Аспергер отправлял психически больных детей на эвтаназию
Ганс Аспергер, венский психиатр, отправлял психически больных детей на эвтаназию в венскую клинику Ам Шпигельгрунд - центр нацистской программы эвтаназии, которая заключалась в физическом уничтожении людей с психическими расстройствами, особенностями развития и наследственными заболеваниями. За 5 лет (1940-45) в клинике Ам Шпигельгрунд под руководством коллег Аспергера Эрвина Йекелиуса и Генриха Гросса убили не менее 789 детей. Некоторые погибли от инъекций и газа. Других заморили голодом, а кому-то не оказали необходимого лечения. Мозги и другие органы большинства из них, как в случае Герты, извлекали, чтобы на их примере изучать особенности «неполноценных» детей.
Так, например Аспергер рекомендовал отправить в Шпигельгрунд Герту Шрайбер, которой на момент освидетельствования у Аспергера не исполнилось и трех лет, поступила на освидетельствование к Гансу Аспергеру в конце июня 1941 года. Он диагностировал у маленькой пациентки «острое расстройство личности», «двигательную заторможенность в острой форме» и «эретическую идиотию». «Дома ребенок станет неподъемным грузом для матери, которой необходимо заботиться о пяти здоровых детях», - заключил в своем отчете Аспергер. Психиатр объявил, что Герту необходимо на постоянной основе поместить в венскую клинику Ам Шпигельгрунд. Несколько дней спустя, 1 июля, девочку в соответствии с рекомендацией Аспергера отправили в специализированное учреждение, а 2 сентября - сразу после ее третьего дня рождения - Герта скончалась. Официальной причиной смерти, как и у большинства детей в Ам Шпигельгрунд, объявили пневмонию. Мозг девочки извлекли и сохранили для дальнейших исследований. По словам историка Хервига Чеха, коллапс легких врачи провоцировали у детей коктейлем из барбитуратов.
Герта Шрайбер
WStLA, 1.3.2.209.10, Nervenklinik für Kinder, Krankengeschichte Herta Schreiber
«Официально убийства детей в Ам Шпигельгрунд и других подобных учреждениях скрывались, - пишет Чех. - Родителей в рутинном порядке обманывали о том, что ждало их детей, но слухи все равно распространялись, а положение Аспергера позволяло ему знать правду о происходящем».
В ноябре 1940-го венское гестапо предоставило отчет о политических взглядах Аспергера - даже опытным следователям не удалось уличить психиатра в неблагонадежности. Один из руководителей австрийского отделения НСДАП Отто Вехтер назвал его «политически приемлемым», а в управлении персоналом пришли к выводу, что ему можно доверять, несмотря на его религиозность, поскольку он не состоял в Христианско-социальной партии и не участвовал в деятельности австрофашистов. Что еще важнее, в тех же документах Аспергера описали как «согласного с национал-социалистическими законами о расе и стерилизации». Все это противоречит версии о том, что режим относился к нему с недоверием и что сохранить должность или даже остаться на свободе ему удалось лишь чудом.
Очевидно, что Аспергера нельзя было считать открытым нацистом хотя бы потому, что он так и не вступил в НСДАП.
После аншлюса Аспергер активно поддерживал насаждавшийся нацистами идеал тотальной дисциплины и разделял основные положения нацистской психиатрии, в рамках которой пациентов надлежало оценивать прежде всего с позиции их потенциальной пользы для государства.
Аспергер с готовностью принял установленную нацистами расовую классификацию, хоть сам и не демонстрировал радикального антисемитизма.
Детей, которые не представляют «социальной значимости» для государства, Аспергер рекомендовал переводить в клинику Ам Шпигельгрунд или другие клиники.
Еще в 1938-м Аспергер рассуждал: «Помогая им [детям с аномалиями развития], мы также лучшим образом служим своему народу, не только ограничивая давление, которое они оказывают на народ своими асоциальными и преступными действиями, но и пытаясь добиться, чтобы они выполняли свои обязанности как продуктивные личности в живом организме народа».
«По мере того как Аспергер продвигался к назначению на должность адъюнкт-профессора, его рассуждения о диагнозе [аутизме] становились все более жесткими, - пишет историк Эдит Шеффер. - Он говорил о "садистских чертах" детей, которых изучал, перечислял их "злонамеренные действия". Некоторые хвалят Аспергера за формулировки об "особых способностях" детей, располагавшихся на "наиболее предпочтительном" полюсе аутистического спектра, и предполагают, что он использовал подобные описания, чтобы защитить их от нацистской евгеники. Его описывают как своеобразного Шиндлера от психиатрии. Но в действительности он не отклонялся от принятого в нацистской психиатрии курса на избирательность. Он не забывал упоминать о "менее благоприятных случаях", о детях, которые во взрослом возрасте будут "слоняться по улицам" в "гротескном" и "жалком" состоянии. Подобные слова в рейхе могли означать смертный приговор. Именно такая судьба ждала десятки детей, которых оценивал Аспергер».
Даже если детей, которых он направлял в Ам Шпигельгрунд и другие учреждения, не убивали, Аспергер не мог не знать о том, что пациенты в подобных клиниках подвергаются плохому обращению и воспринимаются персоналом как неполноценные. Однако осведомленность об этом никак не влияла на поставленные им диагнозы и вынесенные рекомендации.
После войны Аспергер вернулся на работу в педиатрическую клинику при Венском университете и до самой смерти в 1980-м не особо распространялся ни о своем опыте в армии, ни о преступлениях гитлеровского режима, включая физическое уничтожение «неполноценных» пациентов.
Большинство историков сходятся на том, что Аспергера нельзя однозначно назвать ни сторонником нацистов, ни тем более нацистом. Однако неправильно было бы считать его и борцом с режимом, поскольку ничто в его профессиональной деятельности не указывает на желание - хотя бы пассивное - противостоять властям. Введенная им распределительная сетка для пациентов с аутистическими признаками скорее, наоборот, использовалась для более эффективной реализации государственной программы по избавлению от недостаточно полезных граждан.
«Аспергер не был нацистским преступником, но он, как и многие другие, пытался обезопасить свою карьеру, слушаясь нацистов, - отметил историк Ричард Эванс. - Тайна состоит в том, почему такое большое количество врачей пренебрегали клятвой Гиппократа, которая предписывала им не вредить пациентам».
Двойственность взглядов и поступков Аспергера не позволяет причислить его ни к злодеям, ни к героям, но дополнительно подчеркивает, что значимость его выводов для медицины не делает его автоматически хорошим человеком и не освобождает от ответственности за косвенное участие в программе массового уничтожения «неполноценных» детей. Напоминание об этом - единственный способ хотя бы частично восстановить справедливость в отношении тех, кого по рекомендации Аспергера отправили в Ам Шпигельгрунд и чьи имена в отличие от его так и остались известны лишь узкому кругу историков.
14.11.2023, https://republic.ru/posts/110127 (с сокращениями)
Так, например Аспергер рекомендовал отправить в Шпигельгрунд Герту Шрайбер, которой на момент освидетельствования у Аспергера не исполнилось и трех лет, поступила на освидетельствование к Гансу Аспергеру в конце июня 1941 года. Он диагностировал у маленькой пациентки «острое расстройство личности», «двигательную заторможенность в острой форме» и «эретическую идиотию». «Дома ребенок станет неподъемным грузом для матери, которой необходимо заботиться о пяти здоровых детях», - заключил в своем отчете Аспергер. Психиатр объявил, что Герту необходимо на постоянной основе поместить в венскую клинику Ам Шпигельгрунд. Несколько дней спустя, 1 июля, девочку в соответствии с рекомендацией Аспергера отправили в специализированное учреждение, а 2 сентября - сразу после ее третьего дня рождения - Герта скончалась. Официальной причиной смерти, как и у большинства детей в Ам Шпигельгрунд, объявили пневмонию. Мозг девочки извлекли и сохранили для дальнейших исследований. По словам историка Хервига Чеха, коллапс легких врачи провоцировали у детей коктейлем из барбитуратов.
Герта Шрайбер
WStLA, 1.3.2.209.10, Nervenklinik für Kinder, Krankengeschichte Herta Schreiber
«Официально убийства детей в Ам Шпигельгрунд и других подобных учреждениях скрывались, - пишет Чех. - Родителей в рутинном порядке обманывали о том, что ждало их детей, но слухи все равно распространялись, а положение Аспергера позволяло ему знать правду о происходящем».
В ноябре 1940-го венское гестапо предоставило отчет о политических взглядах Аспергера - даже опытным следователям не удалось уличить психиатра в неблагонадежности. Один из руководителей австрийского отделения НСДАП Отто Вехтер назвал его «политически приемлемым», а в управлении персоналом пришли к выводу, что ему можно доверять, несмотря на его религиозность, поскольку он не состоял в Христианско-социальной партии и не участвовал в деятельности австрофашистов. Что еще важнее, в тех же документах Аспергера описали как «согласного с национал-социалистическими законами о расе и стерилизации». Все это противоречит версии о том, что режим относился к нему с недоверием и что сохранить должность или даже остаться на свободе ему удалось лишь чудом.
Очевидно, что Аспергера нельзя было считать открытым нацистом хотя бы потому, что он так и не вступил в НСДАП.
После аншлюса Аспергер активно поддерживал насаждавшийся нацистами идеал тотальной дисциплины и разделял основные положения нацистской психиатрии, в рамках которой пациентов надлежало оценивать прежде всего с позиции их потенциальной пользы для государства.
Аспергер с готовностью принял установленную нацистами расовую классификацию, хоть сам и не демонстрировал радикального антисемитизма.
Детей, которые не представляют «социальной значимости» для государства, Аспергер рекомендовал переводить в клинику Ам Шпигельгрунд или другие клиники.
Еще в 1938-м Аспергер рассуждал: «Помогая им [детям с аномалиями развития], мы также лучшим образом служим своему народу, не только ограничивая давление, которое они оказывают на народ своими асоциальными и преступными действиями, но и пытаясь добиться, чтобы они выполняли свои обязанности как продуктивные личности в живом организме народа».
«По мере того как Аспергер продвигался к назначению на должность адъюнкт-профессора, его рассуждения о диагнозе [аутизме] становились все более жесткими, - пишет историк Эдит Шеффер. - Он говорил о "садистских чертах" детей, которых изучал, перечислял их "злонамеренные действия". Некоторые хвалят Аспергера за формулировки об "особых способностях" детей, располагавшихся на "наиболее предпочтительном" полюсе аутистического спектра, и предполагают, что он использовал подобные описания, чтобы защитить их от нацистской евгеники. Его описывают как своеобразного Шиндлера от психиатрии. Но в действительности он не отклонялся от принятого в нацистской психиатрии курса на избирательность. Он не забывал упоминать о "менее благоприятных случаях", о детях, которые во взрослом возрасте будут "слоняться по улицам" в "гротескном" и "жалком" состоянии. Подобные слова в рейхе могли означать смертный приговор. Именно такая судьба ждала десятки детей, которых оценивал Аспергер».
Даже если детей, которых он направлял в Ам Шпигельгрунд и другие учреждения, не убивали, Аспергер не мог не знать о том, что пациенты в подобных клиниках подвергаются плохому обращению и воспринимаются персоналом как неполноценные. Однако осведомленность об этом никак не влияла на поставленные им диагнозы и вынесенные рекомендации.
После войны Аспергер вернулся на работу в педиатрическую клинику при Венском университете и до самой смерти в 1980-м не особо распространялся ни о своем опыте в армии, ни о преступлениях гитлеровского режима, включая физическое уничтожение «неполноценных» пациентов.
Большинство историков сходятся на том, что Аспергера нельзя однозначно назвать ни сторонником нацистов, ни тем более нацистом. Однако неправильно было бы считать его и борцом с режимом, поскольку ничто в его профессиональной деятельности не указывает на желание - хотя бы пассивное - противостоять властям. Введенная им распределительная сетка для пациентов с аутистическими признаками скорее, наоборот, использовалась для более эффективной реализации государственной программы по избавлению от недостаточно полезных граждан.
«Аспергер не был нацистским преступником, но он, как и многие другие, пытался обезопасить свою карьеру, слушаясь нацистов, - отметил историк Ричард Эванс. - Тайна состоит в том, почему такое большое количество врачей пренебрегали клятвой Гиппократа, которая предписывала им не вредить пациентам».
Двойственность взглядов и поступков Аспергера не позволяет причислить его ни к злодеям, ни к героям, но дополнительно подчеркивает, что значимость его выводов для медицины не делает его автоматически хорошим человеком и не освобождает от ответственности за косвенное участие в программе массового уничтожения «неполноценных» детей. Напоминание об этом - единственный способ хотя бы частично восстановить справедливость в отношении тех, кого по рекомендации Аспергера отправили в Ам Шпигельгрунд и чьи имена в отличие от его так и остались известны лишь узкому кругу историков.
14.11.2023, https://republic.ru/posts/110127 (с сокращениями)