинской войны. Демократии планеты не рассматривают свои собственные попытки поддержать демократию и принципы эпохи Просвещения за границей как аспект геополитического состязания, так как вместо "конкурирующих истин" видят лишь "общечеловеческие ценности". ... Это состязание нельзя всецело уподоблять холодной войне в уменьшенном масштабе. Это скорее ситуация XIX века в уменьшенном масштабе.
Причем разделения на лагерь демократий и лагерь автократий не выходит. Например недавно заблокировав западную резолюция против Мугабе, Россия и Китай поддержали позицию стран Африки и в частности вполне демократической ЮАР.
Об этом же в статье "Мир без Запада" пишут Наазин Барма и Эли Ратнер:
И теория международных отношений, и непосредственный анализ американской внешней политики одинаково изображают восходящие нации наподобие колесных спиц, жестко закрепленных на матрице, ограничивающей выбор степеней свободы. Они могут либо открыто оспаривать международное лидерство США, провоцируя конфликт, либо интегрироваться в существующий либеральный мировой порядок. Последнее приведет к мирной эволюции, в процессе которой они адаптируются к американской системе, не внося в нее качественных изменений. Одним словом, в будущем глобальную политику ожидают либо системный конфликт, либо окончательная ассимиляция. ... В соответствии с такой логикой первостепенная задача американской внешней политики - поставить восходящие державы перед выбором, при котором наиболее выгодно подчеркивались бы преимущества интеграции и ассимиляции. ... Американцам удобно верить в мифологию единого и плоского мира, однако это - заблуждение. Технологии, которыми оперирует глобализация, дают широкие возможности для взаимодействия, но отнюдь не предоставляют всем равных условий. Период, наступивший после холодной войны, не стал временем постепенной модернизации и растущей интеграции, когда все пользуются одинаковыми преимуществами. Напротив, он ставит мир перед явной альтернативой - конфликт либо ассимиляция, и соответственно восходящие державы все больше стремятся 'пойти в обход', минуя Запад. Эти развивающиеся державы, предпочитая укреплять собственное сотрудничество и тем самым относительно ослабляя связь с западноцентричной международной системой, строят альтернативную систему, конечный пункт эволюции которой - это вовсе не конфликт и не ассимиляция с Западом. Запад и, особенно, Америка все больше теряют свою значимость. Итак, обозначились контуры 'мира без Запада'. Он покоится на углубляющихся быстрыми темпами взаимосвязях между развивающимися странами (через потоки товаров, денег, людей и идей), которые на удивление неподконтрольны Западу. В результате формируется новая, параллельная, международная система с собственными нормами, институтами и общепринятыми структурами власти. Она позволяет тем, кто в нее входит, брать от Запада то, что им нужно, в обход диктуемых Америкой правил мирового порядка. Восходящие державы начали выстраивать альтернативную архитектуру институтов и особые модели государственного управления, которые составляют каркас их собственного - и очень реального - устойчивого и легитимного (в глазах большей части остального мира) политико-экономического порядка. ... Если материальный фундамент данного политического порядка составляют производственные мощности, запасы природных ресурсов и пошаговый прирост инноваций, то идеологией, которая его цементирует, является 'воля государства' в отличие от 'воли граждан' или политических прав личности. Нерушимая суверенность 'мира без Запада' не приемлет ключевых догматов 'современного' либерального интернационализма, и в особенности любое глобальное гражданское общество либо общественное мнение, служащее оправданием политического или военного вмешательства в дела государства. Вестфальский мир 1648 года предоставил европейским суверенам право самостоятельно определять вероисповедание своих подданных. Неовестфальский синтез 'мира без Запада' в XXI веке заменяет религиозную автономию автономией экономической, социальной и культурной. Расчет здесь прост и прямолинеен: суверенные государства получают внутри своих границ возможность устанавливать отношения между правительством и подданными. Эти отношения лишь внешне имеют рыночный характер, но не признают никаких реальных прав либо обязанностей помимо выполнения заключенных соглашений. Легитимность международных институтов ограничивается лишь обслуживанием этих соглашений и достижением заложенных в них целей. Понятиям либерального интернационализма, которые вводит Запад (в частности, таким, как политическая обусловленность предоставления помощи на развитие и 'обязанность защищать'), в этой структуре места нет. Заявления об общечеловеческих ценностях, 'нравственной надежности' демократии и т. п., звучащие с Запада, воспринимаются - осознанно или нет - как силовое давление, попытка объявить 'универсальным' продукт определенной культуры. Нет необходимости ни бороться с этими идеями, ни ассимилировать их. Их можно попросту игнорировать. Такие представления считаются реакционными, ретроградными и нежизнеспособными скорее в западных мировоззренческих традициях. Важно помнить, что, когда Алексис де Токвилль писал о равенстве и демократии в Америке, он имел в виду чисто американскую действительность, не обобщая ее для остального мира. В постбиполярную эпоху западный либерализм стал проецировать на международные отношения один из своих принципов - значимость индивида в качестве основы глобального политического порядка. В глобализирующемся мире государства должны служить людям, а не наоборот. Ответственность, привилегии и в конечном счете власть должны принадлежать человеку. Как прогрессивное выражение либерального индивидуализма это понятие обладает многими привлекательными сторонами. Но оно имеет мало смысла для большей части планеты.
Любопытно, кстати, что определение "неовестфальского мира" практически повторяет то, что в России названо "суверенной демократией".
Похоже вера в то, что мир должен быть отформатирован под стандарты США начинает спадать даже в самих США.