из какой вы семьи? где вы воспитывались?
первым фильмом Г. Данелия был "Сережа" по одноименной повести В. Пановой, снимали вместе с Таланкиным.
вот что Данелия пишет в "Безбилетном пассажире" о работе с Борей Бархатовым, исполнителем роли Сережи (мне очень нравится последний эпизод, про Холмогоры):
"Сережу мы представляли себе светленьким и голубоглазым. И к нам толпами приводили светленьких и гоглубоглазых мальчиков пяти-шести лет. Они читали стихотворение. Одно и то же - про Ленина. Оно мне уже ночами снилось.
Однажды привели черненького мальчика, пятилетнего Борю Бархатова. Стихи он неожиданно прочитал не про Ленина, а «Вот парадный подъезд» Некрасова, - "р" он не выговаривал, и в его исполнении «парадный» звучало как «паадный». Забавный пацан. Мы решили пробовать его на пленку.
Пока ставили свет в павильоне, Боря подошел ко мне и спросил:
- Георгий Николаевич, скажите, пожалуйста, сколько энергии поглощают эти приборы?
- Не знаю, спроси у оператора.
- Анатолий Дмитриевич, - он сразу запомнил, как кого зовут, - скажите, пожалуйста, сколько энергии поглощают эти приборы?
- Мне некогда. Спроси у бригадира осветителей.
- Товарищ осветитель, сколько энергии поглощают эти приборы?
- Мальчик, иди гуляй!
- Что за работники? Никто ничего не знает!
Все засмеялись.
- Вот сейчас ты удивился. А можешь сказать то же самое возмущенно? - спросил Таланкин.
- Выругаться?
- Да.
- Что за работнички! Одни балды! Никто ничего не знает! Жуки навозные! Так? Или еще сердитее?
- Достаточно, - сказала Борина мама, испуганно глядя на нас.
[...]
Cнимаем кадр: Сережа сидит на скамейке и думает.
Объясняем Боре:
- Мама вчера вышла замуж. Утром ты проснулся, побежал к маме - дверь заперта. Постучался - не пускают. Вышел, сел на скамейку и думаешь - что ж такое происходит? Понял?
- Понял.
Снимаем. Сидит Боря на скамеqке, и по глазам видно - ему смертельно скучно.
Что делать? А если так…
- Борис Павлович, футбольный мяч хочешь?
- Хочу!
- Мы будем считать до десяти, а ты к двум прибавь три и отними один. Камера! Считай!
У Бори в глазах - напряженная работа мысли:
- Четыре!
- Снято!
По сценарию, Коростелев, мама Сережи и младший Сережин брат уезжают в Холмогоры, а Сережа пока остается с тетей Пашей. Но в последний момент, когда грузовик уже отъезжает, Коростелев все-таки решает взять Сережу с собой. Сережа забегает в свою комнату и быстро-быстро собирает вещи. Нам надо было, чтобы в этой сцене Сережа метался по комнате, решая, что брать, а что оставлять.
Мы дали Боре игрушки и сказали:
- Спрячь их в разные места в декорации комнаты.
Борис разложил игрушки.
- Все? Мы включим камеру и будем считать до десяти. Что ты успеешь за это время взять, то твое. Мотор!
Счет пошел. Боре надо было вспомнить, где лежит самое лучшее, и он заметался по комнате. На экране эта сцена получилась так убедительно, что Боре позавидовал бы Лоуренс Оливье.
В павильоне каждый кадр требует долгой подготовки. Пока Ниточкин ставил свет, Бондарчук ложился на диван и дремал, а Боря носился по павильону, всюду лазал, прыгал и действовал всем на нервы.
- Борис Павлович, ну что ты все скачешь? - сказал я. - Вон, посмотри на Бондарчука - он тоже актер, а спокойно лежит и никому не мешает.
- Бондарчук народный артист, у него зарплата совсем другая, - объяснил мне Боря.
Самой трудной была для нас сцена, когда Сережа, узнав, что его не берут в Холмогоры, приходит к Коростелеву, просит взять его с собой и плачет.
Как добиться, чтобы ребенок заплакал? Накапать глицерина или дать понюхать нашатырь - получится неубедительно. И мы придумали такой вариант: один режиссер - злой и плохой - мальчика обижает, а другой - добрый и хороший - жалеет и заступается. Бросили жребий. Мне повезло - я оказался хорошим.
Поставили свет, подготовили кадр, отрепетировали текст. Но не снимаем, держим паузу. Боря стоит, переминается с ноги на ногу, чешется. И тут Таланкин ему говорит:
- Боря, ты сегодня на леса залезал?
- Залезал.
- Но ты знал, что нельзя?
- Мне интересно - что там? Я ребенок.
- А мы за это тебя накажем. Оставим на ночь в павильоне и запрем.
- Не имеете права!
- А мы и спрашивать никого не будем.
- Здесь крысы!
- Игорь, - вступаю я, - ну действительно… Маленький мальчик, всего пять лет, в этом огромном павильоне, в темноте…
- Какой он маленький, ему уже шесть.
- Нет, пять! - у Бори задрожали губы.
- Нет, уже шесть!
- Нет, пять! Шесть будет только через месяц!
И Боря заплакал.
- Мотор! Камера! - быстро сказал я. - Боря, говори текст! Снимаем!
- Коростелев, дорогой мой, миленький, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, возьми меня в Холмогоры!
- Стоп!
- Таланкин, из какой вы семьи? Где вы воспитывались?
- Еще дубль! Мотор! Боря!
- Коростелев, дорогой мой, миленький, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, возьми меня в Холмогоры!
- Стоп!
- Таланкин, фамилия у вас от слова «талант», а сам вы не режиссер, а жук навозный! - рыдая, ругался Боря.
Тут мы не выдержали. Хохот стоял такой, что третий дубль снимать было невозможно.
На следующий день, когда Боря пришел, Таланкин ему сказал:
- Здорово ты вчера сыграл, Борис Павлович! Некоторые даже подумали, что ты по-настоящему плакал.
Боря помолчал и спросил:
- А еще надо будет?
- Ну, еще разок.
- Еще разок? Ладно уж, еще разок поплачу.
Между прочим. Если бы Сережу играл Бондарчук, то проблем бы не было: плакать в кадре Бондарчук умел и любил. В той сцене Коростелев берет Сережу на руки и говорит:
- Ну что ты, брат, делаешь! Ведь сказано же, босиком нельзя!
Снимаем. У Бондарчука глаза полны слез. Просим:
- Сергей, лучше без слез. А то мальчик плачет, Коростелев плачет…
- Не буду.
Сняли. Смотрим материал на экране: Бондарчук все-таки пустил слезу. Но только из левого глаза - из того, которого нам во время съемок не было видно".
вот что Данелия пишет в "Безбилетном пассажире" о работе с Борей Бархатовым, исполнителем роли Сережи (мне очень нравится последний эпизод, про Холмогоры):
"Сережу мы представляли себе светленьким и голубоглазым. И к нам толпами приводили светленьких и гоглубоглазых мальчиков пяти-шести лет. Они читали стихотворение. Одно и то же - про Ленина. Оно мне уже ночами снилось.
Однажды привели черненького мальчика, пятилетнего Борю Бархатова. Стихи он неожиданно прочитал не про Ленина, а «Вот парадный подъезд» Некрасова, - "р" он не выговаривал, и в его исполнении «парадный» звучало как «паадный». Забавный пацан. Мы решили пробовать его на пленку.
Пока ставили свет в павильоне, Боря подошел ко мне и спросил:
- Георгий Николаевич, скажите, пожалуйста, сколько энергии поглощают эти приборы?
- Не знаю, спроси у оператора.
- Анатолий Дмитриевич, - он сразу запомнил, как кого зовут, - скажите, пожалуйста, сколько энергии поглощают эти приборы?
- Мне некогда. Спроси у бригадира осветителей.
- Товарищ осветитель, сколько энергии поглощают эти приборы?
- Мальчик, иди гуляй!
- Что за работники? Никто ничего не знает!
Все засмеялись.
- Вот сейчас ты удивился. А можешь сказать то же самое возмущенно? - спросил Таланкин.
- Выругаться?
- Да.
- Что за работнички! Одни балды! Никто ничего не знает! Жуки навозные! Так? Или еще сердитее?
- Достаточно, - сказала Борина мама, испуганно глядя на нас.
[...]
Cнимаем кадр: Сережа сидит на скамейке и думает.
Объясняем Боре:
- Мама вчера вышла замуж. Утром ты проснулся, побежал к маме - дверь заперта. Постучался - не пускают. Вышел, сел на скамейку и думаешь - что ж такое происходит? Понял?
- Понял.
Снимаем. Сидит Боря на скамеqке, и по глазам видно - ему смертельно скучно.
Что делать? А если так…
- Борис Павлович, футбольный мяч хочешь?
- Хочу!
- Мы будем считать до десяти, а ты к двум прибавь три и отними один. Камера! Считай!
У Бори в глазах - напряженная работа мысли:
- Четыре!
- Снято!
По сценарию, Коростелев, мама Сережи и младший Сережин брат уезжают в Холмогоры, а Сережа пока остается с тетей Пашей. Но в последний момент, когда грузовик уже отъезжает, Коростелев все-таки решает взять Сережу с собой. Сережа забегает в свою комнату и быстро-быстро собирает вещи. Нам надо было, чтобы в этой сцене Сережа метался по комнате, решая, что брать, а что оставлять.
Мы дали Боре игрушки и сказали:
- Спрячь их в разные места в декорации комнаты.
Борис разложил игрушки.
- Все? Мы включим камеру и будем считать до десяти. Что ты успеешь за это время взять, то твое. Мотор!
Счет пошел. Боре надо было вспомнить, где лежит самое лучшее, и он заметался по комнате. На экране эта сцена получилась так убедительно, что Боре позавидовал бы Лоуренс Оливье.
В павильоне каждый кадр требует долгой подготовки. Пока Ниточкин ставил свет, Бондарчук ложился на диван и дремал, а Боря носился по павильону, всюду лазал, прыгал и действовал всем на нервы.
- Борис Павлович, ну что ты все скачешь? - сказал я. - Вон, посмотри на Бондарчука - он тоже актер, а спокойно лежит и никому не мешает.
- Бондарчук народный артист, у него зарплата совсем другая, - объяснил мне Боря.
Самой трудной была для нас сцена, когда Сережа, узнав, что его не берут в Холмогоры, приходит к Коростелеву, просит взять его с собой и плачет.
Как добиться, чтобы ребенок заплакал? Накапать глицерина или дать понюхать нашатырь - получится неубедительно. И мы придумали такой вариант: один режиссер - злой и плохой - мальчика обижает, а другой - добрый и хороший - жалеет и заступается. Бросили жребий. Мне повезло - я оказался хорошим.
Поставили свет, подготовили кадр, отрепетировали текст. Но не снимаем, держим паузу. Боря стоит, переминается с ноги на ногу, чешется. И тут Таланкин ему говорит:
- Боря, ты сегодня на леса залезал?
- Залезал.
- Но ты знал, что нельзя?
- Мне интересно - что там? Я ребенок.
- А мы за это тебя накажем. Оставим на ночь в павильоне и запрем.
- Не имеете права!
- А мы и спрашивать никого не будем.
- Здесь крысы!
- Игорь, - вступаю я, - ну действительно… Маленький мальчик, всего пять лет, в этом огромном павильоне, в темноте…
- Какой он маленький, ему уже шесть.
- Нет, пять! - у Бори задрожали губы.
- Нет, уже шесть!
- Нет, пять! Шесть будет только через месяц!
И Боря заплакал.
- Мотор! Камера! - быстро сказал я. - Боря, говори текст! Снимаем!
- Коростелев, дорогой мой, миленький, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, возьми меня в Холмогоры!
- Стоп!
- Таланкин, из какой вы семьи? Где вы воспитывались?
- Еще дубль! Мотор! Боря!
- Коростелев, дорогой мой, миленький, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, возьми меня в Холмогоры!
- Стоп!
- Таланкин, фамилия у вас от слова «талант», а сам вы не режиссер, а жук навозный! - рыдая, ругался Боря.
Тут мы не выдержали. Хохот стоял такой, что третий дубль снимать было невозможно.
На следующий день, когда Боря пришел, Таланкин ему сказал:
- Здорово ты вчера сыграл, Борис Павлович! Некоторые даже подумали, что ты по-настоящему плакал.
Боря помолчал и спросил:
- А еще надо будет?
- Ну, еще разок.
- Еще разок? Ладно уж, еще разок поплачу.
Между прочим. Если бы Сережу играл Бондарчук, то проблем бы не было: плакать в кадре Бондарчук умел и любил. В той сцене Коростелев берет Сережу на руки и говорит:
- Ну что ты, брат, делаешь! Ведь сказано же, босиком нельзя!
Снимаем. У Бондарчука глаза полны слез. Просим:
- Сергей, лучше без слез. А то мальчик плачет, Коростелев плачет…
- Не буду.
Сняли. Смотрим материал на экране: Бондарчук все-таки пустил слезу. Но только из левого глаза - из того, которого нам во время съемок не было видно".