(no subject)
За мной следят. В третий раз вламываются в мои переписки. Неделями не выходят из моего аккаунта, невероятным образом заполучив возможность знать всё - от того, кого я зову на чай в обеденный перерыв, до того, кому я тайком сливаю денежные переводы, предаваясь тайному шопоголизму.
Я в четвертый раз в жизни издаю вопль. Во второй раз в жизни делаю это, не заворачиваясь в толстый ковер, зато широко раскрыв рот и вытянув шею для лучшей проходимости звука. И в первый раз я кричу во весь голос в общественном месте. До тех пор, пока голос не пропадает и я не захожусь в кашле. В моей руке бутылка воды, я обливаю себя. Подошедшим ментам объясняю, что чувствую себя неважно. "Давайте, успокаиваемся", - отходят. В первый раз я кричала семнадцать лет назад, от несправедливости. Во второй раз я кричала три с половиной года назад, от несправедливости. В третий раз я кричала два месяца назад, от несправедливости. В четвертый раз я кричала, кажется, меньше суток назад. От полного пиздеца.
За мною гонятся. Я успешно, хоть и хромая, смываюсь, запутывая следы и выбегая через неожиданную дверь. Когда за тобой гонятся по ГУМу в субботу, в разгар толчеи среди новогодних нагромождений всего самого дорогого, свалить, как кинозлодей, можно, даже если ты передвигаешься на ходунках.
Меня допрашивают. Мы играем в "правду или действие или алкоголь". Все кругом пьяные, а я трезвая, но, пожалуй, больше всех хочу ответить на самые мерзкие вопросы. Например, кого и чего я боюсь больше всего. Потому что буквально за три часа до того, как прозвучал вопрос, я, пригибаясь, пробегала между колбас и шоколадных зайцев, виртуозно разложенных на прилавках Гастронома №1. А за сутки до этого я в первый раз в жизни кричала во весь голос в общественном месте, узнав, что за мной следят.
За мной следят, но я узнавала об этом так часто, что мне уже лень думать об этом. Я слежу за солнцем. Оно окрасило небо в "Цвет года-2014" по версии компании Pantone и начало рисовать огнем штрихи где-то вдалеке: один, два, два с половиной...
Я в четвертый раз в жизни издаю вопль. Во второй раз в жизни делаю это, не заворачиваясь в толстый ковер, зато широко раскрыв рот и вытянув шею для лучшей проходимости звука. И в первый раз я кричу во весь голос в общественном месте. До тех пор, пока голос не пропадает и я не захожусь в кашле. В моей руке бутылка воды, я обливаю себя. Подошедшим ментам объясняю, что чувствую себя неважно. "Давайте, успокаиваемся", - отходят. В первый раз я кричала семнадцать лет назад, от несправедливости. Во второй раз я кричала три с половиной года назад, от несправедливости. В третий раз я кричала два месяца назад, от несправедливости. В четвертый раз я кричала, кажется, меньше суток назад. От полного пиздеца.
За мною гонятся. Я успешно, хоть и хромая, смываюсь, запутывая следы и выбегая через неожиданную дверь. Когда за тобой гонятся по ГУМу в субботу, в разгар толчеи среди новогодних нагромождений всего самого дорогого, свалить, как кинозлодей, можно, даже если ты передвигаешься на ходунках.
Меня допрашивают. Мы играем в "правду или действие или алкоголь". Все кругом пьяные, а я трезвая, но, пожалуй, больше всех хочу ответить на самые мерзкие вопросы. Например, кого и чего я боюсь больше всего. Потому что буквально за три часа до того, как прозвучал вопрос, я, пригибаясь, пробегала между колбас и шоколадных зайцев, виртуозно разложенных на прилавках Гастронома №1. А за сутки до этого я в первый раз в жизни кричала во весь голос в общественном месте, узнав, что за мной следят.
За мной следят, но я узнавала об этом так часто, что мне уже лень думать об этом. Я слежу за солнцем. Оно окрасило небо в "Цвет года-2014" по версии компании Pantone и начало рисовать огнем штрихи где-то вдалеке: один, два, два с половиной...