Понастроили
Глава 1.
Была суббота, пасмурная и безветренная, снег не шел. На улице было не очень холодно - минус пятнадцать. Словом, погода благоприятствовала прогулкам на свежем воздухе.
Поэтому после завтрака жена отправила Николая Петровича на рынок за продуктами. Он надел собачью шапку, китайский пуховик, обул ботинки на искусственном меху, взял с собой сумку и пошел на трамвайную остановку. Путь пролегал мимо райкома Компартии. Каждый раз, проходя мимо его двери с самодельной ручкой из арматуры, Николай вспоминал, как в студенчестве подрабатывал дворником и очищал от снега тротуар перед райкомом. Тогда его дверь выглядела гораздо более презентабельно, да и вообще он занимал отдельное трехэтажное здание, а не комнату на первом этаже жилого дома, как сейчас.
Платили тогда Николаю Петровичу три рубля за выход, и звали без отчества, просто Колей. Работал он поздними вечерами, по мере надобности, то есть после снегопада. Лучше всего было работать, когда снег выпадал днем и к вечеру прекращался. Неутоптанный снег было легко убирать большим скребком, и он управлялся с работой за пару часов. Если же снег шел с утра или, того хуже, с прошлого дня, прохожие успевали утоптать себе дорогу и большой скребок не всегда справлялся. Приходилось кое-где использовать совковую лопату. Однажды снег шел четыре дня подряд без остановки, да еще и сильный. Пока очистишь тротуар - его вновь засыплет. В таких условиях невозможно было отскрести дорогу до асфальта. В последний день снегопада начальству Коли даже пришлось искать трактор, который приехал на уборку к шести утра и до восьми часов скреб ковшом несчастный тротуар, потому что в тот день в райком должна была приехать какая-то шишка.
Выйдя на пенсию, Николай Петрович опять устроился дворником и опять, по странному стечению обстоятельств, был вынужден чистить тротуар перед райкомом. Теперь его дверь выходила во двор кооперативного жилого дома, жильцы которого - удивительное дело! - не только получали арендную плату с райкома партии, но и содержали двор в чистоте. Вернее, двор в чистоте содержал Николай Петрович, а жильцы платили ему зарплату и звали без имени, просто Петровичем.
Раньше, когда коммунистическая партия была единственной партией в стране, Николай относился к ней как к легкому снегопаду. Немного досаждает, хотя и ничего страшного. В институте - нудные курсы марксистско-ленинской философии и научного коммунизма, на крышах зданий - надписи вроде "Слава КПСС" или "Народ и партия едины". Лозунги должны были создавать впечатление, что вся страна, как говорилось тогда, "в едином порыве" строит коммунизм. После института Николай Петрович отслужил в армии и устроился на работу на металлургический завод инженером по технике безопасности. Его день начинался в шесть утра, когда радио играло гимн Советского Союза, потом шли последние известия, а затем - бодрые песни вроде "Ленин такой молодой". В семь часов Петрович выходил на остановку и, втиснувшись в переполненный трамвай, ехал на завод.
Петрович подошел к остановке одновременно с трамваем. "Удачно", - подумал Николай. Однако тут же отказался от своей мысли, когда трамвай открыл двери. Вместе с пассажирами из салона трамвая стал выходить буроватый дым с резким запахом. Пахло так, будто проскочила электрическая искра, но только очень уж сильно. Собственно, от трамваев частенько так пахло, но этот явно был неисправен. Вслед за пассажирами вышла вагоновожатая, наклонилась к передним колесам и стала там что-то шерудить. Через пару минут дым выветрился, и водитель сказала, что можно заходить обратно.
Глава 2.
Валерий Дмитриевич Бубнов ехал на встречу с избирателями на заднем сиденье своего мерседеса. Рядом с ним сидел его помощник Сергей и с серьезным видом разбирал электронную почту на ноутбуке. Водитель Гриша рассказывал веселую байку про то, как они с мужиками на прошлых выходных ездили на рыбалку на Обское море и чуть не утопили уазик. "А он же, уазик - не просто уазик! В нем же ящик водки стоял!"
Валерий Дмитриевич от души посмеялся и сказал:
- Ну, Гриша, ну, артист! Надо было тебя вместо этих массовиков-затейников нанять!
- Так за чем же дело стало?
- Счет уже оплачен, ничего не поделаешь!
- Вот вы всегда так - сначала раздразните, а потом от ворот поворот! Так и придется мне до пенсии баранку крутить! А во мне, может, артист пропадает!
- Ну, Гриша, ну, артист! - смеялся Бубнов.
Валерий Дмитриевич был действующим депутатом и шел на третий срок. Избирательная кампания была в разгаре. Встреча с народом была намечена на детской площадке во дворе одного из домов, который построила его, Валерия Дмитриевича, строительная компания. С утра там начался концерт для привлечения жителей, а к двенадцати часам должен был подъехать сам кандидат. Ирина из агентства по проведению праздников только что отзвонилась и сказала, что концерт проходит нормально, пришло человек 30 взрослых и столько же детей.
"Шестьдесят человек", - подумал депутат, - "не так и много". Когда он стал начальником государственного строительно-монтажного управления (еще в советские годы), у него в подчинении было три сотни. Управление занималось строительством промышленных и складских зданий. В 91-м году, после развала Союза, половина сотрудников разбежалась, и удивительно, что только половина. В этом году он открыл свою фирму и взял в аренду всю строительную технику у СМУ. То есть, у самого себя. Мало того, что арендная плата была крайне низкой, так еще и все заказы управления Бубнов перенаправлял на свою фирму. При этом техника стояла в гараже СМУ бесплатно. Зарплату сотрудникам директор стал платить с большими задержками - это было ему выгодно из-за бешеной инфляции.
Поскольку директора других строительных предприятий вели себя точно так же, работникам деваться было некуда и они работали бесплатно. Пока могли, они жили на старых запасах. Тем, у кого были дачи или родственники в деревнях, жилось попроще - они могли выращивать картошку. Постепенно работники уходили кто куда, большинство в торговлю.
Вскоре при таком руководстве стройуправление обанкротилось и вся собственность СМУ стала частной - перешла в руки непосредственно Валерия Дмитриевича, а точнее, его частной фирмы, которую он стал называть громким словом "концерн". В силу ряда причин Бубнов не мог продать свое предприятие за доллары и уехать за границу, поэтому ему пришлось жить и работать в России. Строительство производственных площадей стало никому не нужно, зато появился спрос на жилье. Бубнов за бесценок сманил инженеров-проектировщиков из загибавшегося государственного проектного института и начал строительство своей первой жилой девятиэтажки по типовому советскому проекту.
В отличие от многих других предприятий, которые переходили из рук в руки чуть ли не каждый год (зачастую - в ходе вооруженного захвата) и каждый год банкротились, концерн Бубнова работал стабильно и бесперебойно приносил его владельцу прибыль. Сказались связи директора с местными властями и милицией - никто из бандитов и депутатов не смог завладеть концерном. Бандитов отгоняли нанятые милиционеры вневедомственной охраны, а чтобы отогнать депутатов, Бубнову самому пришлось им стать. Для этого потребовалось отдать нужным людям целый подъезд - тридцать шесть квартир! - в построенном жилом доме. Помимо прочего, депутатский пост дал Валерию Дмитриевичу возможность самому выделять своей фирме земельные участки для строительства и на льготных условиях подключаться к теплотрассам и водопроводу.
Однако свободная земля в городе быстро закончилась, а строить хотелось. Начался период точечной застройки. Сложно понять, почему жилищное строительство стало единственной развитой производственной отраслью в городе, да больше того - во всех крупных городах страны. Может быть, потому, что в местных Советах депутатов больше половины мест заняли застройщики. А может быть, наоборот, такой депутатский состав объяснялся развитой строительной отраслью. В любом случае, Советы депутатов-застройщиков делали все для дальнейшего увеличения объемов строительства, даже вопреки здравому смыслу. В частности, Городской совет принял решение о переводе санитарных норм в строительстве из разряда обязательных документов в рекомендуемые.
Теперь, с благоволения главного архитектора, улыбчивого человека и крупного взяточника, мэрия города на законном основании выделяла земельные участки для возведения жилых многоэтажек прямо внутри сложившихся кварталов. Иными словами, во дворах домов, построенных ранее. В результате под окнами многих пятиэтажных хрущевок вместо детских площадок и высоких тополей появлялись строительные котлованы, из которых лезли вверх вытянутые дома-свечки. В погоне за наживой частные фирмы застраивали даже газоны и тротуары, едва не залезая на проезжую часть улиц.
Валерий Дмитриевич тоже не брезговал точечной застройкой, тем более, что отсутствие газона, тротуара и детской площадки почти не сказывалось на цене квартир. Сначала он искренне удивлялся, как людям приходит в голову покупать жилье в таких малопригодных для жизни местах. Однако его повзрослевший сын, назначенный начальником агентства недвижимости при отцовском концерне, объяснил, что большинство таких квартир покупают достаточно богатые люди для сохранения сбережений и сдачи в аренду своим более бедным соотечественникам. Ведь доверия к банкам никто не испытывает, помня историю вкладов в сбербанке, обесценившихся в 1991 году. Поэтому покупателям все равно, насколько благоустроена территория вокруг дома, и есть ли она вообще, ведь они не собираются там жить. Небольшая часть покупателей берет такие квартиры и для себя, но это в основном бездетные семьи. Таким людям не нужно гулять с детьми около дома, они ездят гулять на машинах за город или по ресторанам.
Глава 3.
Николай Петрович зашел в проветренный трамвай одним из первых и уселся на свободное место. Зашедший вслед за ним пожилой мужик сел рядом и сказал:
- Петрович, ты что ли?
Николай повернул голову и узнал своего соседа по даче - Ивана Иваныча. Они поздоровались и разговорились. Сначала обсудили запах, который так и не выветрился полностью из трамвая. Иваныч сказал, что за деньги ни в жизнь не сел бы в этот трамвай. Травиться газом, да еще и платить за это восемнадцать рублей - это слишком. Тут подошла кондуктор, и соседи предъявили ей свои пенсионные карточки. Хорошо, сказал Иваныч, что в 2005 году пенсионерам удалось отстоять бесплатный проезд в городском транспорте. Не зря улицы перекрывали.
- А ты, Петрович, тогда с нами не пошел! Сказал, чтоб мы, раз пенсионеры, то и шли, а тебя это вроде не касается! А сам гулял, поди, у тещи на поминках! И на пенсию на следующий год выскочил! - подначивал Иваныч.
- Да у меня теща вообще была - ого-го! И вообще, трамвай потому и дымит, что мы за него деньги не платим!
- Да какая разница, он бы и с деньгами дымил! Думаешь, эти деньги на ремонт бы пошли? Ага, черта с два. В карман начальнику депо они бы пошли. Он как на должность сел в восьмидесятом году, так и не слазит. Ну а чо, семью-то кормить надо. Дочке квартиру надо. Сыну квартиру надо. Да и себя не забывает - зарплату себе назначил сто пятьдесят тысяч. Официальную!
- Так и живем, - усмехнулся Петрович.
В 1977 году, когда он только устроился на завод, зарплата у него была сто пятьдесят рублей. А трамвайный билет стоил три копейки. Некоторые трамваи с того времени заменили на новые, и рельсы тоже кое-где менялись, но громыхать и раскачиваться трамваи меньше не стали, а даже наоборот.
Трамвай остановился у вокзала. На той стороне железной дороги виднелись корпуса металлургического завода. Петрович вспомнил, что, когда он впервые туда пришел, над проходной висел плакат "Решения XXV съезда партии - в жизнь!" Раз в пятилетку плакат подновляли и подрисовывали палочки к римским цифрам XXV, и поднимали зарплату рублей на пятьдесят. Отработав три года, Николай Петрович получил от завода двухкомнатную квартиру взамен комнаты, в которой они жили втроем с женой и сыном.
После XXVIII съезда плакат пришлось бы полностью поменять, но этого не случилось. Советский Союз распался. Коммунизма так никто и не построил. Политические лозунги исчезли с улиц, их место заняла коммерческая реклама. В новостях появилось слово "инфляция" - цены на продукты за год выросли в три раза, а за следующий год - раз в тридцать. Вклад в сбербанке (Петрович копил на машину "Москвич") обесценился. Руководство завода сменялось чуть ли не каждый год. Новый директор крал все, что не успел украсть предыдущий, затем завод банкротился, директор менялся и все повторялось сначала.
Такая ситуация была почти на всех государственных предприятиях. Теперь страна "в едином порыве" строила дикий капитализм. В газетах и по телевизору оправдывали воровство государственной собственности, называя это "приватизацией" и "первоначальным накоплением капитала". Даже в школах директора умудрялись воровать и брать взятки. Директора школы, где жена Петровича преподавала химию, даже уволили за неприкрытый мухлеж с зарплатами учителей. Но на зарплате жены это, увы, не сказалось. После второго банкротства металлургического завода Николай Петрович, чтобы прокормить семью, пошел работать кладовщиком на продуктовый склад. Зарплата была небольшая, зато можно было брать продукты по оптовой цене, а разбитые, списанные упаковки так и вообще почти бесплатно.
- Иван Иваныч, а ты-то когда на пенсию пошел?
- В четвертом году. Так-то я уже не работал лет десять - нигде не брали. Как Бубнов наше стройуправление развалил, так я без работы и остался. Зато Бубнов депутатом стал. А я же каменщиком всю жизнь отработал, а в полтинник кому я нужен? Чеснок на даче садил, да на базаре продавал, тем и жили. Да ты сам видел, у меня весь огород чесноком засеян. А тут как раз бесплатный проезд решили отменить, а я только жить начал по-человечески. Вот в январе мы и вышли. Сначала на крыльце у администрации митинговали, а потом Красный проспект перекрыли. И все, вернули нам наш проезд. Вот так. А ты, сачок, не пошел, думал, тебя не коснется!
Петрович открыл было рот, чтобы протестовать, но тут трамвай подпрыгнул, сильно громыхнул три раза, задребезжал всеми стеклами и резко встал, так что пассажиры едва не попадали с мест, а кондукторшу, ухватившуюся за поручень, развернуло на месте и приложило о боковину сиденья.
Петрович посмотрел в окно.
- Этическая сила! - сказал он. - С рельсов сошел. Придется пешком еще две остановки топать.
Глава 4.
Помощник Сергей показывал депутату корректировки к смете на избирательную кампанию. Расходы опять увеличились, это было хотя и не смертельно, но неприятно.
- Сергей, я, конечно, все понимаю, но не надо идти на поводу у этих политтехнологов. Они себе там прибыль заложили - процентов двести, наверно. Насчет размещения дополнительных биллбордов - ты лучше сам обзвони рекламщиков. Я уверен, что найдешь дешевле. Да и с дизайнерами тоже можно поговорить. В конце концов у меня на фирме два штатных дизайнера. Можно их напрячь, пусть поработают на выходных за премию. Согласен со мной?
- Понял, Валерий Дмитриевич, займусь.
Вдруг водитель присвистнул:
- Ну ёкарный бабай!
- Что такое, Гриша, ты не согласен? - спросил Бубнов.
- Конечно, я не согласен, уже почти приехали, а тут трамвай растопырился! - Гриша остановил машину перед въездом во двор, накинул куртку и вышел на улицу.
Бубнов и Сергей стали глядеть в окно. Трамвайные пути проходили вдоль проезжей части, отделяя улицу от жилых домов. Вагон попутного с ними направления сошел с рельсов и перегородил проезд с улицы во дворы. Задом он едва не зацепил забор строящегося дома с эмблемой бубновского концерна. Забор полностью захватывал тротуар, который когда-то был на этом месте. C этой стороны не то, что объехать, но и обойти было невозможно. Передние колеса трамвая стояли на рельсах, кабина нависала над тротуаром. Пассажиры покидали трамвай и потихоньку просачивались перед кабиной. Может быть, там, по тротуару, можно было и проехать.
Однако вернувшийся Гриша развеял эти надежды.
- Там спереди, наверно, полметра между трамваем и сугробом, не проедем.
- А с другой стороны можно заехать во двор? - спросил Бубнов.
- Нет, придется пешком, похоже.
- Подожди, какой пешком! Время поджимает! Я же помню, с той стороны был проезд через арку. Мы тот дом специально с аркой строили. Давай вперед проедем до конца дома, потом направо завернем и потом в арку направо опять.
- Странно, - сказал Гриша, - не помню никакой арки... И навигатор не показывает... Ну поехали, посмотрим.
Они двинулись, повернули направо, медленно перебрались через трамвайные рельсы, которые были глубоко утоплены в твердый укатанный снежный наст, и поехали вдоль дома, в котором должна быть арка. Толстый слой наледи покрывал узкую дорогу. Гриша вел машину, стараясь не попадать в глубокую колею.
Путь лежал между двумя кварталами. Слева были припаркованы машины. Справа, между дорогой и домом, стоял высокий металлический забор, а впереди дорога упиралась в небольшой продуктовый павильон. Это настораживало. Навстречу медленно шли две женщины с сумками. Когда водитель их объезжал, они ухватились за ограждение, чтобы не упасть - было скользко.
Доехав до павильона, Гриша остановился. В доме справа все-таки была арка, но она была за забором. К счастью, здесь имелась пешеходная калитка с домофоном.
- Ну-ка, Сергей, - сказал Бубнов, - позвони в ЖЭК, спроси, какой код на калитке!
- Обижаете, Валерий Дмитриевич, - сказал Сергей, - у меня универсальный ключ есть!
- Ну иди быстрее, открывай! Опаздываем уже!
Сергей вышел из мерседеса, обошел машину кругом и открыл калитку ключом, а потом нагнулся, чтобы открыть дверь депутату. В этот момент калитка хлопнула и закрылась. Бубнов заматерился, рассерженный неловкостью помощника.
Гриша выскочил с водительского места и стал помогать Валерию Дмитриевичу вылезти из машины, а Сергей придерживал калитку. Наконец, депутат вышел на улицу и сделал два неуверенных шага, широко расставляя ноги в лакированных туфлях на скользкой дороге. Гриша поддерживал его под правую руку. Из-под арки раздавалась музыка - там Ирина вела предвыборный концерт.
Бубнов прошел в калитку, ухватился свободной рукой за забор и глухо сказал, ни к кому не обращаясь:
- Понастроили!
Была суббота, пасмурная и безветренная, снег не шел. На улице было не очень холодно - минус пятнадцать. Словом, погода благоприятствовала прогулкам на свежем воздухе.
Поэтому после завтрака жена отправила Николая Петровича на рынок за продуктами. Он надел собачью шапку, китайский пуховик, обул ботинки на искусственном меху, взял с собой сумку и пошел на трамвайную остановку. Путь пролегал мимо райкома Компартии. Каждый раз, проходя мимо его двери с самодельной ручкой из арматуры, Николай вспоминал, как в студенчестве подрабатывал дворником и очищал от снега тротуар перед райкомом. Тогда его дверь выглядела гораздо более презентабельно, да и вообще он занимал отдельное трехэтажное здание, а не комнату на первом этаже жилого дома, как сейчас.
Платили тогда Николаю Петровичу три рубля за выход, и звали без отчества, просто Колей. Работал он поздними вечерами, по мере надобности, то есть после снегопада. Лучше всего было работать, когда снег выпадал днем и к вечеру прекращался. Неутоптанный снег было легко убирать большим скребком, и он управлялся с работой за пару часов. Если же снег шел с утра или, того хуже, с прошлого дня, прохожие успевали утоптать себе дорогу и большой скребок не всегда справлялся. Приходилось кое-где использовать совковую лопату. Однажды снег шел четыре дня подряд без остановки, да еще и сильный. Пока очистишь тротуар - его вновь засыплет. В таких условиях невозможно было отскрести дорогу до асфальта. В последний день снегопада начальству Коли даже пришлось искать трактор, который приехал на уборку к шести утра и до восьми часов скреб ковшом несчастный тротуар, потому что в тот день в райком должна была приехать какая-то шишка.
Выйдя на пенсию, Николай Петрович опять устроился дворником и опять, по странному стечению обстоятельств, был вынужден чистить тротуар перед райкомом. Теперь его дверь выходила во двор кооперативного жилого дома, жильцы которого - удивительное дело! - не только получали арендную плату с райкома партии, но и содержали двор в чистоте. Вернее, двор в чистоте содержал Николай Петрович, а жильцы платили ему зарплату и звали без имени, просто Петровичем.
Раньше, когда коммунистическая партия была единственной партией в стране, Николай относился к ней как к легкому снегопаду. Немного досаждает, хотя и ничего страшного. В институте - нудные курсы марксистско-ленинской философии и научного коммунизма, на крышах зданий - надписи вроде "Слава КПСС" или "Народ и партия едины". Лозунги должны были создавать впечатление, что вся страна, как говорилось тогда, "в едином порыве" строит коммунизм. После института Николай Петрович отслужил в армии и устроился на работу на металлургический завод инженером по технике безопасности. Его день начинался в шесть утра, когда радио играло гимн Советского Союза, потом шли последние известия, а затем - бодрые песни вроде "Ленин такой молодой". В семь часов Петрович выходил на остановку и, втиснувшись в переполненный трамвай, ехал на завод.
Петрович подошел к остановке одновременно с трамваем. "Удачно", - подумал Николай. Однако тут же отказался от своей мысли, когда трамвай открыл двери. Вместе с пассажирами из салона трамвая стал выходить буроватый дым с резким запахом. Пахло так, будто проскочила электрическая искра, но только очень уж сильно. Собственно, от трамваев частенько так пахло, но этот явно был неисправен. Вслед за пассажирами вышла вагоновожатая, наклонилась к передним колесам и стала там что-то шерудить. Через пару минут дым выветрился, и водитель сказала, что можно заходить обратно.
Глава 2.
Валерий Дмитриевич Бубнов ехал на встречу с избирателями на заднем сиденье своего мерседеса. Рядом с ним сидел его помощник Сергей и с серьезным видом разбирал электронную почту на ноутбуке. Водитель Гриша рассказывал веселую байку про то, как они с мужиками на прошлых выходных ездили на рыбалку на Обское море и чуть не утопили уазик. "А он же, уазик - не просто уазик! В нем же ящик водки стоял!"
Валерий Дмитриевич от души посмеялся и сказал:
- Ну, Гриша, ну, артист! Надо было тебя вместо этих массовиков-затейников нанять!
- Так за чем же дело стало?
- Счет уже оплачен, ничего не поделаешь!
- Вот вы всегда так - сначала раздразните, а потом от ворот поворот! Так и придется мне до пенсии баранку крутить! А во мне, может, артист пропадает!
- Ну, Гриша, ну, артист! - смеялся Бубнов.
Валерий Дмитриевич был действующим депутатом и шел на третий срок. Избирательная кампания была в разгаре. Встреча с народом была намечена на детской площадке во дворе одного из домов, который построила его, Валерия Дмитриевича, строительная компания. С утра там начался концерт для привлечения жителей, а к двенадцати часам должен был подъехать сам кандидат. Ирина из агентства по проведению праздников только что отзвонилась и сказала, что концерт проходит нормально, пришло человек 30 взрослых и столько же детей.
"Шестьдесят человек", - подумал депутат, - "не так и много". Когда он стал начальником государственного строительно-монтажного управления (еще в советские годы), у него в подчинении было три сотни. Управление занималось строительством промышленных и складских зданий. В 91-м году, после развала Союза, половина сотрудников разбежалась, и удивительно, что только половина. В этом году он открыл свою фирму и взял в аренду всю строительную технику у СМУ. То есть, у самого себя. Мало того, что арендная плата была крайне низкой, так еще и все заказы управления Бубнов перенаправлял на свою фирму. При этом техника стояла в гараже СМУ бесплатно. Зарплату сотрудникам директор стал платить с большими задержками - это было ему выгодно из-за бешеной инфляции.
Поскольку директора других строительных предприятий вели себя точно так же, работникам деваться было некуда и они работали бесплатно. Пока могли, они жили на старых запасах. Тем, у кого были дачи или родственники в деревнях, жилось попроще - они могли выращивать картошку. Постепенно работники уходили кто куда, большинство в торговлю.
Вскоре при таком руководстве стройуправление обанкротилось и вся собственность СМУ стала частной - перешла в руки непосредственно Валерия Дмитриевича, а точнее, его частной фирмы, которую он стал называть громким словом "концерн". В силу ряда причин Бубнов не мог продать свое предприятие за доллары и уехать за границу, поэтому ему пришлось жить и работать в России. Строительство производственных площадей стало никому не нужно, зато появился спрос на жилье. Бубнов за бесценок сманил инженеров-проектировщиков из загибавшегося государственного проектного института и начал строительство своей первой жилой девятиэтажки по типовому советскому проекту.
В отличие от многих других предприятий, которые переходили из рук в руки чуть ли не каждый год (зачастую - в ходе вооруженного захвата) и каждый год банкротились, концерн Бубнова работал стабильно и бесперебойно приносил его владельцу прибыль. Сказались связи директора с местными властями и милицией - никто из бандитов и депутатов не смог завладеть концерном. Бандитов отгоняли нанятые милиционеры вневедомственной охраны, а чтобы отогнать депутатов, Бубнову самому пришлось им стать. Для этого потребовалось отдать нужным людям целый подъезд - тридцать шесть квартир! - в построенном жилом доме. Помимо прочего, депутатский пост дал Валерию Дмитриевичу возможность самому выделять своей фирме земельные участки для строительства и на льготных условиях подключаться к теплотрассам и водопроводу.
Однако свободная земля в городе быстро закончилась, а строить хотелось. Начался период точечной застройки. Сложно понять, почему жилищное строительство стало единственной развитой производственной отраслью в городе, да больше того - во всех крупных городах страны. Может быть, потому, что в местных Советах депутатов больше половины мест заняли застройщики. А может быть, наоборот, такой депутатский состав объяснялся развитой строительной отраслью. В любом случае, Советы депутатов-застройщиков делали все для дальнейшего увеличения объемов строительства, даже вопреки здравому смыслу. В частности, Городской совет принял решение о переводе санитарных норм в строительстве из разряда обязательных документов в рекомендуемые.
Теперь, с благоволения главного архитектора, улыбчивого человека и крупного взяточника, мэрия города на законном основании выделяла земельные участки для возведения жилых многоэтажек прямо внутри сложившихся кварталов. Иными словами, во дворах домов, построенных ранее. В результате под окнами многих пятиэтажных хрущевок вместо детских площадок и высоких тополей появлялись строительные котлованы, из которых лезли вверх вытянутые дома-свечки. В погоне за наживой частные фирмы застраивали даже газоны и тротуары, едва не залезая на проезжую часть улиц.
Валерий Дмитриевич тоже не брезговал точечной застройкой, тем более, что отсутствие газона, тротуара и детской площадки почти не сказывалось на цене квартир. Сначала он искренне удивлялся, как людям приходит в голову покупать жилье в таких малопригодных для жизни местах. Однако его повзрослевший сын, назначенный начальником агентства недвижимости при отцовском концерне, объяснил, что большинство таких квартир покупают достаточно богатые люди для сохранения сбережений и сдачи в аренду своим более бедным соотечественникам. Ведь доверия к банкам никто не испытывает, помня историю вкладов в сбербанке, обесценившихся в 1991 году. Поэтому покупателям все равно, насколько благоустроена территория вокруг дома, и есть ли она вообще, ведь они не собираются там жить. Небольшая часть покупателей берет такие квартиры и для себя, но это в основном бездетные семьи. Таким людям не нужно гулять с детьми около дома, они ездят гулять на машинах за город или по ресторанам.
Глава 3.
Николай Петрович зашел в проветренный трамвай одним из первых и уселся на свободное место. Зашедший вслед за ним пожилой мужик сел рядом и сказал:
- Петрович, ты что ли?
Николай повернул голову и узнал своего соседа по даче - Ивана Иваныча. Они поздоровались и разговорились. Сначала обсудили запах, который так и не выветрился полностью из трамвая. Иваныч сказал, что за деньги ни в жизнь не сел бы в этот трамвай. Травиться газом, да еще и платить за это восемнадцать рублей - это слишком. Тут подошла кондуктор, и соседи предъявили ей свои пенсионные карточки. Хорошо, сказал Иваныч, что в 2005 году пенсионерам удалось отстоять бесплатный проезд в городском транспорте. Не зря улицы перекрывали.
- А ты, Петрович, тогда с нами не пошел! Сказал, чтоб мы, раз пенсионеры, то и шли, а тебя это вроде не касается! А сам гулял, поди, у тещи на поминках! И на пенсию на следующий год выскочил! - подначивал Иваныч.
- Да у меня теща вообще была - ого-го! И вообще, трамвай потому и дымит, что мы за него деньги не платим!
- Да какая разница, он бы и с деньгами дымил! Думаешь, эти деньги на ремонт бы пошли? Ага, черта с два. В карман начальнику депо они бы пошли. Он как на должность сел в восьмидесятом году, так и не слазит. Ну а чо, семью-то кормить надо. Дочке квартиру надо. Сыну квартиру надо. Да и себя не забывает - зарплату себе назначил сто пятьдесят тысяч. Официальную!
- Так и живем, - усмехнулся Петрович.
В 1977 году, когда он только устроился на завод, зарплата у него была сто пятьдесят рублей. А трамвайный билет стоил три копейки. Некоторые трамваи с того времени заменили на новые, и рельсы тоже кое-где менялись, но громыхать и раскачиваться трамваи меньше не стали, а даже наоборот.
Трамвай остановился у вокзала. На той стороне железной дороги виднелись корпуса металлургического завода. Петрович вспомнил, что, когда он впервые туда пришел, над проходной висел плакат "Решения XXV съезда партии - в жизнь!" Раз в пятилетку плакат подновляли и подрисовывали палочки к римским цифрам XXV, и поднимали зарплату рублей на пятьдесят. Отработав три года, Николай Петрович получил от завода двухкомнатную квартиру взамен комнаты, в которой они жили втроем с женой и сыном.
После XXVIII съезда плакат пришлось бы полностью поменять, но этого не случилось. Советский Союз распался. Коммунизма так никто и не построил. Политические лозунги исчезли с улиц, их место заняла коммерческая реклама. В новостях появилось слово "инфляция" - цены на продукты за год выросли в три раза, а за следующий год - раз в тридцать. Вклад в сбербанке (Петрович копил на машину "Москвич") обесценился. Руководство завода сменялось чуть ли не каждый год. Новый директор крал все, что не успел украсть предыдущий, затем завод банкротился, директор менялся и все повторялось сначала.
Такая ситуация была почти на всех государственных предприятиях. Теперь страна "в едином порыве" строила дикий капитализм. В газетах и по телевизору оправдывали воровство государственной собственности, называя это "приватизацией" и "первоначальным накоплением капитала". Даже в школах директора умудрялись воровать и брать взятки. Директора школы, где жена Петровича преподавала химию, даже уволили за неприкрытый мухлеж с зарплатами учителей. Но на зарплате жены это, увы, не сказалось. После второго банкротства металлургического завода Николай Петрович, чтобы прокормить семью, пошел работать кладовщиком на продуктовый склад. Зарплата была небольшая, зато можно было брать продукты по оптовой цене, а разбитые, списанные упаковки так и вообще почти бесплатно.
- Иван Иваныч, а ты-то когда на пенсию пошел?
- В четвертом году. Так-то я уже не работал лет десять - нигде не брали. Как Бубнов наше стройуправление развалил, так я без работы и остался. Зато Бубнов депутатом стал. А я же каменщиком всю жизнь отработал, а в полтинник кому я нужен? Чеснок на даче садил, да на базаре продавал, тем и жили. Да ты сам видел, у меня весь огород чесноком засеян. А тут как раз бесплатный проезд решили отменить, а я только жить начал по-человечески. Вот в январе мы и вышли. Сначала на крыльце у администрации митинговали, а потом Красный проспект перекрыли. И все, вернули нам наш проезд. Вот так. А ты, сачок, не пошел, думал, тебя не коснется!
Петрович открыл было рот, чтобы протестовать, но тут трамвай подпрыгнул, сильно громыхнул три раза, задребезжал всеми стеклами и резко встал, так что пассажиры едва не попадали с мест, а кондукторшу, ухватившуюся за поручень, развернуло на месте и приложило о боковину сиденья.
Петрович посмотрел в окно.
- Этическая сила! - сказал он. - С рельсов сошел. Придется пешком еще две остановки топать.
Глава 4.
Помощник Сергей показывал депутату корректировки к смете на избирательную кампанию. Расходы опять увеличились, это было хотя и не смертельно, но неприятно.
- Сергей, я, конечно, все понимаю, но не надо идти на поводу у этих политтехнологов. Они себе там прибыль заложили - процентов двести, наверно. Насчет размещения дополнительных биллбордов - ты лучше сам обзвони рекламщиков. Я уверен, что найдешь дешевле. Да и с дизайнерами тоже можно поговорить. В конце концов у меня на фирме два штатных дизайнера. Можно их напрячь, пусть поработают на выходных за премию. Согласен со мной?
- Понял, Валерий Дмитриевич, займусь.
Вдруг водитель присвистнул:
- Ну ёкарный бабай!
- Что такое, Гриша, ты не согласен? - спросил Бубнов.
- Конечно, я не согласен, уже почти приехали, а тут трамвай растопырился! - Гриша остановил машину перед въездом во двор, накинул куртку и вышел на улицу.
Бубнов и Сергей стали глядеть в окно. Трамвайные пути проходили вдоль проезжей части, отделяя улицу от жилых домов. Вагон попутного с ними направления сошел с рельсов и перегородил проезд с улицы во дворы. Задом он едва не зацепил забор строящегося дома с эмблемой бубновского концерна. Забор полностью захватывал тротуар, который когда-то был на этом месте. C этой стороны не то, что объехать, но и обойти было невозможно. Передние колеса трамвая стояли на рельсах, кабина нависала над тротуаром. Пассажиры покидали трамвай и потихоньку просачивались перед кабиной. Может быть, там, по тротуару, можно было и проехать.
Однако вернувшийся Гриша развеял эти надежды.
- Там спереди, наверно, полметра между трамваем и сугробом, не проедем.
- А с другой стороны можно заехать во двор? - спросил Бубнов.
- Нет, придется пешком, похоже.
- Подожди, какой пешком! Время поджимает! Я же помню, с той стороны был проезд через арку. Мы тот дом специально с аркой строили. Давай вперед проедем до конца дома, потом направо завернем и потом в арку направо опять.
- Странно, - сказал Гриша, - не помню никакой арки... И навигатор не показывает... Ну поехали, посмотрим.
Они двинулись, повернули направо, медленно перебрались через трамвайные рельсы, которые были глубоко утоплены в твердый укатанный снежный наст, и поехали вдоль дома, в котором должна быть арка. Толстый слой наледи покрывал узкую дорогу. Гриша вел машину, стараясь не попадать в глубокую колею.
Путь лежал между двумя кварталами. Слева были припаркованы машины. Справа, между дорогой и домом, стоял высокий металлический забор, а впереди дорога упиралась в небольшой продуктовый павильон. Это настораживало. Навстречу медленно шли две женщины с сумками. Когда водитель их объезжал, они ухватились за ограждение, чтобы не упасть - было скользко.
Доехав до павильона, Гриша остановился. В доме справа все-таки была арка, но она была за забором. К счастью, здесь имелась пешеходная калитка с домофоном.
- Ну-ка, Сергей, - сказал Бубнов, - позвони в ЖЭК, спроси, какой код на калитке!
- Обижаете, Валерий Дмитриевич, - сказал Сергей, - у меня универсальный ключ есть!
- Ну иди быстрее, открывай! Опаздываем уже!
Сергей вышел из мерседеса, обошел машину кругом и открыл калитку ключом, а потом нагнулся, чтобы открыть дверь депутату. В этот момент калитка хлопнула и закрылась. Бубнов заматерился, рассерженный неловкостью помощника.
Гриша выскочил с водительского места и стал помогать Валерию Дмитриевичу вылезти из машины, а Сергей придерживал калитку. Наконец, депутат вышел на улицу и сделал два неуверенных шага, широко расставляя ноги в лакированных туфлях на скользкой дороге. Гриша поддерживал его под правую руку. Из-под арки раздавалась музыка - там Ирина вела предвыборный концерт.
Бубнов прошел в калитку, ухватился свободной рукой за забор и глухо сказал, ни к кому не обращаясь:
- Понастроили!