ФРАГМЕНТ 8 (ЭРЗАЦ)
****
Три послевкусия, только три. И все три - сожаление. Самое сильное - сожаление о непригодности. Разумеется, профессиональной. Не пригодилась я этому театру, как могла бы, как хотела. Сожаление №2 - сожаление о непричастности. Разумеется, к искусству. В этом театре, ни я с ним, ни оно со мной так и не встретились. И последнее, едва уловимое - сожаление о необратимости времени. Иногда оно занимает место первого, и тогда я кусаю локти и бьюсь головой о стену. Этих сожалений могло бы не быть, и, честное слово, нашлись бы другие, но именно с этими, как с квартирантами, я как-то сжилась, сдружилась, перестала брать за постой, и в благодарность за радушие получила свободный доступ к воспоминаниям.
Для кого-то театр начинается с вешалки, для меня - с худрука, представителя, так сказать, отечественной режиссуры. Худрук в театре - больше, чем худрук. Он Царь и Бог одной небольшой цивилизации, и не надо никаких других определений. Просто - Царь и Бог. И всё. Вершитель судеб, ежедневно казнящий и милующий, имеющий всевидящее око, всеслышащее ухо, всечувствующее сердце, всезнающий мозг. Он всегда «ходит первым», всегда «в белом» и всегда выигрывает. «Главный» в театре, это - религия. Её либо принимают, либо бегут из «монастыря». Лично я убегала три раза и, как блудная дочь возвращалась: не по вере - от безысходности. «Царь и Бог» это прекрасно понимал и «отжимал» последнее, что во мне на тот момент было.
Ну, о какой «разумной», или «добровольной» диктатуре вы говорите? Где вы её видели? Рабское существование актёров в России живо до сих пор. Натянуло на себя личину нашего «свободоразрешающего» времени и очень уютно себя чувствует. Кто-то, кому это было удобно, придумал грандиозный миф. Миф о том, что актёры - пешки, или даже шашки. Что их можно, играючи, двигать по сценической доске туда-сюда-обратно, перешагивать через них, съедать, рубить, жаловать в дамки, разжаловать, а, разгневавшись, и вовсе стряхнуть на пол. Под страхом оказаться рядом с тараканом существует многотысячная армия российских актёров. Когда-то их называли крепостными, а сейчас они свободны. Поэтому, видимо, огромный процент «сброшенных» обслуживает различные отрасли рыночного и «бутылочного» хозяйства. Под страхом «выкидыша» много чего натворить можно, а можно и, наоборот, - ничего не натворить. Но в финале всегда, всегда сгоревшие судьбы. Полученным «угольком» можно ни одно десятилетие отапливать кабинет худрука и его апартаменты. Не сердитесь. Вы, кто читает эту книгу, не такой…. А какой Вы, если театр сегодняшний - «обезличностный» театр? В него можно ходить, или не ходить, его можно уничтожать, или превозносить, или даже, похоронить, но уважать…. Игра, в которой шашки играют в людей, достойна бурных и продолжительных аплодисментов. Вот это тема. Поставьте по ней спектакль, господа.
****
Спустя пять лет, после всех моих «московских мытарств», я посетила клетчатую доску с выше упомянутой аббревиатурой. За время моего отсутствия она сказочно преобразилась. Почти стёртые когда-то краски, ожили, обретя свежий, глубокий цвет. Чёткая разлиновочка аккуратно разделила квадратики на два тона: темно-коричневый и неопределённо жёлтый. Знаете, есть много оттенков жёлтого и я не берусь точно определить цвет. Помню, подумала тогда: «Сам по себе один какой-то цвет неинтересен, скучен и быстро надоедает. Он хорош всегда в сочетании с другим. И чем более не выразителен один, тем более выразителен в его соседстве другой».
Каждая клеточка улыбалась своей лаковой улыбкой и, будто, приглашала: встань на меня. Но я, напротив, старалась не наступить ни на одну из них и шла, точно по нитке, продвигаясь по острой межклеточной грани в сторону Главного игрока. На дворе была весна, капало с крыш и казалось - всё поправимо. «А если, «нет» - ну, и чёрт с ним! Чёрт с ним со всем! Жить дальше надо». В кабинете Главного я успокоилась, расправила плечи и, широко улыбнувшись, предложила себя в качестве дамки (после Москвы мне хотелось только Большой игры, на маленькие роли я плевать хотела). Роли я не получила: ни большой, ни маленькой (сезон подходил к концу), зато получила «детей» (есть у меня практика преподавания актёрского мастерства и сценической речи). Первый курс. Малыши. Два месяца работы. Есс! Это счастье стало моим, собственным, я могла делать с ним всё, что захочу, поэтому сразу, «сойдя с доски», я возвратила его небу, которое направило меня.
Д Е Т И Т Е А Т Р А
Знаешь, можно делиться печеньем,
а можно - сердцебиеньем.
На первом занятии девчонки плакали. Не все, конечно - самая трепетная их часть. Причина? Причина проста и банальна - ошиблись дверью. Шли в театр, а попали на доску. Я могла им помочь - указать дверь, к которой они шли. Так я и сделала.
Вас когда-нибудь обманывали? Молчите, всё известно: вас обманывали, обманывают, и будут обманывать, вы отвечаете тем же, вас не жаль - вы в курсе Правил. Но девчонки…. Те люди, что взялись учить их, прекрасно знают Правила, но как «нормальные герои» «всегда идут в обход». «Ничего не поделаешь - такова жизнь» - говорят они всем своим видом. Да, такова жизнь и такова самая лицемерная и лживая отговорка на все времена.
Набирать ребят на актёрский факультет Ульяновского Государственного Университета стали, чуть ли не с его открытия. И тогда, в 96-м, это было фантастически круто: своя театральная школа, в которой педагогами актёры театра! А эти актёры, в свою очередь, позаканчивали когда-то «Щепку», «Щуку», ЛГИТМиК, Школу-Студию МХАТ, ГИТИС. Ну, не блеск ли? Восторг! Попасть на курс к таким «ребятам», всё равно, что двух зайцев одним патроном положить: образование получаешь без отрыва от мамки с папкой, да ещё и диплом государственного образца, да ещё и практика параллельно с ученьем, ко всему этому - большой аванс на трудовую деятельность здесь же, одним словом - сказка, сказка, сказка…. Но, как говорится, прошли годы… и, как часто бывает, «сказка стала былью». Вот я хочу спросить Вас… для того ли Вы были рождены, уважаемый, чтобы воспитанники Ваши плакали от горя? А горе, всегда - спутник обмана, а ещё - темноты. Я эту картину даже карандашиком набросать не берусь, до того кромешной показалась мне тьма в их детских головах. Поставьте себя на их место. Хоть на секундочку влезьте в их кожу, тем более что профессия обязывает. Представьте, что Вы - ягнёнок. В закутке, что Вам отведён для житья, шатаются стены, пол ходит ходуном и с потолка от каждого чиха летит штукатурка. Представили? Нет?? Ну, Вы уж постарайтесь, поднатужитесь…. Добавьте к этому вой ветра, лай собак и полную луну. Не получается? А если всё это умножить на, горящий с голодухи, волчий глаз? А если холод адский? Если Вы одни и всеми брошены? Что? Как тогда, милостивый государь? А тогда Вы - то же, что и девчонки-первокурсницы, и неважно, кто Вы - рядовой артист России, или Лауреат Государственной премии Народный вечно почётный гражданин. Театр - это не здание, где показывают спектакли и где актёры украшают звёздами асфальт у входа в свою честь. Театр - это храм освобождённой души. Построить его без человеколюбия - не получится, а получится - то, что есть. И, знаете, в чём действительный ужас? В «похожести», в «почти неразличимости»… не только формы, но и содержания. Зритель интуитивно чувствует подмену, но открыто никогда не признается в этом. Как мать, которой подменили дитя, будет растить, и верить до последней, самой последней минуты, в кровное родство с чужим ребёнком, находя в нём портретную схожесть с любимым мужем. Потому что, проще поверить в обман, допустить его, чем обнаружить. Такова и наша публика. В большинстве своём, в большинстве….
Система великого реформатора, пройдя по рукам нескольких поколений, предательски мутировала, потеряла девственность и наив, превратилась в девушку по вызову. И у меня большие сомнения по поводу ваших чистых намерений, господа, в отношении этой «прелестницы», сидящей на ваших коленях.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАВТРА
Три послевкусия, только три. И все три - сожаление. Самое сильное - сожаление о непригодности. Разумеется, профессиональной. Не пригодилась я этому театру, как могла бы, как хотела. Сожаление №2 - сожаление о непричастности. Разумеется, к искусству. В этом театре, ни я с ним, ни оно со мной так и не встретились. И последнее, едва уловимое - сожаление о необратимости времени. Иногда оно занимает место первого, и тогда я кусаю локти и бьюсь головой о стену. Этих сожалений могло бы не быть, и, честное слово, нашлись бы другие, но именно с этими, как с квартирантами, я как-то сжилась, сдружилась, перестала брать за постой, и в благодарность за радушие получила свободный доступ к воспоминаниям.
Для кого-то театр начинается с вешалки, для меня - с худрука, представителя, так сказать, отечественной режиссуры. Худрук в театре - больше, чем худрук. Он Царь и Бог одной небольшой цивилизации, и не надо никаких других определений. Просто - Царь и Бог. И всё. Вершитель судеб, ежедневно казнящий и милующий, имеющий всевидящее око, всеслышащее ухо, всечувствующее сердце, всезнающий мозг. Он всегда «ходит первым», всегда «в белом» и всегда выигрывает. «Главный» в театре, это - религия. Её либо принимают, либо бегут из «монастыря». Лично я убегала три раза и, как блудная дочь возвращалась: не по вере - от безысходности. «Царь и Бог» это прекрасно понимал и «отжимал» последнее, что во мне на тот момент было.
Ну, о какой «разумной», или «добровольной» диктатуре вы говорите? Где вы её видели? Рабское существование актёров в России живо до сих пор. Натянуло на себя личину нашего «свободоразрешающего» времени и очень уютно себя чувствует. Кто-то, кому это было удобно, придумал грандиозный миф. Миф о том, что актёры - пешки, или даже шашки. Что их можно, играючи, двигать по сценической доске туда-сюда-обратно, перешагивать через них, съедать, рубить, жаловать в дамки, разжаловать, а, разгневавшись, и вовсе стряхнуть на пол. Под страхом оказаться рядом с тараканом существует многотысячная армия российских актёров. Когда-то их называли крепостными, а сейчас они свободны. Поэтому, видимо, огромный процент «сброшенных» обслуживает различные отрасли рыночного и «бутылочного» хозяйства. Под страхом «выкидыша» много чего натворить можно, а можно и, наоборот, - ничего не натворить. Но в финале всегда, всегда сгоревшие судьбы. Полученным «угольком» можно ни одно десятилетие отапливать кабинет худрука и его апартаменты. Не сердитесь. Вы, кто читает эту книгу, не такой…. А какой Вы, если театр сегодняшний - «обезличностный» театр? В него можно ходить, или не ходить, его можно уничтожать, или превозносить, или даже, похоронить, но уважать…. Игра, в которой шашки играют в людей, достойна бурных и продолжительных аплодисментов. Вот это тема. Поставьте по ней спектакль, господа.
****
Спустя пять лет, после всех моих «московских мытарств», я посетила клетчатую доску с выше упомянутой аббревиатурой. За время моего отсутствия она сказочно преобразилась. Почти стёртые когда-то краски, ожили, обретя свежий, глубокий цвет. Чёткая разлиновочка аккуратно разделила квадратики на два тона: темно-коричневый и неопределённо жёлтый. Знаете, есть много оттенков жёлтого и я не берусь точно определить цвет. Помню, подумала тогда: «Сам по себе один какой-то цвет неинтересен, скучен и быстро надоедает. Он хорош всегда в сочетании с другим. И чем более не выразителен один, тем более выразителен в его соседстве другой».
Каждая клеточка улыбалась своей лаковой улыбкой и, будто, приглашала: встань на меня. Но я, напротив, старалась не наступить ни на одну из них и шла, точно по нитке, продвигаясь по острой межклеточной грани в сторону Главного игрока. На дворе была весна, капало с крыш и казалось - всё поправимо. «А если, «нет» - ну, и чёрт с ним! Чёрт с ним со всем! Жить дальше надо». В кабинете Главного я успокоилась, расправила плечи и, широко улыбнувшись, предложила себя в качестве дамки (после Москвы мне хотелось только Большой игры, на маленькие роли я плевать хотела). Роли я не получила: ни большой, ни маленькой (сезон подходил к концу), зато получила «детей» (есть у меня практика преподавания актёрского мастерства и сценической речи). Первый курс. Малыши. Два месяца работы. Есс! Это счастье стало моим, собственным, я могла делать с ним всё, что захочу, поэтому сразу, «сойдя с доски», я возвратила его небу, которое направило меня.
Д Е Т И Т Е А Т Р А
Знаешь, можно делиться печеньем,
а можно - сердцебиеньем.
На первом занятии девчонки плакали. Не все, конечно - самая трепетная их часть. Причина? Причина проста и банальна - ошиблись дверью. Шли в театр, а попали на доску. Я могла им помочь - указать дверь, к которой они шли. Так я и сделала.
Вас когда-нибудь обманывали? Молчите, всё известно: вас обманывали, обманывают, и будут обманывать, вы отвечаете тем же, вас не жаль - вы в курсе Правил. Но девчонки…. Те люди, что взялись учить их, прекрасно знают Правила, но как «нормальные герои» «всегда идут в обход». «Ничего не поделаешь - такова жизнь» - говорят они всем своим видом. Да, такова жизнь и такова самая лицемерная и лживая отговорка на все времена.
Набирать ребят на актёрский факультет Ульяновского Государственного Университета стали, чуть ли не с его открытия. И тогда, в 96-м, это было фантастически круто: своя театральная школа, в которой педагогами актёры театра! А эти актёры, в свою очередь, позаканчивали когда-то «Щепку», «Щуку», ЛГИТМиК, Школу-Студию МХАТ, ГИТИС. Ну, не блеск ли? Восторг! Попасть на курс к таким «ребятам», всё равно, что двух зайцев одним патроном положить: образование получаешь без отрыва от мамки с папкой, да ещё и диплом государственного образца, да ещё и практика параллельно с ученьем, ко всему этому - большой аванс на трудовую деятельность здесь же, одним словом - сказка, сказка, сказка…. Но, как говорится, прошли годы… и, как часто бывает, «сказка стала былью». Вот я хочу спросить Вас… для того ли Вы были рождены, уважаемый, чтобы воспитанники Ваши плакали от горя? А горе, всегда - спутник обмана, а ещё - темноты. Я эту картину даже карандашиком набросать не берусь, до того кромешной показалась мне тьма в их детских головах. Поставьте себя на их место. Хоть на секундочку влезьте в их кожу, тем более что профессия обязывает. Представьте, что Вы - ягнёнок. В закутке, что Вам отведён для житья, шатаются стены, пол ходит ходуном и с потолка от каждого чиха летит штукатурка. Представили? Нет?? Ну, Вы уж постарайтесь, поднатужитесь…. Добавьте к этому вой ветра, лай собак и полную луну. Не получается? А если всё это умножить на, горящий с голодухи, волчий глаз? А если холод адский? Если Вы одни и всеми брошены? Что? Как тогда, милостивый государь? А тогда Вы - то же, что и девчонки-первокурсницы, и неважно, кто Вы - рядовой артист России, или Лауреат Государственной премии Народный вечно почётный гражданин. Театр - это не здание, где показывают спектакли и где актёры украшают звёздами асфальт у входа в свою честь. Театр - это храм освобождённой души. Построить его без человеколюбия - не получится, а получится - то, что есть. И, знаете, в чём действительный ужас? В «похожести», в «почти неразличимости»… не только формы, но и содержания. Зритель интуитивно чувствует подмену, но открыто никогда не признается в этом. Как мать, которой подменили дитя, будет растить, и верить до последней, самой последней минуты, в кровное родство с чужим ребёнком, находя в нём портретную схожесть с любимым мужем. Потому что, проще поверить в обман, допустить его, чем обнаружить. Такова и наша публика. В большинстве своём, в большинстве….
Система великого реформатора, пройдя по рукам нескольких поколений, предательски мутировала, потеряла девственность и наив, превратилась в девушку по вызову. И у меня большие сомнения по поводу ваших чистых намерений, господа, в отношении этой «прелестницы», сидящей на ваших коленях.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАВТРА