Печальноидальное.
Грустно.
Вспоминаются собственные антиутопические страшилки многолетней давности. Надпись на стене Зала Веков в специальном здании Хронослужбы: «Двадцатый век - век, в котором человечество прокляло Свободу».
Мне тогда виделось в этом нечто необычайно страшное.
Мне казалось, что Всё Это специально подстроено Кем-то, и как только человечество откажется от Свободы, так сразу же этот Кто-то выскочит из-за угла и молниеносно начнёт этим пользоваться.
Быстрый Гонзалес такой быстрый.
Глупо.
Ничего не изменится. Каждое новое поколение будет по-новому приходить в ужас от сужающейся свободной зоны, но сделать ничего не сможет ввиду отсутствия необходимых знаний и необходимого опыта. Ну а потом уже и не захочет.
Хотя, возможно, отдельные проблески суперкулхацкерской молодёжи будут существовать до последнего. Но ввиду свойственного им эгоцентризма они будут бороться за свободу лишь для себя.
Это проблема, что ли?
В наши дни Старший Брат стремительно демократизируется. Поэтому следует ставить вопрос не о приемлемости вмешательства в твою частную жизнь интеллигентного агента Смита, а о совсем другом: согласен ли ты, чтобы твою частную жизнь контролировал небритый потный сосед из квартиры снизу? Что до меня, то я скорее предпочёл бы агента Смита, но обосновать сие не могу.
Хотя почему «не могу»?
Ситуация проста до предела: агенту Смиту нет до меня дела как до индивидуума, в то время как небритый потный сосед вполне может быть извращенцем.
К тому же, если агент Смит вынужден расщеплять своё внимание между тысячами наблюдаемых объектов, то потный небритый сосед - в лице которого выступает вся обывательская общественность - с большей вероятностью может выбрать своей мишенью именно меня.
Демократия.
Мы хотим, чтобы она была. Но мы не замечаем, что нам самим гораздо легче, когда между нами и властью лежит чёткая дистанция.
Возможно, наилучшим вариантом была бы киберкратия, правление хитроумных и дружественно запрограммированных искусственных интеллектов. Но когда это ещё будет?
И кто будет их программировать?
Некоторые христианские писатели двадцатого века усердно боролись против деантропоморфизации Бога, попыток представить Его в виде чего-то бесчеловечно-безличного. Я бы сказал, что здесь всё предельно просто: человеку непереносима мысль, что Бог человекоподобен и при этом ещё и наблюдает за ним в туалете.