Значеніе славянскаго языка для православнаго богослуженія

Nov 13, 2022 00:09


Съ 31 января по 5 февраля 1988 г. въ СССР состоялась третья международная церковная конференція, посвященная 1000-лѣтію Крещенія Руси. Однимъ изъ главныхъ вопросовъ, обсуждавшихся на этой конференціи, былъ переходъ съ богослужебнаго церковно-славянскаго языка на русскій. Въ качествѣ защитника церковно-славянскаго языка выступилъ представитель Грузинской Церкви архимандритъ Рафаилъ, инспекторъ Мцхетской духовной семинаріи. Его докладъ помещается ниже.

Грузія - многонаціональная республика. Славянскій языкъ занимаетъ второе по значенію мѣсто въ литурги­ческой жизни Грузинской Церкви. Поэтому вопросы цер­ковной славистики представляютъ для насъ не только теоретическій, но и практическій интересъ.

Въ связи съ этимъ я хочу высказать несколько сужденій о значеніи славянскаго языка для современнаго православнаго богослуженія.

Докладъ не будетъ касаться хронологіи, діалектологіи славянскаго языка и терминологическихъ проблемъ.

Славянскій языкъ обобщенно и условно разсматривается въ данной статьѣ какъ единая структурная и знако­вая система. Славянскій языкъ насчитываетъ болѣе, чѣмъ тысячелетнюю литературную исторію. Онъ давно пересталъ быть разговорнымъ языкомъ, но не превратил­ся въ мертвый языкъ, не сдѣлался достояніемъ однихъ археологовъ и лингвистовъ; славянскій языкъ звучить на всѣхъ континентахъ, на немъ совершается богослуженіе въ Православной Церкви, на немъ милліоны людей возсылаютъ молитвы къ Богу.



Въ последнее время неоднократно поднимался вопросъ: не является-ли славянскій языкъ литургическимъ архаизмомъ, преградой къ пониманію текстовъ, и не слѣдуетъ-ли перевести всѣ богослужебныя книги на совре­менные языки?

Такія попытки предпринимались въ Россіи и въ другихъ странахъ. Въ Россіи языковыя литургическія рефор­мы не встретили поддержки основной массы вѣрующихъ, и на сегодняшній день богослужебнымъ языкомъ остается церковно-славянскій. Можно-ли объяснить это явленіе только одной приверженностью къ традиціи или же оно имѣетъ еще другія основанія?

Я полагаю, что эти основанія слѣдующія:

Славянскому языку, какъ и другимъ древнимъ языкамъ (я имѣю въ виду древнегреческій и древнегрузинскій), присуща особая динамическая структура: они лучше передаютъ пульсъ религіозной жизни, глубже выражаютъ молитвенныя чувства, чѣмъ современные языки. Древніе языки болѣе подходятъ къ цѣльному синтетическому воспріятію, новые - аналитическому, дробному; древніе - къ созерцанію, новые - къ логизированію; древніе языки полны энергіи и эмоцій, новые, въ сравненіи съ ними, носятъ раціоналистическій, описательный характеръ. Древніе языки даютъ большую возможность соприкоснуться съ глубиной явленій, съ духовными субстанціями, сдѣлать человека участникомъ событій, современныя - изложить явленія въ определенной системѣ и дать ихъ анализъ.

Сравнивая лексическую и грамматическую ткань древнихъ и новыхъ языковъ, мы видимъ, что древніе язы­ки располагаютъ меньшимъ по объему словарнымъ фондомъ, но ихъ грамматическій строй отличается большимъ многообразіемъ, пластичностью и совершенствомъ.

Мобильность и экспрессивность глагольныхъ формъ, богатство аффиксовъ и флексій, не имѣющихъ аналогіи въ современныхъ языкахъ, лаконизмъ и динамика синтаксическихъ структуръ, этимологическая глубина лексики создаютъ неповторимую выразительность и, по словамъ патріарха Пимена, «особую красоту» славянскаго языка. Эти возможности славянскаго языка позволяютъ выра­зить въ богослужебныхъ текстахъ многоплановость событій, сенергизмъ и параллелизмъ дѣйствій, объединить различные хронологическіе періоды въ единые смысло­вые циклы (какъ бы преодолеть линейную протяженность времени), проявить и усилить подтекстъ каждаго предложенія.

Сложность и гибкость глагольныхъ формъ славянска­го языка дѣлаютъ одну и ту же по словарному составу фразу то ажурно-легкой и полетной, то до физической ощутимости тяжелой и твердой, какъ бы изваяной изъ мрамора. Лаконизмъ, внутренняя чеканность и въ то же время какъ бы внѣшняя незавершенность и обрывистость предложеній, часто безъ послѣдовательныхъ переходовъ отъ одного предмета къ другому, надѣляютъ смысловыя паузы эмоціонапьнымъ содержаніемъ, подчеркивая, что богослужебный текстъ это не монологъ, а діалогъ, таин­ственная бесѣда души съ Божествомъ, что въ священныхъ событіяхъ присутствуетъ какъ ихъ постоянный субъектъ, личность каждаго молящагося.

Говоря образно, динамика древнихъ языковъ созвуч­на динамикѣ свѣта. Богослуженіе - это симфонія изъ лу­чей божественныхъ энергій. Священная исторія изобража­ется въ этой божественной симфоніи на свѣтящемся фонѣ Вѣчности, земныя реаліи - въ ихъ логоистическомъ преображеніи.

Слѣдуетъ отмѣтить, что въ богослужебныхъ текстахъ мастерски использованъ точно и строго очерченный кругъ изобразительныхъ средствъ. Это дѣлалось древными гимнографами для того, чтобы не подмѣнить духовныхъ переживаній эстетическими, то-есть душевными, не обреме­нить ума молящагося художественной информаціей и тѣмъ самымъ не оземлить молитву.

Древнія гимнографы мыслили Церковь, какъ идею единства въ ея реальномъ и мистическомъ воплощеніи. Унификація изобразительныхъ средствъ одно изъ условій общности молитвы, духовнаго познанія, эмоцій и сопереживаній вѣрующихъ - тѣла Церкви.

Динамичныя структуры, внутреннія смысловыя емкос­ти и скульптурная пластичность славянскаго языка помогаютъ воспринимать традиціонные символы и метафорическіе образы въ разныхъ контекстахъ какъ вѣчно новые и неповторимые.

Однимъ словомъ: древніе языки болѣе приспособле­ны для выраженія явленій и динамики духовной жизни. Это первая и главная причина ихъ сохраненія въ православномъ богослуженіи.

Второе основаніе - трудность самого перевода.

Богослужебные тексты - это шедевры священной поэзіи, поэзіи особаго типа и порядка. Переводчикъ долженъ обладать одновременно глубокой филологической подготовкой и незауряднымъ поэтическимъ дарованіемъ. Безъ этого переводъ богослужебныхъ книгъ будетъ ка­заться обезцвѣченнымъ и прозаическимъ пересказомъ великихъ поэмъ. Далѣе, переводчику необходимо знать свя­тоотеческое богословіе, именно святоотеческое, а не схо­ластическое, чтобы понять глубокіе по догматическому содержанію литургическіе тексты.

Православныя церковныя службы называютъ опоэтизированнымъ, иконографическимъ, поющимъ богословіемъ.

И, наконецъ, самое главное, переводчикъ долженъ имѣть живую вѣру, церковность и религіозную интуицію, которая дала бы возможность почувствовать, пережить, оцѣнить каждую фразу и слово переводимаго текста.

Интересно, что Петербургскій митрополитъ Гавріилъ и Московскій митрополитъ Филаретъ, руководившіе рабо­тами по переводу святоотеческихъ произведеній съ греческаго языка на славянскій и русскій, считали нужнымъ давать рукописи переводовъ для проверки простымъ старцамъ, которые не знали греческаго языка, но, обла­дая общностью внутренняго духовнаго опыта съ древними писателями-подвижниками и находясь съ ними, такъ ска­зать, на одной духовной волне, интуитивно чувствовали всякую фальшь и ошибку перевода.

Третье основаніе - традиція. Традиція - это кристаллизація исторіи. Это актуальное бытіе прошлаго въ настоящемъ. Любовь и уваженіе къ прошлому сохранили до нашихъ дней старинные соборы и храмы въ ихъ первозданномъ величіи; иконы и фрески изумительной духов­ной глубины. Живая традиція сохранила намъ дивное, не­повторимое православное богослуженіе.

Само слово «православіе» значитъ правое, правиль­ное Богопочитаніе, основнымъ признакомъ котораго явля­ется верность апостольскому преданію.

Церковная традиція возникла изъ общности духовна­го опыта христіанъ, опыта Богообщенія.

Одинаковое религіозное чувство создало одинаковыя или очень схожія формы. Церковное богослуженіе и хра­мовое устройство - это синтезъ жизни Церкви въ эпоху ея духовнаго расцвета. Содержаніе создаетъ формы, но и формы хранятъ и обѣрегаютъ содержаніе. Въ данномъ случае, древніе языки имѣютъ вспомогательное, но важ­ное значеніе для сохраненія въ чистоте и внутренней це­лостности одного изъ видовъ Церковнаго преданія - богослужебнаго канона.

Известный религіозный мыслитель Павелъ Флоренскій писалъ: «Чемъ устойчивее и тверже канонъ, темъ глубже и чище онъ выражаетъ общечеловеческую и ду­ховную потребность: каноническое есть церковное, цер­ковное - соборное, соборное же - всечеловеческое».

Въ другомъ месте онъ сравниваетъ красоту церковна­го богослуженія съ блескомъ расплавленной, льющейся струями платины.

Славянскій языкъ, наряду съ другими древними язы­ками, сталъ сакральнымъ, священнымъ языкомъ Церкви.

Вопросъ о ясности богослужебныхъ славянскихъ текстовъ для верующихъ пріобретаетъ все большее значеніе.

Следуетъ обратить особое вниманіе на научную сто­рону новыхъ изданій богослужебныхъ книгъ, снабдить ихъ справочнымъ матеріаломъ, въ томъ числе словаремъ, где наряду съ буквальнымъ переводомъ, давалась бы этимологія славянской лексики. Не только Священное Писаніе, но и следующій за нимъ духовный пластъ - богослужеб­ный канонъ также нуждается въ толкованіяхъ и комментаріяхъ. Передъ нами стоитъ задача составленія литургической экзегезы, отвечающей интеллектуальному уровню и духовнымъ запросамъ современныхъ верующихъ.

Славянское православное богослуженіе - это безценное сокровище мистическаго гносиса, огромный потенціалъ духовныхъ силъ и энергіи, который мы должны со­хранить не только для себя, но и для будущихъ поколеній.

«Православная Русь», № 3, 1989 г.

Previous post Next post
Up