Oct 30, 2008 13:50
Еще один фрагмент из «Дэдлайнов». Спешиал для ребят из squre_meter, с хохмами и подначками призывавших меня провести мастер-класс для журналистов «Коммерса». Кусок, может и не лучший, зато наверняка самый безобидный:
В пресс-службе Ресина никого нет. Не беда, у меня есть мобильные многочисленных пресс-секретарей и их заместителей. Я звоню одному их них, и слышу именно то, что ожидал услышать: Владимир Иосифович получил мои вопросы, но не сможет ответить на них раньше чем через неделю, потому как очень плотный график работы и прочее бла-бла. Правда, после этого парень говорит от себя, что моя последняя заметка начисто лишена такта и уважения к его боссу, и потому он не удивится, если ответов на мои вопросы придется ждать очень долго. И очень может быть, что я не дождусь их никогда.
- Он об этом пожалеет, - говорю я мрачным голосом, максимально мрачным из всего доступного мне звукового диапазона, после чего кладу трубку.
Ладно, пора валить к художникам, сдавать графики. Я хватаю статистику, выданную мне Крючковым, и устремляюсь на второй этаж. Слава Аллаху и прочим креативным парням, графики в газету сдает не Рубен, а вполне вменяемые и адекватные ребята. Поэтому я очень быстро растолковываю им, что мне нужно, на этот раз абсолютно уверенный, что никакого западло мне здесь не подложат.
После этого, темп моей активности начинает падать. Я медленно и даже с некоторым трудом добираюсь до своего бокса. Мне совершенно очевидно нужен допинг, и он не заставляет себя ждать:
- Олег, - ревет из своего кабинета Харнас.
Я смотрю на часы. Точно, дэдлайны по газете уже позади и Леха всерьез настроился на тенденцию.
- Графики сдал, - ору я в ответ, - лови интервью.
Я отсылаю ему интервью Росляка и Крючкова и чувствую, что это все, и что прямо сейчас я больше ни на что не способен. Если, конечно, не хватить еще кусок алкоголя. Что я и делаю в «Слимсе», а чтобы больше не бегать туда и обратно, покупаю в ближайшем продуктовом амбаре еще 350 виски. Теперь я абсолютно точно готов к творчеству, вдохновение из меня так и прет. Но не успеваю я открыть файл и вдарить веселым маршем по клавишам, как надо мной нависает толстая тень моего начальника.
- Олег, - говорит Леха, всматриваясь в меня каким-то подозрительным взглядом.
- Леха, - говорю я, всматриваясь в него с еще большим подозрением.
- Ладно, - сдается он, - надеюсь, завтра утром ты сдашь остальное, - толстая тень делает поворот кругом и исчезает в конце коридора вместе со своим автором.
Я запиваю это дело мощным глотком виски, нисколько не сомневаясь, что действительно сдам. Но не все так просто, потому что я как-то вдруг и совершенно неожиданно забываю, о чем это собирался писать. В журналистике нет места панике, и кому это не знать, как ни мне. Поэтому я собираю волю в кулак, сначала в один, потом во второй, после чего даю ей здоровенного пинка и, наконец, колесики начинают вертеться.
Итак, «тенденция». Лучше всего, когда она есть в самом деле. В том смысле, что на рынке действительно что-то происходит, причем достаточно интересное и достаточно скандальное, чтобы слепить из этого захватывающий текст строк на 250 или 300. Но такое случается не часто. Последний раз подходящей темой удалось разжиться почти полгода назад. Наводку сдала знакомая подруга из «Российской газеты», у которой был серьезный трабл с выполнением редакционного задания. Ситуация была смехотворной: одна толстая строительная компания занесла в «Российскую газету» пять штук баксов и пообещала еще больше, если эти славные представители прессы смогут рассказать на своих страницах о подлом заговоре, который учинили против этой компании и всей строительной индустрии коварные производители цемента. В «Российской газете» деньгам натурально были рады и обещали оказать посильную помощь. Но тема была мутная, а авторов, соображающих в цементном, а так же и в любом другом бизнесе в этом издании никогда не водилось. В конечном счете, ребята отчаялись срубить на этом деле бабла, но на всякий случай решили скинуть тему неопытной, но настырной девчонке. Ну а она пришла с этим геморроем ко мне. Я как мог, просветил ее насчет того, что там и с чем едят, но мой блиц-курс только утвердил ее во мнении, что эту заметку она не потянет. Тогда я предложил ей сдать мне тему и все контакты, чтобы написать самому, абсолютно бесплатно, но само собой, что не в «Российскую газету», а в «Коммерсант». В любом случае, результат будет налицо и, может быть, ее боссам даже не придется отдавать полученный аванс.
- Да пошли они на фиг, - сказала подруга, - подсунули, блин, какой-то дохлый вариант. Пусть им вообще ничего не обломится, мне наплевать, делай с этим цементом, что хочешь.
И я сделал. На тот момент цементная индустрия прессу почти не интересовала. Событий было мало, и на фоне монструозных новостей большого бизнеса они казались жалкой суетой. В редакциях даже не всегда знали, какой отдел должен окучивать это дело. А отраслевым журналистам, отрабатывающим недвижимость, хватало застройщиков и риэлтереров, и напрягаться насчет стройматериалов там тоже никто не рвался. Так что поле оказалось непаханым. К тому же и тема была хоть куда. Поставщики цемента, отоваривающие московских строителей, устроили картельный сговор. Причем вместе с бюрократами из мэрии, у которых имелся нехилый интерес в цементных заводах. Ребята подставились почти сразу, созвав секретное совещание, о котором стало известно всем и каждому и особенно тем, против кого оно затевалось. Но по настоящему они облажались, когда стали воплощать свой хитроумный план в дело. Цены на цемент взлетели синхронно, в один и тот же день у всех поставщиков. А чтобы никто не сомневался, что дело нечисто, эти конспираторы установили на свой ассортимент идентичные прайсы. Ясный пень, что строители взвыли и стали стучаться во все двери с жалобами на нарушение антимонопольного законодательства. А так как никто не обращал на эти вопли внимания, они вознамерились напугать задумчивых экспертов и доверчивых обывателей скорым и жутким ростом цен на все новостройки.
Черт, тут было где развернуться, кого распотрошить и над кем надругаться. Но такие драмы, да еще от эксклюзивных инсайдеров каждые два месяца не происходят. И поэтому главный и основной источник «тенденций» это то, что всегда под рукой и над чем не нужно напрягаться. То есть банальный и пошлый обзор рынка. Конечно, в этих обзорах нет ни драйва, ни смысла, тем более что каждый месяц о том же самом пишет еще пятьдесят изданий, включая те же «Деньги» и «Коммерсант-Дом». Но проблема не в этом, проблема в том, что на рынке недвижимости не так много сегментов, достойных полноценного обзора на страницах газеты. По большому счету, их всего три - квартиры, коттеджи и офисы (от всяких там складов и ритейла меня избавил отдел потребрынка). И писать о них по кругу каждые полгода натурально дурной тон. По крайней мере, в родном «Коммерсанте» такой педантизм никто не ценит и не поддерживает. И потому время от времени приходится изобретать нестандартные темы. Вроде грядущего краха домостроительных комбинатов, о котором я как раз и должен написать прямо сейчас. Авторитетно и аргументировано, с легким юмором и той непосредственностью, которая свойственна всем талантливым авторам.
Первые сто строк даются легко и свободно. Меня распирает патологическое желание донести до погрязших в неведении читателей как можно больший объем информации. И потому я в спринтерском темпе загоняю в компьютер все, что знаю о конкурсах на застройку, о том, что было до них и что стало после, а также кто за всем этим стоит и кому от этого будет хорошо, а кому не очень. Через пару часов я заканчиваю первую половину текста, и это просто великолепный результат. Но у таких скоростей есть свои недостатки: совершенно очевидно, что текст начинает отдавать каким-то бесформенным потоком сознания. Я фиксирую этот тревожный симптом, но после очередного глотка решаю, что хрен с ним. Немного потом я возьму себя в руки, отструктурирую и заполирую каждый абзац, и в конечном итоге все будет выглядеть вполне пристойно.
Вторая половина идет значительно хуже первой. Я начинаю вязнуть в каких-то деепричастных оборотах и сослагательных наклонениях. А предложения вырастают до таких размеров, что к их концу я забываю, о чем хотел написать в начале. И дальше становится только хуже. Где-то к часу ночи у меня появляются гнусные мысли насчет того, а кому вся это надо и какой человек в здравом уме будет читать нудные опусы о проблемах домостроительных комбинатов. И это уже не симптом, это агония. Похоже, что я выдыхаюсь и необходимо срочно предпринять какие-то экстренные меры, чтобы предотвратить окончательный ступор мыслительного процесса. Например, устроить себе небольшой перерыв.
И пусть так и будет. Я, наконец, отрываю взгляд от компьютера, встаю на ноги и с легким удивлением оглядываю окрестности. Вокруг ни души, в боксах полумрак и дохлая тишина - отличные декорации для триллера про свихнувшегося журналиста. Ладно, я засовываю в карман фляжку с остатками виски, беру сигареты и отправляюсь к кофейному автомату, установленному в самом дальнем и самом глухом конце первого этажа. Возможно, что там мой воспаленный разум сможет разглядеть какой-нибудь полтергейст. Вроде Харнаса, пожирающего мозги подчиненных ему корреспондентов и запивающего их свежим капуччино. Жуткая картина, но на самом деле, не все так мрачно. Контора по-прежнему обитаема. В конце коридора я обнаруживаю мерцающий экран, в который с сомнамбулической отрешенностью всматривается Тимур, носящий амбивалентную фамилию Бордюг-Августов и заодно отписывающий в потребрынке заметки про туризм и рекламу. На втором этаже в просторных апартаментах художников горит приглушенный свет и мурлычит какая-то музыка. Но на первом ни людей, ни полтергейстов. Только кофейный автомат, старательно отплевывающийся от всех купюр, которые я пытаюсь запихнуть в его глотку. В конце концов, мне удается затоварить этот неврастеничный агрегат нужным количеством дензнаков, и я получаю то, чего домогался.
Эспрессо - как раз то, что мне нужно. Я выпиваю двойной, потом забираю еще один такой же и направляюсь к выходу из конторы. Дверь на улицу открыта нараспашку, наверное, для того, чтобы дежурный охранник не рискнул захрапеть, спрятавшись за стойкой рисепшн. Тот и в самом деле бодр и свеж, чего совершенно точно нельзя сказать обо мне. Я выхожу наружу и приземляюсь на скамейке a-la Пушкин и болдинский листопад. Натурально под раскидистым деревом, среди ухоженного газона в самом центре огороженной и охраняемой поляны ИД «Коммерсант». Иногда творческий персонал хлещет здесь пиво, иногда дает интервью холерикам из теленовостей и иногда пьет посреди ночи кофе, курит сигареты и думает, когда же, блин, закончится эта каторга. А ведь вокруг столько удивительного и прекрасного. Я вглядываюсь в темное небо и вижу там мерцающие звезды, вдыхаю воздух, и чувствую свежий аромат ночи. Затем затягиваюсь сигаретой, и прихожу к выводу, что пора завязывать с этим романтичным бухлом, или я никогда не вернусь на рабочее место и не смогу прикончить этот одиозный текст. И никаких сомнений здесь быть не может. Одним глотком я допиваю виски, бросаю фляжку в урну и решительным шагом устремляюсь обратно к станку.
Медленно, очень медленно я толкаю текст все дальше и дальше. Но силы уже на исходе. Каждое слово дается с немереным трудом, каждая цифра всплывает в перегруженных мозгах как минимум с минутным опозданием. Фамилии ньюсмейкеров становятся мутными и загадочными, а цитаты постоянно вылезают из заковыченного пространства. И у меня только двести строк. Нужна хотя бы еще одна главка. И возможно, что я действительно смогу ее написать. Если приведу себя в горизонтальное положение, чтобы ненадолго избавиться от тяжести гравитации и еще раз, вдумчиво и не торопясь, осмыслить многочисленные аспекты этой долбанной темы.
Полный вперед. Тем более что как раз для таких целей и предназначены диваны чил-аута, залегающие непосредственно на третьем этаже прямо под групповым портретом мощного Ленина и монструозных крестьян, обнаруживающих в этот стремный час легко узнаваемые черты некоторых из коллег по цеху. Я приземляюсь на мягких подушках, башкой к стене, пятками к лампочкам коридора и начинаю осмыслять свой многострадальный текст. Вывод приходит очень быстро: а пошел он в жопу. Лежать на толстом куске поролона слишком легко и слишком приятно, чтобы ломать такой кайф размышлениями о квадратных метрах и себестоимости их строительства. Пошли они куда подальше, у меня есть перспективы получше. Я чувствую, как медленно, но целеустремленно проваливаюсь в глубокий сон, живописный как ЛСД и полезный как кисломолочные продукты. Но перед тем как окончательно нырнуть в это дело я предпринимаю последнюю попытку вернуться к реальности. Неимоверным усилием воли я открываю глаза, которые без всяких усилий захлопываются меньше, чем через секунду. И последнее, что я вижу, это произрастающий между третьим и четвертым этажом фикус, хищно изгибающий свой дырявые листья где-то на периферии моего угасающего сознания.