Фейсбучное уныние
Заглянул вчера на ленту в Фейсбуке. И понял, что я всю ее уже знаю.
N пишет про беспредел в милиции
M пишет про злого Путина
L про миссионерство
K постит фотки про свой отдых
Есть в этом что-то бессмысленное. Наше общение не направлено на поиск новых смыслов, но скорее на поддержание некоего "правильного" образа действительности. Причем "правильным" может быть все что угодно. А смысла в этом нет. Причем для каждого социума свое бессмысленное общение. Для одних одноклассники, для других ВК, для более продвинуты ФБ, для торопливых Твиттер, для пишущих длиннее ЖЖ.
Да и комменты в принципе все предсказуемы. Через некоторое время знаешь, какой пост останется без комментариев, какой будут возмущенно обсуждать. Хорошо хоть с отфрендом я пока не сталкивался. Есть ли смысл в таком общении и такой информированности?Вот что пишет преп. Иоанн Кассиан
"Когда уныние нападет на жалкую душу, то производит страх места, омерзение к келье, также и к братиям, которые живут с ним или вдали, порождает презрение, отвращение, как к нерадивым и менее духовным. Также и ко всякому делу внутри келии делает ленивым, нерадивым. Не попускает ему ни оставаться в келье, ни прилежать чтению, и он часто стонет, что пребывая столько времени в той же келье, ничего не успевает, ропщет и вздыхает, что не имеет никакого духовного плода, пока будет связан с этим обществом, скорбит, что не имеет духовной пользы и напрасно живет в этом месте, так как, имея возможность управлять другими и приносить пользу очень многим, он никого не назидает и никому не доставляет пользы своим наставлением и учением. Другие отдаленные монастыри хвалит, и места те считает более полезными к преспеянию, и более способствующими спасению; также общество братий представляет приятными и духовной жизни. Напротив, что находится под руками, то все худо, не только нет никакого назидания между братиями, но и самое телесное содержание приобретается не без большего труда. Наконец думает, что пребывая в этом месте, он не может спастись; нужно оставить келью, в которой ему придется погибнуть, если еще будет оставаться в ней, и потому, как можно, скорее переселяется в другое место. Потом уныние производит также расслабление тела и голод в пятом и шестом (по нашему счислению в 11 и 12) часу, как будто он утомлен и расслаблен был долгим путем и самым тяжелым трудом, или будто проводил два или три дня в посте, без подкрепления пищею. Потому тогда беспокойно озирается туда и сюда, вздыхает, что никто из братий не идет к нему, часто то выходит, то входит в келью, и часто взглядывает на солнце, как будто оно медленно идет к западу. Таким образом в таком неразумном смущении духа, как бы земля покрылась мраком, пребывает праздным, не занятым никаким духовным делом, и думает, что ничто другое не может быть средством против такой брани, как посещение какого-либо брата, или утешение от одного сна. Потому этот недуг внушает, что нужно делать приличные поздравления и посещения недужных, вблизи или вдали находящихся. Также внушает как какие-нибудь благочестивые, набожные обязанности, что надобно найти родителей и чаще ходить для поздравления их; считает великим делом благочестия чаще посещать какую-нибудь благочестивую, посвятившую себя Богу женщину, особенно не имеющую никакого пособия от родителей, и если что ей необходимо, чего не дают ее родители, и небрегут, о том заботиться есть дело самое святое, и больше надобно к этому прилагать благочестивый труд, нежели бесплодно, без всякого преспеяния сидеть в келье.
Итак, несчастная душа, опутанная такими хитростями врагов, расслабленная духом уныния, как сильным тираном, впадает в сон, или выгнанная из затвора кельи своей начинает искать в этой брани утешение в посещении брата; а этим средством, от которого в настоящее время как будто получает облегчение, не много после еще больше будет расслаблена. Ибо чаще и жесточе враг будет искушать того, о ком знает, что вступив в борьбу, тотчас обратится в бегство, и в ком предвидит, что он ожидает себе спасение не от победы, не от борьбы, а от бегства. Оставляя свою келью, он мало помалу станет забывать дело своего звания, которое есть не иное что, как созерцание той божественной и превосходящей все чистоты, которая нигде не может быть приобретена, как только в безмолвии, постоянным пребыванием к келье и размышлением. Таким образом воин Христов, сделавшись беглецом из своей военной службы и изменником, связывает себя житейскими делами и становится неугодным военачальнику (2Тим. 2, 4).
...
Ибо кого ни начнет оно одолевать с какой-либо стороны, заставит его пребывать в келье ленивым, беспечным, без всякого успеха духовного, или выгнав отсюда, сделает потом непостоянным во всем, праздношатающимся, нерадивым ко всякому делу, заставит его постоянно обходить кельи братий и монастыри и ни о чем другом не заботиться, как только где и под каким предлогом можно бы найти случай пообедать. Ибо ум празднолюбца не умеет ни о чем другом думать, как только о пище и чреве, до тех пор, пока сведши дружбу с каким-нибудь человеком или женщиною, расслабленными одинаковою холодностью, обязывается делами их и нуждами, и таким образом мало помалу запутывается во вредных занятиях, как бы стесняется змеиными извилинами, потом уже никогда не в состоянии будет развязаться для достижения совершенства прежнего обета (монашеского)."
В общем, прошу прощения в всех, кого последнее время обидел своими постами. Если Господь даст сил - умолкну до Рождества. Ну а если моих сил не хватит - уж не обессудьте.
N пишет про беспредел в милиции
M пишет про злого Путина
L про миссионерство
K постит фотки про свой отдых
Есть в этом что-то бессмысленное. Наше общение не направлено на поиск новых смыслов, но скорее на поддержание некоего "правильного" образа действительности. Причем "правильным" может быть все что угодно. А смысла в этом нет. Причем для каждого социума свое бессмысленное общение. Для одних одноклассники, для других ВК, для более продвинуты ФБ, для торопливых Твиттер, для пишущих длиннее ЖЖ.
Да и комменты в принципе все предсказуемы. Через некоторое время знаешь, какой пост останется без комментариев, какой будут возмущенно обсуждать. Хорошо хоть с отфрендом я пока не сталкивался. Есть ли смысл в таком общении и такой информированности?Вот что пишет преп. Иоанн Кассиан
"Когда уныние нападет на жалкую душу, то производит страх места, омерзение к келье, также и к братиям, которые живут с ним или вдали, порождает презрение, отвращение, как к нерадивым и менее духовным. Также и ко всякому делу внутри келии делает ленивым, нерадивым. Не попускает ему ни оставаться в келье, ни прилежать чтению, и он часто стонет, что пребывая столько времени в той же келье, ничего не успевает, ропщет и вздыхает, что не имеет никакого духовного плода, пока будет связан с этим обществом, скорбит, что не имеет духовной пользы и напрасно живет в этом месте, так как, имея возможность управлять другими и приносить пользу очень многим, он никого не назидает и никому не доставляет пользы своим наставлением и учением. Другие отдаленные монастыри хвалит, и места те считает более полезными к преспеянию, и более способствующими спасению; также общество братий представляет приятными и духовной жизни. Напротив, что находится под руками, то все худо, не только нет никакого назидания между братиями, но и самое телесное содержание приобретается не без большего труда. Наконец думает, что пребывая в этом месте, он не может спастись; нужно оставить келью, в которой ему придется погибнуть, если еще будет оставаться в ней, и потому, как можно, скорее переселяется в другое место. Потом уныние производит также расслабление тела и голод в пятом и шестом (по нашему счислению в 11 и 12) часу, как будто он утомлен и расслаблен был долгим путем и самым тяжелым трудом, или будто проводил два или три дня в посте, без подкрепления пищею. Потому тогда беспокойно озирается туда и сюда, вздыхает, что никто из братий не идет к нему, часто то выходит, то входит в келью, и часто взглядывает на солнце, как будто оно медленно идет к западу. Таким образом в таком неразумном смущении духа, как бы земля покрылась мраком, пребывает праздным, не занятым никаким духовным делом, и думает, что ничто другое не может быть средством против такой брани, как посещение какого-либо брата, или утешение от одного сна. Потому этот недуг внушает, что нужно делать приличные поздравления и посещения недужных, вблизи или вдали находящихся. Также внушает как какие-нибудь благочестивые, набожные обязанности, что надобно найти родителей и чаще ходить для поздравления их; считает великим делом благочестия чаще посещать какую-нибудь благочестивую, посвятившую себя Богу женщину, особенно не имеющую никакого пособия от родителей, и если что ей необходимо, чего не дают ее родители, и небрегут, о том заботиться есть дело самое святое, и больше надобно к этому прилагать благочестивый труд, нежели бесплодно, без всякого преспеяния сидеть в келье.
Итак, несчастная душа, опутанная такими хитростями врагов, расслабленная духом уныния, как сильным тираном, впадает в сон, или выгнанная из затвора кельи своей начинает искать в этой брани утешение в посещении брата; а этим средством, от которого в настоящее время как будто получает облегчение, не много после еще больше будет расслаблена. Ибо чаще и жесточе враг будет искушать того, о ком знает, что вступив в борьбу, тотчас обратится в бегство, и в ком предвидит, что он ожидает себе спасение не от победы, не от борьбы, а от бегства. Оставляя свою келью, он мало помалу станет забывать дело своего звания, которое есть не иное что, как созерцание той божественной и превосходящей все чистоты, которая нигде не может быть приобретена, как только в безмолвии, постоянным пребыванием к келье и размышлением. Таким образом воин Христов, сделавшись беглецом из своей военной службы и изменником, связывает себя житейскими делами и становится неугодным военачальнику (2Тим. 2, 4).
...
Ибо кого ни начнет оно одолевать с какой-либо стороны, заставит его пребывать в келье ленивым, беспечным, без всякого успеха духовного, или выгнав отсюда, сделает потом непостоянным во всем, праздношатающимся, нерадивым ко всякому делу, заставит его постоянно обходить кельи братий и монастыри и ни о чем другом не заботиться, как только где и под каким предлогом можно бы найти случай пообедать. Ибо ум празднолюбца не умеет ни о чем другом думать, как только о пище и чреве, до тех пор, пока сведши дружбу с каким-нибудь человеком или женщиною, расслабленными одинаковою холодностью, обязывается делами их и нуждами, и таким образом мало помалу запутывается во вредных занятиях, как бы стесняется змеиными извилинами, потом уже никогда не в состоянии будет развязаться для достижения совершенства прежнего обета (монашеского)."
В общем, прошу прощения в всех, кого последнее время обидел своими постами. Если Господь даст сил - умолкну до Рождества. Ну а если моих сил не хватит - уж не обессудьте.