verv
in
plateaupress
Александр Бренер о самиздате и зинах
В ближайшие дни в издательстве «Плато Тольятти» выйдет зин №100. Им станет новый зин Александра Бренера и Барбары Шурц.
Кроме того, что это сотый зин в официальной библио-зинографии издательства, он ещё и восьмой зин, нарисованный и написанный Бренером и Шурц для «Плато» за период с ноября 2020 по декабрь 2021, то есть за год (специально заглянул в архив издательства: первый зин Бренера и Шурц вышел 24 ноября 2020 года, а материалы готовящегося издания я получил 2 декабря с.г.)
Весь этот год между нами шла интенсивная переписка, в которой кроме собственно обсуждения готовящихся зинов, были очень интересные для меня слова Бренера об этой форме творчества. А может быть эти слова были дописаны в моей голове: за этот год я ещё раз прочитал книги Саши «Жития убиенных художников», «Ка, или Тайные, но истинные истории искусства» и другие сборники, регулярно публикуемые в разных российских издательствах. И вместо того, чтобы просмотреть больше 500 писем от Бренера в моем ящике, я подумал, что пока между нами ведется регулярный обмен письмами, я проведу специальную отдельную беседу с ним о самиздате. И я послал в письме Саше несколько вопросов, на которые он сразу ответил.
Как и когда вы столкнулись с самиздатом?
Первый увиденный мной самиздат - "Лолита" Набокова, ксерокопированная и подшитая. Это сокровище кто-то дал на время моему отцу. Мне было тогда лет пятнадцать. Я начал читать и обалдел. Это был настоящий запретный плод - сладкий, сочащийся, невиданный, прямо из Рая. После этого я перечитывал "Лолиту" дважды - в начале 1990-х, уже в официальном издании, а затем в голландской тюрьме, где это была единственная русская книга во всей тюремной библиотеке. И оба раза я вспоминал то сногсшибательное ощущение, которое пережил от самиздатовской копии: кошачий, трескучий, электрический взрыв в мозгах! С тех пор самиздат для меня - детская, подростковая, крамольная, запредельная радость. Вся современная издательская продукция не стоит одной самиздатовской самопальной книжки. Почему? А потому что настоящий самиздат - это вещь по ту сторону разрешённой социальности, капитала, бизнеса, обмена. Это - дар, приношение, гостинец. А ещё это - источник несанкционированного, конспиративного, зазорного удовольствия.
У меня в Алма-Ате был друг - Игорь Сагнак - отличный переплётчик и одержимый распространитель самиздата. Он делал миниатюрные фотокопии разных чудных книг. Именно так, в его самиздате, я прочитал "Столп и утверждение истины" Флоренского, "Архипелаг ГУЛАГ", стихотворения Мандельштама и Клюева, "Доктор Живаго", “Котлован“ Платонова... И опять: всякий раз, когда эти книги попадались мне в тех или иных печатных изданиях, я вспоминал самиздат Игоря. Он был как озарение, как маленькое чудо, как величайший соблазн. Самиздат - это форма жизни, а не просто литература.
Каков ваш первый опыт изготовления самиздата?
Свою первую самиздатовскую книжку я сварганил в Израиле, примерно в 1991 году. Это была маленькая книжица, но в настоящей твёрдой обложке. Называлась она "Bonanza" и заключала в себе фрагменты идиотического письма и голые фотографии Ли Фридлендера.. Я эту книжку написал совместно с Романом Баембаевым, а дизайн для неё сделал замечательный художник Гриша Блюгер. А потом мы с Романом отнесли макет в крошечную допотопную типографию на окраине Тель-Авива. Печатники смотрели на нас как на сумасшедших, а фотографии Фридлендера сочли за порнографию. Но они отлично напечатали книжку тиражом 100 экз. И мы были счастливы, раздавали это изделие разным знакомым и незнакомым людям. Потом мы с Баембаевым и Блюгером сделали ещё три или четыре самопальных публикации. Большая часть этих книжек и брошюр, я думаю, сгинула, но кое-что осело в Москве, куда я привёз сумку с нашим самиздатом.
Вообще говоря, я никогда не верил, что кто-то - какой-то "серьёзный" издатель - захочет издавать меня официально, как это принято в аппаратах культуры. Я не считал и не считаю себя писателем. Я - безобразник, неумеха и фальшивка. И я верю Арто, который сказал: "Все писатели - свиньи". Но самиздат - совершенно другое дело. Это - радость, приключение, праздник. А все настоящие праздники - вне закона. Они тайные и волшебные. Так что самиздат для меня - это магическая процедура вроде уличного поедания ворованных фруктов, а вовсе не производство литературного продукта.
Расскажите об одном-двух самых запомнившихся вам образцах самиздата, зина, книги художника.
Самый удивительный образец самиздата, который я держал в руках, - это альбом с дневниками и рисунками Сергея Калмыкова. Эту вещь я получил когда-то на день в алма-атинском городском архиве, куда меня пустили поработать с материалами художника. Калмыков вёл дневники и записи всё свою жизнь. Они - важная часть его творчества. Это своего рода самовосхваления, авто-панегирики загнанного, но не сдавшегося маргинала. Ну так вот: тот альбом был настоящим произведением искусства и поразительным свидетельством потаённой жизни мастера-отщепенца. Калмыкова в Алма-Ате считали городским сумасшедшим. Но он был редчайшим художником со своим особым, воображаемым, теневым, звёздно-мигающим космосом и со своей одинокой, аскетической неуправляемой формой жизни. И в альбоме эта тайная жизнь была явлена в обнажённом виде. По сути это была одна большая поэма, состоящая из восторженных и отчаянных воплей существа, провозглашающего себя космическим гением, покорителем Вселенной и собеседником Леонардо да Винчи. Я хорошо помню вибрирующую каллиграфию Калмыкова, его экстатические фразы с многочисленными восклицательными знаками. Это были выкрики в пустоту, в мировую заброшенность, в советское запустение: "Я самый великий! Я претендент на истинное бессмертие! Я в миллион раз лучше Кандинского! Я видел Маяковского, слезающего с извозчика с тростью в руке! Он меня увидел и поклонился! Я - его товарищ в вечности! Я слушая по ночам Лунный Джаз!" Этот альбом был великолепным примером самиздата: отчаянным и блаженным посланием в бутылке, брошенным в загаженное море жизни с надеждой, что это послание попадёт в руки друга.
И какие там были чудные рисунки: карты и следы странствий маргинала по воображаемым закоулкам и пустошам духа.
Вы рассказали о советском периоде, советском самиздате. Расскажите о западном самиздате. Когда вы попали на запад, что вы встречали там?
В Западной Европе я видел разные образчики самиздата. Это были книги художников, активистские зины и брошюры, микро-издания, выпускаемые сквотерами, а также самиздат эмигрантов из России.
Что касается книг художников, то это довольно неоднородная область. Существует институциализированная продукция, когда тот или иной художник при поддержке галереи или кунстхалле выпускает малотиражное печатное издание к своей выставке или презентации. Такой весьма процветающий "самиздат" преобладает в арт-системе, и он меня больше не интересует. Я терпеть не могу аппарат под названием "современное (или актуальное) искусство". Это очень налаженная и бойкая фабрика по эстетической обработке современных дискурсов (философии, политики, социологии, антропологии и т. д.). Конечно, там есть свои интересные художники, которые делают интересные публикации, например, какой-нибудь Ричард Принс, Эд Руша или Кристофер Вул… Но это всё капитал, это жлобская система, это часть мировой империи контроля. А я маргинал и соответственно предпочитаю самиздат настоящий, то есть внесистемный, самопальный, дикий, примитивный, низовой, лубочный, локальный, странный. Его, конечно, становится всё меньше, потому что всё меньше таких людей. Субкультуры, активные в 1970-1990-е годы, выродились, их приручили, их больше нет на свете. Но они-то как раз и давали самые яркие образчики художественного самиздата. Это были вольные наследники и романтические последыши "авангарда", на свой собственный лад переосмыслявшие идеи дада или сюрреализма. Это были представители поп-культуры: хиппи, панки, скейтеры, граффитисты...
В своё время мне очень нравились книги и зины Раймона Петибона, позднее - Джоша Смита. А сейчас иногда попадаются рукодельные книжки молодых художников - очень забавные. Но, честно говоря, я всё меньше и меньше слежу за этими вещами. Я давно выбыл из мира современного искусства, я - никто и нигде, я вообще не принадлежу никакому культурному или социальному зоопарку. Я - зверёк без места, без страны, без паспорта, я шляюсь по миру со своей подружкой Барбарой Шурц и с двумя сумками с одеждой. И, честно говоря, мы страшно устали шляться по этому сволочному, жестокому, изнасилованному властью, а теперь и совсем осатаневшему миру.
Был период, когда во мне вспыхнула настоящая страсть к комиксам. И я видел отличные самиздатовские комиксы и истории в картинках. Они подчас намного забавнее того, что происходит в официальной комиксовой индустрии, которая сейчас тоже процветает.
В сквотах я видел замечательные зины. Там есть энтузиасты, которые пишут и рисуют, а потом сами себя издают и распространяют свои издания среди друзей. Вот это по-настоящему круто! Это не относится к области эстетики, это часть неподконтрольного существования подлинных ушлецов из системы. Это - свидетельства отколовшейся от общества и капитала формы жизни.
Настоящий самиздат - неуправляемый, анархичный и сингулярный.
Расскажите о своем самиздате. Какой он был, сколько его было?
Я не знаю, сколько у меня самиздатовских брошюр и книжек. Я никогда не считал их, а просто делал - для собственного удовольствия или для какой-нибудь хулиганской затеи. Удовольствие - без этого нет искусства самиздата. Конечно, для публикации книжки нужны какие-то (иногда немалые) деньги, но прежде всего - внутренняя необходимость и азарт малолетки. И мне всегда требовалась помощь других людей (у меня самого плохие мозги и руки-крюки), за что я страшно благодарен всем своим соавторам и сотрудникам по самиздату (без Барбары вообще не было бы половины моих публикаций).
Иногда я изготовлял книжки как своего рода словесные атаки на враждебных мне людей или на целые институции. Например, так была сделана в Израиле совместная с Романом Баембаевым книжка "Тайная жизнь буто". Иногда наоборот - как признание в любви (например, лубочная повесть "Бомбастика", посвящённая Артюру Кравану, и изданная Павленским).
Что касается распространения, то все эти издания предназначались для друзей - реальных или воображаемых. Я раздавал или реже продавал (по очень скромной цене) самопальные книжки тем встречным людям, которые могли стать друзьями, хотя это не часто случалось. Я антисоциальная тварь и ищу таких же антисоциальных тварей. А может быть, я уже никого не ищу. Но тот, кто занимается самиздатом, должен изловчиться и найти друзей, а иначе ему (или ей) крышка. Особенно сейчас, когда всё вокруг трещит, ломается и гибнет. Очевидно, что мы в настоящее время переживаем коллапс общества контроля - и в России, и на Западе, и во всём мире. Это коллапс всех институций и норм - социальных, правовых, этических, культурных. Мы - в ситуации чрезвычайного положения, навязанного правителями этого мира. Государство и капитал совершают окончательный - фашизоидный, брутальный, беспощадный - захват этой планеты. В этой ситуации необходимо новое подполье, андерграунд друзей - беглецов из системы. И самиздат может сыграть здесь свою роль. Он уже это делал в прошлом.
Вопросы задавал А. Верёвкин.
Зины Александра Бренера и Барбары Шурц, опубликованные издательством "Плато Тольятти":
Александр Бренер, Барбара Шурц "Христос не воскрес, Фёдор Иванович"
Александр Бренер, Варвара Шурц "Девы-страстотерпицы"
Александр Бренер, Барбара Шурц "О зинах и баргузинах"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Поэма игрушки из сгоревшей избушки"
Александр Бренер, Александр Верёвкин "Цветаева в Цюрихе"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Жизнь в кустах"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Орфей жив"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Миражи Муляжи"
Кроме того, что это сотый зин в официальной библио-зинографии издательства, он ещё и восьмой зин, нарисованный и написанный Бренером и Шурц для «Плато» за период с ноября 2020 по декабрь 2021, то есть за год (специально заглянул в архив издательства: первый зин Бренера и Шурц вышел 24 ноября 2020 года, а материалы готовящегося издания я получил 2 декабря с.г.)
Весь этот год между нами шла интенсивная переписка, в которой кроме собственно обсуждения готовящихся зинов, были очень интересные для меня слова Бренера об этой форме творчества. А может быть эти слова были дописаны в моей голове: за этот год я ещё раз прочитал книги Саши «Жития убиенных художников», «Ка, или Тайные, но истинные истории искусства» и другие сборники, регулярно публикуемые в разных российских издательствах. И вместо того, чтобы просмотреть больше 500 писем от Бренера в моем ящике, я подумал, что пока между нами ведется регулярный обмен письмами, я проведу специальную отдельную беседу с ним о самиздате. И я послал в письме Саше несколько вопросов, на которые он сразу ответил.
Как и когда вы столкнулись с самиздатом?
Первый увиденный мной самиздат - "Лолита" Набокова, ксерокопированная и подшитая. Это сокровище кто-то дал на время моему отцу. Мне было тогда лет пятнадцать. Я начал читать и обалдел. Это был настоящий запретный плод - сладкий, сочащийся, невиданный, прямо из Рая. После этого я перечитывал "Лолиту" дважды - в начале 1990-х, уже в официальном издании, а затем в голландской тюрьме, где это была единственная русская книга во всей тюремной библиотеке. И оба раза я вспоминал то сногсшибательное ощущение, которое пережил от самиздатовской копии: кошачий, трескучий, электрический взрыв в мозгах! С тех пор самиздат для меня - детская, подростковая, крамольная, запредельная радость. Вся современная издательская продукция не стоит одной самиздатовской самопальной книжки. Почему? А потому что настоящий самиздат - это вещь по ту сторону разрешённой социальности, капитала, бизнеса, обмена. Это - дар, приношение, гостинец. А ещё это - источник несанкционированного, конспиративного, зазорного удовольствия.
У меня в Алма-Ате был друг - Игорь Сагнак - отличный переплётчик и одержимый распространитель самиздата. Он делал миниатюрные фотокопии разных чудных книг. Именно так, в его самиздате, я прочитал "Столп и утверждение истины" Флоренского, "Архипелаг ГУЛАГ", стихотворения Мандельштама и Клюева, "Доктор Живаго", “Котлован“ Платонова... И опять: всякий раз, когда эти книги попадались мне в тех или иных печатных изданиях, я вспоминал самиздат Игоря. Он был как озарение, как маленькое чудо, как величайший соблазн. Самиздат - это форма жизни, а не просто литература.
Каков ваш первый опыт изготовления самиздата?
Свою первую самиздатовскую книжку я сварганил в Израиле, примерно в 1991 году. Это была маленькая книжица, но в настоящей твёрдой обложке. Называлась она "Bonanza" и заключала в себе фрагменты идиотического письма и голые фотографии Ли Фридлендера.. Я эту книжку написал совместно с Романом Баембаевым, а дизайн для неё сделал замечательный художник Гриша Блюгер. А потом мы с Романом отнесли макет в крошечную допотопную типографию на окраине Тель-Авива. Печатники смотрели на нас как на сумасшедших, а фотографии Фридлендера сочли за порнографию. Но они отлично напечатали книжку тиражом 100 экз. И мы были счастливы, раздавали это изделие разным знакомым и незнакомым людям. Потом мы с Баембаевым и Блюгером сделали ещё три или четыре самопальных публикации. Большая часть этих книжек и брошюр, я думаю, сгинула, но кое-что осело в Москве, куда я привёз сумку с нашим самиздатом.
Вообще говоря, я никогда не верил, что кто-то - какой-то "серьёзный" издатель - захочет издавать меня официально, как это принято в аппаратах культуры. Я не считал и не считаю себя писателем. Я - безобразник, неумеха и фальшивка. И я верю Арто, который сказал: "Все писатели - свиньи". Но самиздат - совершенно другое дело. Это - радость, приключение, праздник. А все настоящие праздники - вне закона. Они тайные и волшебные. Так что самиздат для меня - это магическая процедура вроде уличного поедания ворованных фруктов, а вовсе не производство литературного продукта.
Расскажите об одном-двух самых запомнившихся вам образцах самиздата, зина, книги художника.
Самый удивительный образец самиздата, который я держал в руках, - это альбом с дневниками и рисунками Сергея Калмыкова. Эту вещь я получил когда-то на день в алма-атинском городском архиве, куда меня пустили поработать с материалами художника. Калмыков вёл дневники и записи всё свою жизнь. Они - важная часть его творчества. Это своего рода самовосхваления, авто-панегирики загнанного, но не сдавшегося маргинала. Ну так вот: тот альбом был настоящим произведением искусства и поразительным свидетельством потаённой жизни мастера-отщепенца. Калмыкова в Алма-Ате считали городским сумасшедшим. Но он был редчайшим художником со своим особым, воображаемым, теневым, звёздно-мигающим космосом и со своей одинокой, аскетической неуправляемой формой жизни. И в альбоме эта тайная жизнь была явлена в обнажённом виде. По сути это была одна большая поэма, состоящая из восторженных и отчаянных воплей существа, провозглашающего себя космическим гением, покорителем Вселенной и собеседником Леонардо да Винчи. Я хорошо помню вибрирующую каллиграфию Калмыкова, его экстатические фразы с многочисленными восклицательными знаками. Это были выкрики в пустоту, в мировую заброшенность, в советское запустение: "Я самый великий! Я претендент на истинное бессмертие! Я в миллион раз лучше Кандинского! Я видел Маяковского, слезающего с извозчика с тростью в руке! Он меня увидел и поклонился! Я - его товарищ в вечности! Я слушая по ночам Лунный Джаз!" Этот альбом был великолепным примером самиздата: отчаянным и блаженным посланием в бутылке, брошенным в загаженное море жизни с надеждой, что это послание попадёт в руки друга.
И какие там были чудные рисунки: карты и следы странствий маргинала по воображаемым закоулкам и пустошам духа.
Вы рассказали о советском периоде, советском самиздате. Расскажите о западном самиздате. Когда вы попали на запад, что вы встречали там?
В Западной Европе я видел разные образчики самиздата. Это были книги художников, активистские зины и брошюры, микро-издания, выпускаемые сквотерами, а также самиздат эмигрантов из России.
Что касается книг художников, то это довольно неоднородная область. Существует институциализированная продукция, когда тот или иной художник при поддержке галереи или кунстхалле выпускает малотиражное печатное издание к своей выставке или презентации. Такой весьма процветающий "самиздат" преобладает в арт-системе, и он меня больше не интересует. Я терпеть не могу аппарат под названием "современное (или актуальное) искусство". Это очень налаженная и бойкая фабрика по эстетической обработке современных дискурсов (философии, политики, социологии, антропологии и т. д.). Конечно, там есть свои интересные художники, которые делают интересные публикации, например, какой-нибудь Ричард Принс, Эд Руша или Кристофер Вул… Но это всё капитал, это жлобская система, это часть мировой империи контроля. А я маргинал и соответственно предпочитаю самиздат настоящий, то есть внесистемный, самопальный, дикий, примитивный, низовой, лубочный, локальный, странный. Его, конечно, становится всё меньше, потому что всё меньше таких людей. Субкультуры, активные в 1970-1990-е годы, выродились, их приручили, их больше нет на свете. Но они-то как раз и давали самые яркие образчики художественного самиздата. Это были вольные наследники и романтические последыши "авангарда", на свой собственный лад переосмыслявшие идеи дада или сюрреализма. Это были представители поп-культуры: хиппи, панки, скейтеры, граффитисты...
В своё время мне очень нравились книги и зины Раймона Петибона, позднее - Джоша Смита. А сейчас иногда попадаются рукодельные книжки молодых художников - очень забавные. Но, честно говоря, я всё меньше и меньше слежу за этими вещами. Я давно выбыл из мира современного искусства, я - никто и нигде, я вообще не принадлежу никакому культурному или социальному зоопарку. Я - зверёк без места, без страны, без паспорта, я шляюсь по миру со своей подружкой Барбарой Шурц и с двумя сумками с одеждой. И, честно говоря, мы страшно устали шляться по этому сволочному, жестокому, изнасилованному властью, а теперь и совсем осатаневшему миру.
Был период, когда во мне вспыхнула настоящая страсть к комиксам. И я видел отличные самиздатовские комиксы и истории в картинках. Они подчас намного забавнее того, что происходит в официальной комиксовой индустрии, которая сейчас тоже процветает.
В сквотах я видел замечательные зины. Там есть энтузиасты, которые пишут и рисуют, а потом сами себя издают и распространяют свои издания среди друзей. Вот это по-настоящему круто! Это не относится к области эстетики, это часть неподконтрольного существования подлинных ушлецов из системы. Это - свидетельства отколовшейся от общества и капитала формы жизни.
Настоящий самиздат - неуправляемый, анархичный и сингулярный.
Расскажите о своем самиздате. Какой он был, сколько его было?
Я не знаю, сколько у меня самиздатовских брошюр и книжек. Я никогда не считал их, а просто делал - для собственного удовольствия или для какой-нибудь хулиганской затеи. Удовольствие - без этого нет искусства самиздата. Конечно, для публикации книжки нужны какие-то (иногда немалые) деньги, но прежде всего - внутренняя необходимость и азарт малолетки. И мне всегда требовалась помощь других людей (у меня самого плохие мозги и руки-крюки), за что я страшно благодарен всем своим соавторам и сотрудникам по самиздату (без Барбары вообще не было бы половины моих публикаций).
Иногда я изготовлял книжки как своего рода словесные атаки на враждебных мне людей или на целые институции. Например, так была сделана в Израиле совместная с Романом Баембаевым книжка "Тайная жизнь буто". Иногда наоборот - как признание в любви (например, лубочная повесть "Бомбастика", посвящённая Артюру Кравану, и изданная Павленским).
Что касается распространения, то все эти издания предназначались для друзей - реальных или воображаемых. Я раздавал или реже продавал (по очень скромной цене) самопальные книжки тем встречным людям, которые могли стать друзьями, хотя это не часто случалось. Я антисоциальная тварь и ищу таких же антисоциальных тварей. А может быть, я уже никого не ищу. Но тот, кто занимается самиздатом, должен изловчиться и найти друзей, а иначе ему (или ей) крышка. Особенно сейчас, когда всё вокруг трещит, ломается и гибнет. Очевидно, что мы в настоящее время переживаем коллапс общества контроля - и в России, и на Западе, и во всём мире. Это коллапс всех институций и норм - социальных, правовых, этических, культурных. Мы - в ситуации чрезвычайного положения, навязанного правителями этого мира. Государство и капитал совершают окончательный - фашизоидный, брутальный, беспощадный - захват этой планеты. В этой ситуации необходимо новое подполье, андерграунд друзей - беглецов из системы. И самиздат может сыграть здесь свою роль. Он уже это делал в прошлом.
Вопросы задавал А. Верёвкин.
Зины Александра Бренера и Барбары Шурц, опубликованные издательством "Плато Тольятти":
Александр Бренер, Барбара Шурц "Христос не воскрес, Фёдор Иванович"
Александр Бренер, Варвара Шурц "Девы-страстотерпицы"
Александр Бренер, Барбара Шурц "О зинах и баргузинах"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Поэма игрушки из сгоревшей избушки"
Александр Бренер, Александр Верёвкин "Цветаева в Цюрихе"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Жизнь в кустах"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Орфей жив"
Александр Бренер, Барбара Шурц "Миражи Муляжи"