(no subject)
<<< Начало
- У вас тут похоже на огромные песочные часы, - я широко улыбаюсь госпоже Шрейер, просеивая белые крупинки и жмурясь на солнце, которое висит в зените, точно над стеклянным куполом.
- Вижу, для вас время все еще течет, - она, наверное, глядит на струящийся меж моих пальцев песок. - Для нас-то оно давно остановилось.
- О! Даже время бессильно перед богами.
- Но ведь это вы называете себя Бессмертными. Я-то как раз простой человек, из плоти и крови, - не слыша издевки, жеманно возражает она.
- Однако шансов умереть у меня куда больше, чем у вас, - замечаю я.
- Но вы же сами выбрали эту работу!
- Ошибаетесь, - улыбаюсь я. - Можно сказать, что работа выбрала меня.
- Значит, убивать - ваше призвание?
- Я никого не убиваю.
- А я слышала обратное.
- Они делают свой выбор сами. Я всегда следую правилам. Технически, я, конечно…
- Как скучно.
- Скучно?
- Я думала, вы убийца, а вы бюрократ.
Мне хочется сорвать с нее шляпу и намотать ее волосы на кулак.
- А вот сейчас вы смотрите на меня как убийца. Вы уверены, что всегда следуете правилам?
Она сгибает одну ногу в колене, тень захватывает больше места, воронка расширяется, теперь я на самом ее краю, сердце тянет, в груди вакуум, вот-вот ребра начнут проламываться внутрь… Как эта избалованная дрянь проделывает такое со мной?
- Правила снимают ответственность, - взвешенно произношу я.
- Боитесь ответственности? - она вздергивает бровь. - Неужели вам все же жаль всех этих бедолаг, которых вы…
- Послушайте, - говорю я. - Вам, наверное, никогда не приходило в голову, что в таких условиях, как вы, живет не все человечество? Вам, может быть, неизвестно, что пять квадратных метров на душу населения - норма даже на приличных уровнях? А вы помните, сколько стоит литр воды сверх нормы? А почем киловатт? Простые люди из плоти и крови ответят на этот вопрос, не задумываясь ни на секунду. И они знают, почему вода, энергия и пространство столько стоят. Из-за этих ваших бедолаг, которые, не присматривай мы за ними, окончательно обрушат и экономику, и наши башни. Включая и вашу башню из слоновой кости.
- Вы очень красноречивы для головореза, хотя я узнаю в вашем пламенном выступлении целые пассажи из выступлений моего мужа. Надеюсь, вы не забыли, что ваше будущее в его руках? - холодно интересуется она.
- С моей работой привыкаешь больше ценить настоящее.
- Ну да… Когда ежедневно воруешь будущее у других… Пресыщаешься им, видимо?
Я поднимаюсь со своего места. Сука господина Шрейера словно подобрала где-то в кабинете своего мужа пульт управления мной и теперь жмет на все кнопки подряд, пытаясь разобраться в моем устройстве. Так дело не пойдет.
- Что вы улыбаетесь? - ее голос звенит.
- Думаю, мне пора. Передайте господину Шрейеру, что…
- Вам опять жарко? Или тесно? А вы представьте себя на месте этих людей. Ведь вы караете их только за то…
- Я не могу оказаться на их месте!
- Ах да, этот ваш монашеский обет…
- Дело не в нем! Просто я понимаю, какую цену платим мы все просто из-за того, что кто-то не может сдержать себя! Я сам плачу эту цену! Я, а не вы!
- Не врите себе! Вы просто не можете понять этих людей, потому что вы - кастрат!
- Что?!
- Вам не нужны женщины! Вы заменяете их своими таблетками! Вы ничего не можете!
- Какого черта?! Все, с меня хватит! Честь имею…
- Вы ведь такой же, как он! Идейный импотент! Смейтесь, смейтесь! Вы знаете, что я говорю правду!
- Тебе нужно, чтобы я…
- Вы… Что?! Отпустите…
- Ты хочешь, чтобы…
- Отпусти! Тут везде наблюдение… Я… Не смей!
- Эллен! - рокочет в глубине сада вельветовый баритон. - Дорогая, где вы?
- Мы на пляже! - она не сразу успевает стряхнуть со своего голоса хрипотцу, и ей приходится через миг переговаривать все заново. - Мы тут, Эрих, на пляже!
Госпожа Шрейер оправляет смятое кофейное платье, и за секунду до того, как ее муж появляется из зарослей, успевает залепить мне пощечину - злую, настоящую. Теперь я ее заложник, говорю я себе в тупом безразличии. Чего мне ждать от этой суки? Отчего она так вдруг на меня взъярилась? Что вообще только что между нами произошло? Я так и не увидел ее глаз, хотя шляпа лежит, сброшенная, на песке.
- А… Вот вы где!
Он выглядит именно так, как его проекции в новостях. Безупречно. Совершенно. Как и полагается небожителю. Естественно: его жена именно потому богиня, что он сам - бог. Со времен римских патрициев такая красота и такое благородство черт возвращались на грешную землю только единожды - в Голливуд пятидесятых годов двадцатого века, чтобы потом снова исчезнуть на долгие столетия. И вот - новое их пришествие. И последнее, потому что Эрих Шрейер не умрет никогда.
- Эллен… Ты даже не предложила нашему гостю коктейли?
Я смотрю мимо нее - на песок: вокруг шезлонгов он вспахан, как арена для боя быков. Но господин Шрейер, похоже, редко глядит себе под ноги.
- Господин сенатор… - я склоняю голову.
В его зеленых глазах - начальственное благодушие, спокойная доброжелательность юберменша и здоровое энтомологическое любопытство. Похоже, он не обратил внимания ни на отброшенную шляпу, ни на следы на песке.
- Не надо этого… Обращайтесь ко мне по имени. Вы же у меня дома, а дома я - просто Эрих.
Теперь я киваю молча, не называя его никак.
- В конце концов, сенатор - это ведь просто одна из ролей, которые я играю, так? И не самая важная. Приходя домой, я выбираюсь из нее, как из делового костюма, и вешаю в прихожей. Мы все просто играем свои роли, и всем нам наши костюмы подчас натирают… Хе-хе…
- Простите, - не выдерживаю я. - Никак не могу вылезти из своего. Боюсь, это моя шкура.
- Это ничего. Шкуру всегда можно спустить, - Шрейер дружески подмигивает, подбирая брошенную шляпу. - Вы успели осмотреться в моих владениях?
- Нет… Мы тут разговорились с вашей супругой…
Госпожа Шрейер не смотрит на меня. Похоже, она еще не определилась, казнить ей меня или миловать. Глядеть в глаза тем, кого собираешься казнить - то еще удовольствие, вот она и перестраховывается.
- Ничем более ценным я и не владею, - смеется он, передавая ей полосатую шляпу. - Коктейли, Эллен. Мне - «За горизонт», а… вам?
- Текилу, - говорю я. - Нужно освежиться.
- О! Вечный напиток… Текилу, Эллен.
Она изображает покорный поклон.
Конечно, это знак особого внимания, как и то, что Шрейер попросил свою жену встретить меня. Внимания, которого я не заслужил - и не уверен, что хочу заслуживать. Я вообще противник жизни в кредит.
Приобретаешь нечто, что тебе принадлежать не должно, и расплачиваешься тем, что больше не принадлежишь сам себе. Идиотская концепция.
- Вы выглядите несколько усталым, - сообщает мне господин Шрейер. - Слишком долго к нам добирались?
Это он говорит про лифты. Читал мой личный файл. Тратил время.
- Сейчас пройдет, - я опрокидываю дабл-шот текилы.
Кислый желтый огонь, расплавленный янтарь, наждаком по глотке. Чудесно. Вкус странный. Не похоже на синтетику.
Протягивает мне кусок лимона. Любезничает. Лимон стоит дороже текилы. Я качаю головой. Для тех, кто не любит огонь и наждак, есть коктейль «За горизонт» и прочие сласти.
- Вы читали мой личный файл? - трещины на моих губах жжет спиртом. Я облизываю их, чтобы щипало подольше. - Польщен.
- Положение обязывает, - разводит руками Шрейер. - Вы же знаете, Бессмертные находятся под моей неформальной опекой.
- Неформальной, - киваю я. - Только вчера вот слышал в новостях, как вы нас называли бешеными псами.
Эллен поворачивает свои окуляры в мою сторону.
- Меня иногда упрекают в беспринципности, - подмигивает мне Шрейер. - Но у меня есть железный принцип: говорить каждому то, что он хочет от меня услышать.
Весельчак.
- Не каждому, - возражает госпожа Шрейер.
- Я о политике, любовь моя, - лучезарно улыбается ей господин Шрейер. - В политике иначе не выжить. Но семья - единственная тихая гавань, в которой мы можем побыть сами собой. Где, как не в семье, мы можем и должны быть искренны?
- Звучит прекрасно, - произносит она.
- Тогда, с твоего позволения, любовь моя, я продолжу, - мурлычет он. - Так вот. Люди, которые верят новостям, также хотят верить тому, что государство заботится о них. Но, расскажи мы им, как именно государство о них заботится - они не поверят. Все, что они хотят услышать - «Не волнуйтесь, у нас все под контролем, в том числе и Бессмертные».
- Эти сорвавшиеся с цепи штурмовики, - цитирую я.
- При этом люди сами предпочтут не знать, как именно мы контролируем Бессмертных. Они просто хотят, чтобы я их успокоил. Чтобы я заверил их, что в современной Европе с ее вековыми устоями демократии и почитания прав человека Бессмертные - просто вынужденное, временное, уродливое явление.
- Вы умеете внушить уверенность в завтрашнем дне, - я слышу, как во мне открывается шлюз, сливая текилу прямо в кровь. - Знаете, мы ведь тоже смотрим новости. И слышим в них от вас, что Бессмертные - погромщики, с которыми давно пора покончить.
- Но на деле мы даем вам полный карт-бланш, так?
- И объявляете, что мы совершенно неуправляемы.
- Вы же понимаете… Наше государство основано на принципах гуманности! Право каждого на жизнь свято, как и право на бессмертие! Европа отказалась от смертной казни столетия назад, и мы никогда не вернемся к ней, ни под каким предлогом!
- А вот теперь я снова узнаю того другого вас, из новостей.
- Я не думал, что вы так наивны. С вашей работой…
- Наивен? Знаете… Просто c нашей работой часто хочется поговорить с людьми из новостей, которые макают нас в дерьмо. И вот - редкий случай.
- Не думаю, что вам удастся со мной поссориться, - Шрейер усмехается. - Помните? Я же всегда говорю людям то, что они хотят от меня услышать.
- И что, по вашему, хочу услышать я?
Шрейер втягивает свой фосфоресцирующий пижонский коктейль - через соломинку, из шарообразного бокала, который нельзя поставить, не опустошив.
- В вашем файле значится, что вы исполнительны и честолюбивы. Что проявляете инициативу. Что вы правильно мотивированы. Приводятся примеры вашего поведения при операциях. Все выглядит очень неплохо. Выглядит так, словно вас ждет большое будущее. Но продвижение по служебной лестнице у вас будто бы застопорилось.
Уверен, что в моем файле про меня есть немало и такого, о чем господин Шрейер предпочитает не упоминать - возможно, пока не упоминать.
- Поэтому, предполагаю, вам хотелось бы услышать о повышении.
Я кусаю щеку; молчу, стараясь не выдать себя.
- А так как всегда следую своему принципу, - опять эта дружеская улыбка, - то и говорить с вами собираюсь об этом.
- Почему вы?.. Назначения в компетенции командующего фаланги. Разве не он…
- Конечно, он! Конечно, старина Риккардо. Назначает он! А я просто разговариваю. - Шрейер машет рукой. - Вы сейчас правая рука командира звена. Так? Вас рекомендуют повысить до командира бригады.
- Десять звеньев? В моем распоряжении? Рекомендует кто?
Кровь с текилой стучится мне в голову. Это повышение через две ступени. Я выпрямляю спину. Я чуть не нагнул его жену и не разбил морду ему самому. Чудесно.
- Рекомендуют, - кивает господин Шрейер.
Командовать бригадой значит перестать самому месить сапогами человеческие судьбы. Командовать бригадой значит наконец поквитаться с парой персонажей. Но главное, это значит выбраться из моей гнусной халупы в жилище попросторней… Ума не приложу, кто там может меня рекомендовать.
- Я этого не заслужил, - слова даются мне тяжело.
- Вы думаете, что вы заслужили это давным-давно, - говорит господин Шрейер. - Еще текилы? Вы выглядите несколько рассредоточенно.
- Не понимаю, к чему эти ритуальные танцы, - мне все сложнее держать себя в руках.
- Ну да… Вы же штурмовик, а не дипломат, - усмехается Шрейер. - Ладно, урежем прелюдию. Эллен, иди в дом.
Она не сопротивляется, на прощание вручая мне еще один дабл-шот. Шрейер провожает ее странным взглядом. Улыбка отклеилась и слетела с его губ, и на какой-то миг он забывает надеть на свое красивое лицо другое выражение. Долю секунды я вижу его настоящим - пустым. Но, обращаясь ко мне, он снова весь словно лучится.
- Раз вы смотрите новости, фамилия Рокамора вам должна быть знакома?
- Активист Партии жизни, - киваю я. - Один из руководителей…
- Террорист, - поправляет меня Шрейер.
- Десять лет в розыске…
- Мы его нашли.
- Арестовали?
- Нет! Нет, конечно. Вообразите себе: полицейская операция, куча камер, он мужественно сдается, чтобы избежать кровопролития, назавтра он во всех новостях. Начинается процесс, мы вынуждены сделать его открытым, все самые чудовищные болтуны подряжаются защищать его бесплатно, просто чтобы покрасоваться, он использует суд как трибуну, становится звездой… Ощущение, что я переел на ночь и вижу кошмар. А у вас?
Я пожимаю плечами.
- У меня ощущение, что мне собираются всучить пожизненный кредит.
- А кредиты вы не любите, - подхватывает Шрейер. - Так сказано в вашем файле. Но это не кредит, не переживайте. Оплата вперед.
- Боюсь, мне с вами не расплатиться.
- Со мной? Ваш долг - не перед каким-то сенатором. Ваш долг - перед обществом. Перед Европой. Рокамора и его люди пытаются подорвать устои нашей государственности. Сломать хрупкий баланс… Обрушить башню европейской цивилизации. Но мы еще можем нанести превентивный удар. Вы можете.
- Я? Каким образом?..
- Система оповещения выявила его. Его подруга беременна. Он находится вместе с ней. Декларировать, судя по всему, они ничего не собираются. Отличный шанс для вас попробовать себя в качестве звеньевого.
- Хорошо, - я размышляю. - Но что мы можем сделать по нашей линии? Даже если он сделает выбор… Обычная нейтрализация. После укола он проживет еще несколько лет, возможно, десять или пятнадцать…
- Это если все пойдет по правилам. Но когда загоняешь такого крупного зверя, надо готовиться к сюрпризам. Операция опасная, сами понимаете. Может случиться все, что угодно!
Шрейер кладет руку на мое плечо.
- Вы же меня понимаете? Дело щепетильное… Подруга на четвертом месяце… Обстановка напряженная, он сам не свой… Внезапное вторжение звена Бессмертных… Он отважно бросается защищать возлюбленную… Хаос… Не поймешь уже, как все и случилось. А свидетелей, кроме самих Бессмертных, не осталось.
- Но ведь то же самое может сделать и полиция, разве нет?
- Полиция? Представляете себе скандал? Хуже - только повесить этого гада в тюремной камере. А Бессмертные - другое дело.
- Совершенно неуправляемые, - киваю я.
- Погромщики, с которыми давно пора покончить, - он прикладывается к бокалу. - Что скажете?
- Я не убийца, что бы вы там ни говорили про меня своей жене.
- Поразительное дело, - мурлычет он благодушно. - Я так внимательно разбирал ваш файл. Про вашу принципиальность там ни слова. Возможно, это что-то новое. Я дополню его сам.
- Будете дополнять, назовите это «чистоплотностью», - я смотрю ему в глаза.
- Пожалуй, даже «чистоплюйством».
- Бессмертные должны следовать кодексу.
- Рядовые Бессмертные. Простые правила - для простых людей. Те, кто командуют, должны проявлять гибкость и инициативу. И те, кто хотел бы командовать.
- А его подругу? Ее тоже?..
- Девчонку? Да, конечно. Иначе ваша версия событий может оказаться под вопросом.
- Я должен принять решение сейчас?
- Нет, у вас есть в запасе пара дней. Но хочу сказать вам: у нас есть и другой кандидат на повышение.
Его молчание столь красноречиво, что я поддаюсь.
- Кто это?
- Ну-ну… Не ревнуйте! Вы, может быть, помните его под личным номером. Пятьсот один.
Я улыбаюсь. Жизненно важный рефлекс. Пятьсот Первый. Я или он.
- Здорово, что у вас такие приятные воспоминания об этом человеке, - улыбается в ответ Шрейер. - Должно быть, в детстве нам все кажется гораздо более приятным, чем оно является в действительности.
- Я возьмусь за это дело, - говорю я.
- Ну и прекрасно, - он не удивлен. - Хорошо, что я нашел в вас человека, с которым можно говорить по существу и начистоту. Такую искренность я позволяю себе не со всеми. Еще текилы?
- Давайте.
Он сам отходит к переносному пляжному бару, плещет мне из початой бутылки в квадратный стакан для виски огня на два пальца. Через открытую секцию купола на остров залетает прохладный ветер, ерошит сочно-зеленые кроны. Солнце начинает скатываться в тартарары. Голова моя схвачена обручем.
- Знаете, - говорит мне господин Шрейер, передавая мне бокал. - Вечная жизнь и бессмертие - это ведь не одно и то же. Вечная жизнь - тут, - он притрагивается к своей груди. - А бессмертие - здесь, - его палец касается виска. - Вечная жизнь, - он кривится, - включена в базовый соцпакет. А бессмертие доступно только избранным. И думаю… Думаю, вы бы могли достичь его.
- Достичь? Разве я не уже один из Бессмертных? - шучу я.
- Разница такая же, как между человеком и животным, - он вдруг снова являет мне свое пустое лицо. - Очевидная человеку и неочевидная животному.
- Значит, мне еще предстоит эволюция?
- Само собой ничего не происходит, - возражает Шрейер. - Животное из себя надо вытравливать. Вы, кстати, не принимаете таблетки безмятежности?
- После интерната - нет.
- Очень зря, - добродушно укоряет меня он. - Ничто так не поднимает человека над собой, как они. Советую попробовать снова. Ну что ж… На брудершафт?
Мы чокаемся.
- За твое развитие! - Шрейер высасывает все содержимое своего шара до дна, опускает его на песок. - Спасибо, что пришел.
- Спасибо, что пригласили, - улыбаюсь я.
Когда бог ласково говорит с мясником, для последнего это скорей означает грядущее заклание, чем приглашение в апостолы. И кто, как не мясник, сам играющий в бога со скотиной, должен бы это понимать.
- У вас тут похоже на огромные песочные часы, - я широко улыбаюсь госпоже Шрейер, просеивая белые крупинки и жмурясь на солнце, которое висит в зените, точно над стеклянным куполом.
- Вижу, для вас время все еще течет, - она, наверное, глядит на струящийся меж моих пальцев песок. - Для нас-то оно давно остановилось.
- О! Даже время бессильно перед богами.
- Но ведь это вы называете себя Бессмертными. Я-то как раз простой человек, из плоти и крови, - не слыша издевки, жеманно возражает она.
- Однако шансов умереть у меня куда больше, чем у вас, - замечаю я.
- Но вы же сами выбрали эту работу!
- Ошибаетесь, - улыбаюсь я. - Можно сказать, что работа выбрала меня.
- Значит, убивать - ваше призвание?
- Я никого не убиваю.
- А я слышала обратное.
- Они делают свой выбор сами. Я всегда следую правилам. Технически, я, конечно…
- Как скучно.
- Скучно?
- Я думала, вы убийца, а вы бюрократ.
Мне хочется сорвать с нее шляпу и намотать ее волосы на кулак.
- А вот сейчас вы смотрите на меня как убийца. Вы уверены, что всегда следуете правилам?
Она сгибает одну ногу в колене, тень захватывает больше места, воронка расширяется, теперь я на самом ее краю, сердце тянет, в груди вакуум, вот-вот ребра начнут проламываться внутрь… Как эта избалованная дрянь проделывает такое со мной?
- Правила снимают ответственность, - взвешенно произношу я.
- Боитесь ответственности? - она вздергивает бровь. - Неужели вам все же жаль всех этих бедолаг, которых вы…
- Послушайте, - говорю я. - Вам, наверное, никогда не приходило в голову, что в таких условиях, как вы, живет не все человечество? Вам, может быть, неизвестно, что пять квадратных метров на душу населения - норма даже на приличных уровнях? А вы помните, сколько стоит литр воды сверх нормы? А почем киловатт? Простые люди из плоти и крови ответят на этот вопрос, не задумываясь ни на секунду. И они знают, почему вода, энергия и пространство столько стоят. Из-за этих ваших бедолаг, которые, не присматривай мы за ними, окончательно обрушат и экономику, и наши башни. Включая и вашу башню из слоновой кости.
- Вы очень красноречивы для головореза, хотя я узнаю в вашем пламенном выступлении целые пассажи из выступлений моего мужа. Надеюсь, вы не забыли, что ваше будущее в его руках? - холодно интересуется она.
- С моей работой привыкаешь больше ценить настоящее.
- Ну да… Когда ежедневно воруешь будущее у других… Пресыщаешься им, видимо?
Я поднимаюсь со своего места. Сука господина Шрейера словно подобрала где-то в кабинете своего мужа пульт управления мной и теперь жмет на все кнопки подряд, пытаясь разобраться в моем устройстве. Так дело не пойдет.
- Что вы улыбаетесь? - ее голос звенит.
- Думаю, мне пора. Передайте господину Шрейеру, что…
- Вам опять жарко? Или тесно? А вы представьте себя на месте этих людей. Ведь вы караете их только за то…
- Я не могу оказаться на их месте!
- Ах да, этот ваш монашеский обет…
- Дело не в нем! Просто я понимаю, какую цену платим мы все просто из-за того, что кто-то не может сдержать себя! Я сам плачу эту цену! Я, а не вы!
- Не врите себе! Вы просто не можете понять этих людей, потому что вы - кастрат!
- Что?!
- Вам не нужны женщины! Вы заменяете их своими таблетками! Вы ничего не можете!
- Какого черта?! Все, с меня хватит! Честь имею…
- Вы ведь такой же, как он! Идейный импотент! Смейтесь, смейтесь! Вы знаете, что я говорю правду!
- Тебе нужно, чтобы я…
- Вы… Что?! Отпустите…
- Ты хочешь, чтобы…
- Отпусти! Тут везде наблюдение… Я… Не смей!
- Эллен! - рокочет в глубине сада вельветовый баритон. - Дорогая, где вы?
- Мы на пляже! - она не сразу успевает стряхнуть со своего голоса хрипотцу, и ей приходится через миг переговаривать все заново. - Мы тут, Эрих, на пляже!
Госпожа Шрейер оправляет смятое кофейное платье, и за секунду до того, как ее муж появляется из зарослей, успевает залепить мне пощечину - злую, настоящую. Теперь я ее заложник, говорю я себе в тупом безразличии. Чего мне ждать от этой суки? Отчего она так вдруг на меня взъярилась? Что вообще только что между нами произошло? Я так и не увидел ее глаз, хотя шляпа лежит, сброшенная, на песке.
- А… Вот вы где!
Он выглядит именно так, как его проекции в новостях. Безупречно. Совершенно. Как и полагается небожителю. Естественно: его жена именно потому богиня, что он сам - бог. Со времен римских патрициев такая красота и такое благородство черт возвращались на грешную землю только единожды - в Голливуд пятидесятых годов двадцатого века, чтобы потом снова исчезнуть на долгие столетия. И вот - новое их пришествие. И последнее, потому что Эрих Шрейер не умрет никогда.
- Эллен… Ты даже не предложила нашему гостю коктейли?
Я смотрю мимо нее - на песок: вокруг шезлонгов он вспахан, как арена для боя быков. Но господин Шрейер, похоже, редко глядит себе под ноги.
- Господин сенатор… - я склоняю голову.
В его зеленых глазах - начальственное благодушие, спокойная доброжелательность юберменша и здоровое энтомологическое любопытство. Похоже, он не обратил внимания ни на отброшенную шляпу, ни на следы на песке.
- Не надо этого… Обращайтесь ко мне по имени. Вы же у меня дома, а дома я - просто Эрих.
Теперь я киваю молча, не называя его никак.
- В конце концов, сенатор - это ведь просто одна из ролей, которые я играю, так? И не самая важная. Приходя домой, я выбираюсь из нее, как из делового костюма, и вешаю в прихожей. Мы все просто играем свои роли, и всем нам наши костюмы подчас натирают… Хе-хе…
- Простите, - не выдерживаю я. - Никак не могу вылезти из своего. Боюсь, это моя шкура.
- Это ничего. Шкуру всегда можно спустить, - Шрейер дружески подмигивает, подбирая брошенную шляпу. - Вы успели осмотреться в моих владениях?
- Нет… Мы тут разговорились с вашей супругой…
Госпожа Шрейер не смотрит на меня. Похоже, она еще не определилась, казнить ей меня или миловать. Глядеть в глаза тем, кого собираешься казнить - то еще удовольствие, вот она и перестраховывается.
- Ничем более ценным я и не владею, - смеется он, передавая ей полосатую шляпу. - Коктейли, Эллен. Мне - «За горизонт», а… вам?
- Текилу, - говорю я. - Нужно освежиться.
- О! Вечный напиток… Текилу, Эллен.
Она изображает покорный поклон.
Конечно, это знак особого внимания, как и то, что Шрейер попросил свою жену встретить меня. Внимания, которого я не заслужил - и не уверен, что хочу заслуживать. Я вообще противник жизни в кредит.
Приобретаешь нечто, что тебе принадлежать не должно, и расплачиваешься тем, что больше не принадлежишь сам себе. Идиотская концепция.
- Вы выглядите несколько усталым, - сообщает мне господин Шрейер. - Слишком долго к нам добирались?
Это он говорит про лифты. Читал мой личный файл. Тратил время.
- Сейчас пройдет, - я опрокидываю дабл-шот текилы.
Кислый желтый огонь, расплавленный янтарь, наждаком по глотке. Чудесно. Вкус странный. Не похоже на синтетику.
Протягивает мне кусок лимона. Любезничает. Лимон стоит дороже текилы. Я качаю головой. Для тех, кто не любит огонь и наждак, есть коктейль «За горизонт» и прочие сласти.
- Вы читали мой личный файл? - трещины на моих губах жжет спиртом. Я облизываю их, чтобы щипало подольше. - Польщен.
- Положение обязывает, - разводит руками Шрейер. - Вы же знаете, Бессмертные находятся под моей неформальной опекой.
- Неформальной, - киваю я. - Только вчера вот слышал в новостях, как вы нас называли бешеными псами.
Эллен поворачивает свои окуляры в мою сторону.
- Меня иногда упрекают в беспринципности, - подмигивает мне Шрейер. - Но у меня есть железный принцип: говорить каждому то, что он хочет от меня услышать.
Весельчак.
- Не каждому, - возражает госпожа Шрейер.
- Я о политике, любовь моя, - лучезарно улыбается ей господин Шрейер. - В политике иначе не выжить. Но семья - единственная тихая гавань, в которой мы можем побыть сами собой. Где, как не в семье, мы можем и должны быть искренны?
- Звучит прекрасно, - произносит она.
- Тогда, с твоего позволения, любовь моя, я продолжу, - мурлычет он. - Так вот. Люди, которые верят новостям, также хотят верить тому, что государство заботится о них. Но, расскажи мы им, как именно государство о них заботится - они не поверят. Все, что они хотят услышать - «Не волнуйтесь, у нас все под контролем, в том числе и Бессмертные».
- Эти сорвавшиеся с цепи штурмовики, - цитирую я.
- При этом люди сами предпочтут не знать, как именно мы контролируем Бессмертных. Они просто хотят, чтобы я их успокоил. Чтобы я заверил их, что в современной Европе с ее вековыми устоями демократии и почитания прав человека Бессмертные - просто вынужденное, временное, уродливое явление.
- Вы умеете внушить уверенность в завтрашнем дне, - я слышу, как во мне открывается шлюз, сливая текилу прямо в кровь. - Знаете, мы ведь тоже смотрим новости. И слышим в них от вас, что Бессмертные - погромщики, с которыми давно пора покончить.
- Но на деле мы даем вам полный карт-бланш, так?
- И объявляете, что мы совершенно неуправляемы.
- Вы же понимаете… Наше государство основано на принципах гуманности! Право каждого на жизнь свято, как и право на бессмертие! Европа отказалась от смертной казни столетия назад, и мы никогда не вернемся к ней, ни под каким предлогом!
- А вот теперь я снова узнаю того другого вас, из новостей.
- Я не думал, что вы так наивны. С вашей работой…
- Наивен? Знаете… Просто c нашей работой часто хочется поговорить с людьми из новостей, которые макают нас в дерьмо. И вот - редкий случай.
- Не думаю, что вам удастся со мной поссориться, - Шрейер усмехается. - Помните? Я же всегда говорю людям то, что они хотят от меня услышать.
- И что, по вашему, хочу услышать я?
Шрейер втягивает свой фосфоресцирующий пижонский коктейль - через соломинку, из шарообразного бокала, который нельзя поставить, не опустошив.
- В вашем файле значится, что вы исполнительны и честолюбивы. Что проявляете инициативу. Что вы правильно мотивированы. Приводятся примеры вашего поведения при операциях. Все выглядит очень неплохо. Выглядит так, словно вас ждет большое будущее. Но продвижение по служебной лестнице у вас будто бы застопорилось.
Уверен, что в моем файле про меня есть немало и такого, о чем господин Шрейер предпочитает не упоминать - возможно, пока не упоминать.
- Поэтому, предполагаю, вам хотелось бы услышать о повышении.
Я кусаю щеку; молчу, стараясь не выдать себя.
- А так как всегда следую своему принципу, - опять эта дружеская улыбка, - то и говорить с вами собираюсь об этом.
- Почему вы?.. Назначения в компетенции командующего фаланги. Разве не он…
- Конечно, он! Конечно, старина Риккардо. Назначает он! А я просто разговариваю. - Шрейер машет рукой. - Вы сейчас правая рука командира звена. Так? Вас рекомендуют повысить до командира бригады.
- Десять звеньев? В моем распоряжении? Рекомендует кто?
Кровь с текилой стучится мне в голову. Это повышение через две ступени. Я выпрямляю спину. Я чуть не нагнул его жену и не разбил морду ему самому. Чудесно.
- Рекомендуют, - кивает господин Шрейер.
Командовать бригадой значит перестать самому месить сапогами человеческие судьбы. Командовать бригадой значит наконец поквитаться с парой персонажей. Но главное, это значит выбраться из моей гнусной халупы в жилище попросторней… Ума не приложу, кто там может меня рекомендовать.
- Я этого не заслужил, - слова даются мне тяжело.
- Вы думаете, что вы заслужили это давным-давно, - говорит господин Шрейер. - Еще текилы? Вы выглядите несколько рассредоточенно.
- Не понимаю, к чему эти ритуальные танцы, - мне все сложнее держать себя в руках.
- Ну да… Вы же штурмовик, а не дипломат, - усмехается Шрейер. - Ладно, урежем прелюдию. Эллен, иди в дом.
Она не сопротивляется, на прощание вручая мне еще один дабл-шот. Шрейер провожает ее странным взглядом. Улыбка отклеилась и слетела с его губ, и на какой-то миг он забывает надеть на свое красивое лицо другое выражение. Долю секунды я вижу его настоящим - пустым. Но, обращаясь ко мне, он снова весь словно лучится.
- Раз вы смотрите новости, фамилия Рокамора вам должна быть знакома?
- Активист Партии жизни, - киваю я. - Один из руководителей…
- Террорист, - поправляет меня Шрейер.
- Десять лет в розыске…
- Мы его нашли.
- Арестовали?
- Нет! Нет, конечно. Вообразите себе: полицейская операция, куча камер, он мужественно сдается, чтобы избежать кровопролития, назавтра он во всех новостях. Начинается процесс, мы вынуждены сделать его открытым, все самые чудовищные болтуны подряжаются защищать его бесплатно, просто чтобы покрасоваться, он использует суд как трибуну, становится звездой… Ощущение, что я переел на ночь и вижу кошмар. А у вас?
Я пожимаю плечами.
- У меня ощущение, что мне собираются всучить пожизненный кредит.
- А кредиты вы не любите, - подхватывает Шрейер. - Так сказано в вашем файле. Но это не кредит, не переживайте. Оплата вперед.
- Боюсь, мне с вами не расплатиться.
- Со мной? Ваш долг - не перед каким-то сенатором. Ваш долг - перед обществом. Перед Европой. Рокамора и его люди пытаются подорвать устои нашей государственности. Сломать хрупкий баланс… Обрушить башню европейской цивилизации. Но мы еще можем нанести превентивный удар. Вы можете.
- Я? Каким образом?..
- Система оповещения выявила его. Его подруга беременна. Он находится вместе с ней. Декларировать, судя по всему, они ничего не собираются. Отличный шанс для вас попробовать себя в качестве звеньевого.
- Хорошо, - я размышляю. - Но что мы можем сделать по нашей линии? Даже если он сделает выбор… Обычная нейтрализация. После укола он проживет еще несколько лет, возможно, десять или пятнадцать…
- Это если все пойдет по правилам. Но когда загоняешь такого крупного зверя, надо готовиться к сюрпризам. Операция опасная, сами понимаете. Может случиться все, что угодно!
Шрейер кладет руку на мое плечо.
- Вы же меня понимаете? Дело щепетильное… Подруга на четвертом месяце… Обстановка напряженная, он сам не свой… Внезапное вторжение звена Бессмертных… Он отважно бросается защищать возлюбленную… Хаос… Не поймешь уже, как все и случилось. А свидетелей, кроме самих Бессмертных, не осталось.
- Но ведь то же самое может сделать и полиция, разве нет?
- Полиция? Представляете себе скандал? Хуже - только повесить этого гада в тюремной камере. А Бессмертные - другое дело.
- Совершенно неуправляемые, - киваю я.
- Погромщики, с которыми давно пора покончить, - он прикладывается к бокалу. - Что скажете?
- Я не убийца, что бы вы там ни говорили про меня своей жене.
- Поразительное дело, - мурлычет он благодушно. - Я так внимательно разбирал ваш файл. Про вашу принципиальность там ни слова. Возможно, это что-то новое. Я дополню его сам.
- Будете дополнять, назовите это «чистоплотностью», - я смотрю ему в глаза.
- Пожалуй, даже «чистоплюйством».
- Бессмертные должны следовать кодексу.
- Рядовые Бессмертные. Простые правила - для простых людей. Те, кто командуют, должны проявлять гибкость и инициативу. И те, кто хотел бы командовать.
- А его подругу? Ее тоже?..
- Девчонку? Да, конечно. Иначе ваша версия событий может оказаться под вопросом.
- Я должен принять решение сейчас?
- Нет, у вас есть в запасе пара дней. Но хочу сказать вам: у нас есть и другой кандидат на повышение.
Его молчание столь красноречиво, что я поддаюсь.
- Кто это?
- Ну-ну… Не ревнуйте! Вы, может быть, помните его под личным номером. Пятьсот один.
Я улыбаюсь. Жизненно важный рефлекс. Пятьсот Первый. Я или он.
- Здорово, что у вас такие приятные воспоминания об этом человеке, - улыбается в ответ Шрейер. - Должно быть, в детстве нам все кажется гораздо более приятным, чем оно является в действительности.
- Я возьмусь за это дело, - говорю я.
- Ну и прекрасно, - он не удивлен. - Хорошо, что я нашел в вас человека, с которым можно говорить по существу и начистоту. Такую искренность я позволяю себе не со всеми. Еще текилы?
- Давайте.
Он сам отходит к переносному пляжному бару, плещет мне из початой бутылки в квадратный стакан для виски огня на два пальца. Через открытую секцию купола на остров залетает прохладный ветер, ерошит сочно-зеленые кроны. Солнце начинает скатываться в тартарары. Голова моя схвачена обручем.
- Знаете, - говорит мне господин Шрейер, передавая мне бокал. - Вечная жизнь и бессмертие - это ведь не одно и то же. Вечная жизнь - тут, - он притрагивается к своей груди. - А бессмертие - здесь, - его палец касается виска. - Вечная жизнь, - он кривится, - включена в базовый соцпакет. А бессмертие доступно только избранным. И думаю… Думаю, вы бы могли достичь его.
- Достичь? Разве я не уже один из Бессмертных? - шучу я.
- Разница такая же, как между человеком и животным, - он вдруг снова являет мне свое пустое лицо. - Очевидная человеку и неочевидная животному.
- Значит, мне еще предстоит эволюция?
- Само собой ничего не происходит, - возражает Шрейер. - Животное из себя надо вытравливать. Вы, кстати, не принимаете таблетки безмятежности?
- После интерната - нет.
- Очень зря, - добродушно укоряет меня он. - Ничто так не поднимает человека над собой, как они. Советую попробовать снова. Ну что ж… На брудершафт?
Мы чокаемся.
- За твое развитие! - Шрейер высасывает все содержимое своего шара до дна, опускает его на песок. - Спасибо, что пришел.
- Спасибо, что пригласили, - улыбаюсь я.
Когда бог ласково говорит с мясником, для последнего это скорей означает грядущее заклание, чем приглашение в апостолы. И кто, как не мясник, сам играющий в бога со скотиной, должен бы это понимать.