Открытка с напечатанным рисунком и карандашный скетч от моего деда на обороте
Мой дед Сергей и его брат Павел были художниками. Мой дед работал для города, Павел - для жд-станции.
Антонина - единственная их троих детей Федора не рисовала, по крайней мере ее дети не обучались навыкам работы с кистью в семье. Однако из троих ее детей все же младший - Дмитрий проявил качества графика и художника еще в школе (Забегая вперед скажу что Дмитрий Иванович Ткач хорошо знаком всем моим коллегам из Днепропетровска которые читают этот журнал как профессор кафедры начертательной геометрии ПГАСиА) Закончив школу он приехал в Днепропетровск и поступил в тогда еще ДИСИ на факультет ПГС, архитектурный факультет еще не был открыт. Говорить о том как здорово что творческий подход выстреливает даже при отсутствии условий как в случае с моим двоюродным дядей я не буду. Или как я рисующий с детства без какой-либо художественной школы (мой отец как и дед и прадед тоже художник) поступил в архитектурный после того как пытался поступить в совсем не художественный университет внутренних дел - тоже комментировать нечего. Год подготовительных курсов по рисунку - это была еще какая муштра и наверно хорошо что не поступил сразу "по знакомству".
Хочу рассказать только то что отсутствие каких либо условий у двоюродного дяди было все же и с одной историей в которой был и дед иконописец. Будучи годовалым ребенком к началу войны он попал в оккупацию в Лозовой. Он остался у бабушки Лукерьи и деда Федора, мать была в эвакуации в Ашхабаде всю войну. Он помнит Домаху - это село пригород Лозовой где прятались во время боев в городе, а поскольку город за три года переходил из рук в руки 5 раз, то и жили там судя по всему. Зимой 1942-го он очень простудился и заболел, возможно это было воспалением легких. Бабушка Луша на улице случайно встретила соседку, вернее соседка которая работала у немцев в госпитале попросила остановить повозку на которой ехала и спросила почему моя бабушка идет и плачет. Та просто объяснив что теряет внука отдала пачку денег что были гонораром деду иконописцу за работу по росписи церкви при немецкой власти и попросила как-то помочь. Денег было столько что помощь была в виде массы медикаментов, ребенка спасли, был даже шоколад. Не думаю что дед писал дома и четырехлетний малыш это наблюдал, но думаю что-то все же из того времени было вынесено. Я не мистифицирую ничего. Я пишу как внук уже своего деда Сергея которого не стало когда мне было два года, а я его помню как играющего в шахматы в спальне среди ночи. Частный дом в котором выключен свет, прямоугольник двери с ярким желтым светом лампочки без плафона и дед обращающий на меня внимание но не отвлекающийся от партии или шахматного этюда. Я могу с уверенностью сказать что в этом образе для меня заключено гораздо больше чем формально есть. Я люблю своего деда и иногда думаю что на него похож. Хоть и не менее люблю и отца и похож на него наверно не меньше, но рисовать меня отец учил не больше чем дед - т.е. всей отцовской школой для меня было правильно держать кисть и набирать краску, ну и муштабелем пользоваться - это такая специальная рейка для того чтобы упираться рукой на нее а не на плоскость по которой пишешь краской. Никаких слов в адрес того что я рисовал можно и не ждать. Когда я даже сейчас спрашиваю совета и слышу указания - в словах отца есть такая едва заметная усталость будто бы он это мне уже сказал а я забыл и прошу его повторить еще раз. И я действительно слышу это так будто бы я это знаю.
Трудности преодолевать нам всем приходится - и это еще какие творческие задачи. Иногда они бывают еще и с иллюстрациями. Но они как картинки в книжке - пока не прочитаешь, то не узнаешь что за ними.