ОТЛУЧЕНΙЕ ЛЬВА ТОЛСТОГО ОТЪ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ - Проф. И. М. Андреевъ

[pisma08]

Всякій актъ отлученія отъ Православной Церкви всегда есть актъ Божественнаго гнѣва Любви. Цѣль всякаго церковнаго отлученія - содѣйствіе спасенію погибающей человѣческой души. Когда ничто не дѣйствуетъ для вразумленія заблудшаго - можетъ помочь страхъ. «И къ однимъ будьте милостивы, съ разсмотрѣніемъ, а другихъ страхомъ спасайте» (Іуд. I, 22-23). Такъ поступаетъ Свя­тая Христова Церковь. Такъ и Самъ Господь, который есть Любовь, будучи безконечно терпѣливымъ и безгранич­но милостивымъ, послѣ всѣхъ средствъ для спасенія ду­ши, посылаетъ грѣшнику, какъ послѣднее средство для обращенія, - скорби, болѣзни и страданія.

Великій писатель земли русской, Левъ Толстой, получившій отъ Бога огромный, титаническій талантъ художественнаго творчества, позволившій ему написать великую русскую эпопею «Война и миръ» и психологическую эпо­пею (по удачному выраженію Иванова-Разумника) «Ан­на Каренина», въ концѣ 70-хъ годовъ прошлаго вѣка началъ свою противоцерковную дѣятельность и написалъ свою знаменитую «Исповѣдь», а затѣмъ не менѣе знаменитую «Критику догматическаго богословія».



«Сообщенное мнѣ съ дѣтства вѣроученіе» - писалъ онъ въ «Исповѣди», исчезло во мнѣ такъ же, какъ и въ другихъ, съ той только разницей, что такъ какъ я съ 15-ти лѣтъ сталъ читать философскія сочиненія, то мое отрече­нье отъ вѣроученія очень рано стало сознательнымъ. Я съ 16-ти лѣтъ пересталъ становиться на молитву и пересталъ по собственному побужденію ходить въ церковь и го­веть...». «Я былъ крещенъ и воспитанъ въ Православной Христіанской вѣрѣ. Меня учили ей съ дѣтства и во все время моего отрочества и юности... Но когда въ 18 лѣтъ я вышелъ со второго курса Университета, я не вѣрилъ уже ни во что изъ того, чему меня учили. Судя по нѣкоторымъ воспоминаніямъ, я никогда не вѣрилъ серьезно, а имѣлъ только довѣріе къ тому, что исповѣдывали передо мной болыпіе, но довѣріе это было очень шатко».

Это чрезвычайно важное признаніе. Дѣтская вѣра - есть фундаментальный камень всей послѣдующей религіозной жизни человѣка. Не даромъ и Христосъ Спаситель говорилъ: «не препятствуйте дѣтямъ приходить ко мнѣ», ­и, «если не будете какъ дѣти, то не войдете въ Царство Небесное», а про того, «кто соблазнитъ единаго отъ малыхъ сихъ, вѣрующихъ въ Меня», сказалъ, что «тому лучше было бы, если бы повѣсили ему мельничный жерновъ на шею и потопили его во глубинѣ морской» (Матѳ. XVIII, 6).

И вотъ эту главную основу истинной христіанской вѣры - дѣтскую вѣру - Толстой, по его собственнымъ словамъ, навсегда потерялъ уже къ 16-му году своей жиз­ни. Съ полной потерей дѣтской вѣры человѣкъ теряетъ основы всякой религіозной вѣры и превращается въ ни­гилиста. И вотъ самъ Толстой признается въ этомъ, въ своемъ сочиненіи «Въ чемъ моя вѣра». Онъ пишетъ: «Я прожилъ на свѣтѣ 55 лѣтъ и, за исключеніемъ 14 или 15 дѣтскихъ лѣтъ, 35 лѣтъ я прожилъ нигилистомъ, въ смыслѣ отсутствія всякой вѣры». Дойдя до полнаго духовнаго опустошенія и будучи наканунѣ самоубійства, Тол­стой пробовалъ формально стать православнымъ: ходить въ церковь, креститься, поститься, исполнять всѣ обряды и таинства Православной Церкви. Но долго такой самообманъ продолжаться, конечно, не могъ. Механическое исполненіе внѣшнихъ обрядовыхъ формъ Православія, безъ участія сердца, безъ вѣры во Христа-Спасителя и въ Его Святую Церковь - было въ концѣ концовъ кощунствомъ. Если еще можно было только внѣшне формально испол­нять обряды, то къ Таинствамъ, а тѣмъ болѣе къ святѣйшему и величайшему въ мірѣ св. Таинству Евхаристіи - такъ подходить нравственно невозможно. Ибо недостойныхъ св. Таинства жгутъ.

«Никогда не забуду» - вспоминаетъ Толстой въ «Исповѣди», испытаннаго мною въ тотъ день, когда я причащал­ся въ первый разъ послѣ многихъ лѣтъ... Когда я подошелъ къ царскимъ дверямъ и священникъ заставилъ меня повторять то, что вѣрю, что то, что я буду глотать, есть истинное тѣло и кровь, меня рѣзнуло по сердцу, это мало, что фальшивая нота, - это жестокое требованіе кого-то такого, который, очевидно, никогда и не зналъ, что такое вѣра ...»

Несчастный Толстой! Онъ былъ глухъ духовно къ словамъ Самаго Спасителя: «Ядущій Мою Плоть и піющій Мою Кровь имѣетъ жизнь вѣчную, и Я воскрешу его въ послѣдній день», и «если не будете ѣсть Плоти Сына Человѣческаго и Пить крови Его, то не будете имѣть въ себѣ жизни».

Потерявъ вѣру въ личнаго Бога, Толстой, какъ это все­гда бываетъ въ такихъ случаяхъ, сталъ искать себѣ идоловъ. Такимъ идоломъ, котораго онъ боготворилъ, сталъ знаменитый французский философъ-«просвѣтитель», одинъ изъ творцовъ «Великой Французской Революціи», врагъ Христіанской вѣры и Церкви, - Руссо. Въ 1905 году, будучи уже 77-лѣтнимъ старикомъ, Толстой писалъ: «Въ моей жизни было два великихъ и благотворныхъ вліянія: Руссо и Евангеліе...» Не случайно Руссо поставленъ на первое мѣсто. Вліяніе личности и идей Руссо было, несомнѣнно, самымъ огромнымъ, рѣшающимъ вліяніемъ на всю жизнь Толстого.

«Руссо былъ моимъ учителемъ съ 15 лѣтъ» - при­знавался Толстой. «Я болѣе чѣмъ восхищался имъ, я бо­готворилъ его. Въ 15 лѣтъ я носилъ на шеѣ медальонъ съ его портретомъ вмѣсто натѣльнаго креста. Многіе страни­цы его такъ близки мнѣ, что мнѣ кажется, я ихъ написалъ самъ... Совсѣмъ недавно (въ 1905 г.) мнѣ случилось пе­речесть нѣкоторыя изъ его произведеній и я испыталъ то же самое чувство возвышенія и удивленія, которое я испыталъ читая его въ первой молодости».

Личность Толстого невозможно понять безъ главнаго ключа къ ней: Толстой несомнѣнно былъ одержимымъ. Начальный страшный моментъ этой одержимости можно отнести къ той записи въ «Дневникѣ», которую Толстой сдѣлалъ еще молодымъ 27-лѣтнимъ офицеромъ, 5 марта 1855 года, сидя подъ Севастополемъ, въ лагерѣ на Беельбекѣ, послѣ кутежа и проигрыша въ карты тысячи руб­лей : «... разговоръ о божествѣ и вѣрѣ навелъ меня на великую, громадную мысль, осуществленію которой я чув­ствую себя способнымъ посвятить жизнь. Мысль эта - основаніе новой религіи, соотвѣтствующей развитію чело­вечества, религіи Христа, но очищенной отъ вѣры и та­инственности, религіи практической, не обѣщающей бу­дущее блаженство, но дающей блаженство на землѣ». Этой гордой идеѣ Толстой и посвятилъ всю вторую по­ловину своей жизни (отъ конца 70-хъ годовъ до смерти въ 1910 году).

Сестра извѣстнаго русскаго философа профессора Л. М. Лопатина, передавая свой разговоръ съ родной сестрой Толстого монахиней матушкой Маріей, сообщаетъ очень характерныя слова этой монахини о своемъ любимомъ братѣ: «Вѣдь Левочка какой человѣкъ то былъ? Совершен­но замѣчательный! И какъ интересно писалъ! А вотъ те­перь, какъ засѣлъ за свои толкованія Евангелія, силъ никакихъ нѣтъ! Вѣрно, всегда былъ въ немъ бѣсъ...». И Лопатина отъ себя прибавляетъ: «Я въ этомъ никогда не сомневалась» (Сообщеніе И. Бунина въ его книгѣ - «Освобожденіе Толстого», Парижъ, 1937 г., стр. 125).

Грубые и циничные кощунственные выпады Толсто­го противъ Православной Церкви, начавшіеся съ конца 70-хъ годовъ, все нарастали, и наконецъ, приняли такія невозможныя формы, что вызвали у вѣрующихъ православныхъ людей ропотъ на излишнюю терпимость Церкви къ хулителю ея и великому еретику Льву Толстому.

Въ 1899 году, 13 марта, въ журналѣ «Нива» начался печатаніемъ послѣдній романъ Толстого «Воскресенье». 25 декабря того же года романъ былъ законченъ.

Приведемъ нѣсколько цитатъ изъ этого романа (главы 39 и 40 Первой части), которыя переполнили чашу терпѣнія Православной Церкви и заставили Ее поставить вопросъ объ отлученіи Толстого отъ Церкви.

Слишкомъ мучительно и оскорбительно для православнаго чувства и слуха звучатъ нижеприведенныя цитаты, но ихъ приходится въ небольшомъ количествѣ привести для того, чтобы показать всему христіанскому и особен­но православному христіанскому міру, за что былъ Тол­стой отлученъ отъ Православной Церкви.

Вотъ какъ начинается 39 глава романа «Воскре­сенье»[1]...

Далѣе идетъ такое же кощунственное описаніе чтенія Акаѳиста Спасителю...

Въ 40-й главѣ Толстой пишетъ по поводу только что имъ такъ кощунственно описаннаго Богослуженія: «Ни­кому изъ присутствующихъ не приходило въ голову того, что все, что совершалось здѣсь, было величайшимъ кощунствомъ (? И.А.) и насмѣшкой (? И.А.) надъ тѣмъ самымъ Христомъ, именемъ котораго все это дѣлается. Ни­кому въ голову не приходило того, что золоченый крестъ съ эмалевыми медальончиками на концахъ, который вынесъ священникъ и давалъ цѣловать людямъ, былъ не что иное, какъ изображеніе той висѣлицы, на которой былъ казненъ Христосъ именно за то, что Онъ запретилъ то самое, что теперь Его Именемъ (конечно, тоже съ малой буквы) совершалось здѣсь...»

Воистину, никому въ голову не приходило то, что. при­шло въ голову Толстого.

Терпѣніе Церкви истощилось.

20-22 февраля 1901 года состоялось спеціальное Опредѣленіе Святѣйшаго Сѵнода. «Святѣйшій Сѵнодъ, въ своемъ попеченіи о чадахъ Православной Церкви, объ охраненіи ихъ отъ губительнаго соблазна и о спасеніи заблу­ждающихся, имѣвъ сужденіе о графѣ Львѣ Толстомъ и его противохристіанскомъ и противоцерковномъ лжеученіи, призналъ благовременнымъ, въ предупрежденіе нарушенія мира церковнаго, обнародовать, черезъ напечатаніе въ «Церковныхъ Вѣдомостяхъ», нижеслѣдующее свое Посланіе:

Божіей милостью

Святѣйшій Всероссійскій Сѵнодъ вѣрнымъ чадамъ Православной Каѳолической Греко-Россійской Церкви, о Господѣ радоватися.

Молимъ вы, братіе, блюдитеся отъ творящихъ распри и раздоры, кромѣ ученія, ему же вы научистеся, и уклонитеся отъ нихъ (Рим. XVI, 17).

Изначала Церковь Христова терпѣла хулы и нападенія отъ многочисленныхъ еретиковъ и лжеучителей, ко­торые стремились ниспровергнуть ее и поколебать въ существенныхъ ея основаніяхъ, утверждающихся на вѣрѣ во Христа, Сына Бога Живаго. Но всѣ силы ада, по обѣтованію Господню, не могли одолѣть Церкви Святой, которая пребудетъ неодолѣнною во вѣки. И въ наши дни, Божіимъ попущеніемъ, явился новый лжеучитель, графъ Левъ Тол­стой. Извѣстный міру писатель, русскій по рожденію, пра­вославный по крещенію и воспитанію своему, графъ Тол­стой, въ прельщеніи гордаго ума своего, дерзко возсталъ на Господа и на Христа Его и на святое Его достояніе, явно передъ всѣми отрекся отъ воскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятилъ свою литературную дѣятельность и данный ему отъ Бога талантъ на распространеніе въ народѣ ученій, противныхъ Христу и Церкви, и на истребленіе въ умахъ и сердцахъ людей вѣры отеческой, вѣры православной, которая утвер­дила Вселенную, которою жили и спасались наши пред­ки и которою доселѣ держалась и крѣпла Русь святая. Въ своихъ сочиненіяхъ и письмахъ, въ множествѣ разсѣиваемыхъ имъ и его учениками по всему свѣту, въ особенно­сти же въ предѣлахъ дорогого отечества нашего, онъ проповѣдуетъ съ ревностью фанатика ниспроверженіе всѣхъ догматовъ Православной Церкви и самой сущности вѣры христианской; отвергаетъ личнаго живого Бога, во Свя­той Троицѣ славимаго, Создателя и Промыслителя Вселен­ной, отрицаетъ Господа Іисуса Христа - Богочеловѣка, Искупителя и Спасителя міра, пострадавшаго насъ ради человѣкъ и нашего ради спасенія и воскресшаго изъ мертвыхъ, отрицаетъ божественное зачатіе по человѣчеству Христа Господа и дѣвство до рождества и по рождествѣ Пречистой Богородицы, Приснодѣвы Маріи, не признаетъ загробной жизни и мздовоздаянія, отвергаетъ всѣ та­инства Церкви и благодатное въ нихъ дѣйствіе Святаго Духа и, ругаясь надъ самыми священными предметами вѣры православнаго народа, не содрогнулся подвергнуть глумленію величайшее изъ таинствъ, святую Евхаристію. Все сіе проповѣдуетъ графъ Толстой непрерывно, словомъ и писаніемъ, къ соблазну и ужасу всего православнаго міра, и тѣмъ неприкровенно, но явно предъ всѣми, созна­тельно и намѣренно отвергъ себя самъ отъ всякаго общенія съ Церковью Православной. Бывшія же къ его вразумленію попытки не увѣнчались успѣхомъ. Посему Цер­ковь не считаетъ его своимъ членомъ и не можетъ счи­тать, доколѣ онъ не раскается и не возстановитъ своего общенія съ нею. Нынѣ о семъ свидѣтельствуемъ передъ всею Церковью къ утвержденію правостоящихъ и къ вразумленію заблуждающихся, особливо же къ новому вразумленію самого графа Толстого. Многіе изъ ближнихъ его, хранящихъ вѣру, со скорбію помышляютъ о томъ, что онъ, на концѣ дней своихъ, остается безъ вѣры въ Бога и Го­спода Спасителя нашего, отвергшись отъ благословеній и молитвъ Церкви и отъ всякаго общенія съ нею.

Посему, свидѣтельствуя объ отпаденіи его отъ Церкви, вмѣстѣ и молимся, да подастъ ему Господь покаяніе въ разумъ истины (II Тим. II, 25). Молимтися, милосерд­ный Господи, не хотяй смерти грѣшныхъ, услыши и поми­луй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь.

Подлинное подписали:

Смиренный Антоній, митрополитъ С.-Петербургскій и Ладожскій.

Смиренный Ѳеогностъ, митрополитъ Кіевскій и Галицкій.

Смиренный Владиміръ, митрополитъ Московскій и Коломенскій.

Смиренный Іеронимъ архіепископъ Холмскій и Варшавскій.

Смиренный Іаковъ, епископъ Кишиневскій и Хотинскій.

Смиренный Маркелъ, епископъ.

Смиренный Борисъ, епископъ.»

Жена Толстого графиня Софія Андреевна Толстая, хотя и была православной, но, очевидно, тогда еще не была достаточно знакома ни съ основными догматами Церкви, ни со святыми Канонами Церковными, ни съ Исторіей Православной Церкви, ни со святоотеческой ли­тературой, ни съ христіанскимъ нравоученіемъ, и, вообще не жила въ Церкви (по замѣчательному выраженію Хомя­кова), а только заходила въ нее, больше же находилась лишь около церковныхъ стѣнъ. Только этимъ и можно объяс­нить ея внезапную реакцію на Постановленіе Сѵнода, по­будившую ее написать немедленно послѣ опубликованія отлученія рѣзкое непродуманное и некорректное письмо ко Главѣ Русской Православной Церкви, Первоприсутству­ющему въ Сѵнодѣ Митрополиту С.-Петербургскому и Ла­дожскому - Антонію.

24 марта 1901 года, въ Петербургѣ, въ №17 «Церковныхъ Вѣдомостей», издававшихся при Святѣйшемъ Правительствующемъ Сѵнодѣ, въ неоффиціальной части, было опубликовано письмо графини С. А. Толстой къ Митропо­литу Антонію и отвѣтъ Митрополита.

Приводимъ эти письма.

«Ваше Высокопреосвященство! Прочитавъ вчера въ газетахъ жестокое распоряженіе Сѵнода объ отлученіи отъ Церкви мужа моего, графа Льва Николаевича Толстого, и увидя въ числѣ подписей пастырей Церкви и Вашу под­пись, я не могла остаться къ этому вполне равнодушна. Горестному негодованію моему нѣтъ предѣловъ. И не съ точки зрѣнія того, что отъ этой бумаги погибаетъ духов­но мой мужъ: это не дѣло людей, а дѣло Божіе. Жизнь души человеческой съ религіозной точки зрѣнія никому, кроме Бога, не вѣдома и, къ счастью, не подвластна. Но съ точки зрѣнія той Церкви, къ которой я принадлежу и отъ которой никогда не отступлю, которая создана Христомъ для благословенія именемъ Божьимъ всѣхъ значительнѣйшихъ моментовъ человѣческой жизни: рожденій, браковъ, смертей, горестей и радостей людскихъ... ко­торая громко должна провозглашать законъ любви, всепрощенія, любовь къ врагамъ, къ ненавидящимъ насъ, молить­ся за всѣхъ - съ этой точки зрѣнія для меня непостижи­мо распоряженіе Сѵнода. Оно вызоветъ не сочувствіе (раз­ве только «Московскихъ Ведомостей»), а негодованіе въ людяхъ и большую любовь и сочувствіе Льву Николаеви­чу. Уже мы получаемъ такія изъявленія - и имъ не будетъ конца - отъ всего міра. Не могу не упомянуть еще о горе, испытанномъ мною отъ той безсмыслицы, о кото­рой я слышала раньше, а именно: о секретномъ распоряженіи Сѵнода священникамъ не отпѣвать въ церкви Льва Николаевича въ случае его смерти. Кого же хотятъ нака­зывать? - умершаго, не чувствующего уже ничего чело­века, или окружающихъ его, верующихъ и близкихъ ему людей? Если это угроза, то кому и чему? Неужели для того, чтобы отпевать моего мужа и молиться за него въ цер­кви, я не найду - или такого порядочнаго священника, который не побоится людей передъ настоящимъ Богомъ любви, или непорядочнаго, котораго я подкуплю для этой цели большими деньгами? Но мне этого и не нужно. Для меня Церковь есть понятіе отвлеченное, и служи­телями ея я признаю только техъ, кто истинно понимаетъ значеніе Церкви. Если же признать Церковью людей, дерзающихъ своею злобой нарушить высшій законъ - любовь Христа, то давно бы все мы, истинно верующіе и посѣщающіе церковь, ушли бы отъ нея. И виновны въ грешныхъ отступленіяхъ отъ Церкви не заблудившіеся, ищущіе истину люди, а те, которые гордо признали себя во главе ея, и вместо любви, смиренія и всепрощенія, стали духовными палачами техъ, кого вернее проститъ Богъ за ихъ смиренную, полную отреченія отъ земныхъ благъ, любви и помощи людямъ жизнь, хотя и вне Церкви, чѣмъ носящихъ брилліантовыя митры и звѣзды, но карающихъ и отлучающихъ отъ Церкви, пастырей ея. Опровергнуть мои слова лицемерными доводами легко. Но глубокое пониманіе истины и настоящихъ намереній людей - никого не обманетъ.

26 февраля 1901 г. Графиня Софія Толстая.»

Письмо это широко известно. Его привела и Але­ксандра Львовна Толстая, дочь Толстого, въ своемъ 2-хъ томномъ труде «Отецъ», Издательство имени Чехова, Нью Іоркъ, 1953 г. А мудрый, спокойный, корректный, глубоко­мысленный и душевно-тактичный ответъ митрополита Антонія (Вадковскаго) - обычно нигдѣ не приводится. Не привела его и Александра Львовна. Это лежитъ на ея совести. Надо выслушать и другую сторону, т. е. сужденіе Православной Церкви устами Ея Первосвятителя.

Поэтому - приводимъ ответъ митрополита Антонія.

«Милостивая Государыня графиня Софья Андреевна!

Не то жестоко, что сдѣлалъ Сѵнодъ объявивъ объ отпаденіи отъ Церкви Вашего мужа, а жестоко то, что онъ самъ съ собой сдѣлалъ, отрекшись отъ вѣры въ Іисуса Христа, Снна Бога Живаго, Искупителя и Спасителя нашего. На это-то отреченіе и слѣдовало давно излиться Вашему го­рестному негодованію. И не отъ клочка, конечно, печатной бумаги гибнетъ мужъ Вашъ, а отъ того, что отвратился отъ Источника жизни вѣчной. Для христіанина немыслима жизнь безъ Христа, по словамъ Котораго «вѣрующій въ Него имѣетъ жизнь вѣчную и переходитъ отъ смерти въ жизнь, а невѣрующій не увидитъ жизни, но гнѣвъ Божій пребываетъ на немъ» (Іоан. 3, 15-16, 36; 5, 24), и потому объ отрекающемся отъ Христа одно только и можно сказать, что онъ перешелъ отъ жизни въ смерть. Въ этомъ и состоитъ гибель Вашего мужа, но и въ этой гибели повиненъ онъ самъ одинъ, а не кто либо другой. Изъ вѣрующихъ во Христа состоитъ Церковь, къ которой Вы себя считаете принадлежащей, и для вѣрующихъ, для членовъ своихъ Церковь эта благословляетъ именемъ Божіимъ всѣ значительные моменты человѣческой жизни: рожденій, браковъ, смертей, горестей и радостей людскихъ, но никогда не дѣлаетъ она этого и не можетъ дѣлать для невѣрующихъ, для язычниковъ, для хулящихъ имя Божье, для от­рекшихся отъ нея и не желающихъ получать отъ нея ни молитвъ, ни благословеній, и вообще для всѣхъ тѣхъ, ко­торое не суть члены ея. И потому, съ точки зрѣнія этой Церкви, распоряженіе Сѵнода вполнѣ постижимо, понятно и ясно, какъ Божій день. И законъ любви и всепрощенія этимъ ничуть не нарушается. Любовь Божія безконечна, но и она прощаетъ не всѣхъ и не за все. Хула на Духа Святаго не прощается ни въ сей, ни въ будущей жизни (Матѳ. 12, 32). Господь всегда ищетъ Своею любовью, но человѣкъ иногда не хочетъ идти навстрѣчу этой любви и бѣжитъ отъ лица Божія, а потому и погибаетъ. Христосъ молился на кресте за враговъ Своихъ, но и Онъ въ Своей первосвященнической молитвѣ изрекъ горькое для любви Его слово что погибъ сынъ погибельный (Іоан. 17, 12). О Вашемъ мужѣ, пока живъ онъ, нельзя еще сказать, что онъ погибъ, но совершенная правда сказана о немъ, что онъ отъ Церкви отпалъ и не состоитъ ея членомъ, пока не покается и не возсоедннится съ нею. Въ своемъ посланіи, говоря объ этомъ, Сѵнодъ засвидѣтельствовалъ лишь существующій фактъ, и потому негодовать на него могутъ только тѣ, которые не разумѣютъ, что творятъ. Вы получае­те выраженія сочувствія отъ всего міра. Не удивляюсь сему, но думаю, что утѣшаться тутъ Вамъ нечѣмъ. Есть слава человеческая и есть слава Божія. «Слава человѣческая какъ цвѣтъ на травѣ: засохла трава, и цвѣтъ ея отпалъ; но слово Господне пребываетъ во вѣкъ» (I Петра, 1, 24-25). Когда въ прошломъ году газеты разнесли вѣсть о болѣзни графа, то для священнослужителей во всей силѣ всталъ вопросъ: слѣдуетъ ли его, отпавшаго отъ вѣры и Церкви, удостоивать христіанскаго погребенія и молитвъ? После­довали обращенія къ Сѵноду, и онъ въ руководство священнослужителямъ секретно далъ и могъ дать только одинъ ответъ: не следуетъ, если умретъ, не возстановивъ своего общенія съ Церковью. Никому тутъ ника­кой угрозы нѣтъ, и иного ответа быть не могло. И я не думаю, чтобы нашелся какой нибудь, даже непорядоч­ный, священникъ, который бы решился совершить надъ графомъ христианское погребеніе, а если бы и совершилъ, такое погребеніе надъ невѣрующимъ было бы преступной профанаціей священнаго обряда. Да и зачѣмъ творить насиліе надъ мужемъ Вашимъ? Вѣдь, безъ сомнѣнія, онъ самъ не желаетъ совершенія надъ нимъ христіанскаго погребенія? Разъ Вы, живой человѣкъ, хотите считать себя членомъ Церкви, и она действительно есть союзъ живыхъ, разумныхъ существъ во имя Бога живаго, то ужъ падаетъ само собой Ваше заявленіе, что Церковь для Васъ есть понятіе отвлеченное. И напрасно Вы упре­каете служителей Церкви въ злобѣ и нарушеніи высшаго закона любви, Христомъ заповѣданной. Въ сѵнодальномъ актѣ нарушения этого закона нѣтъ. Это, напротивъ, есть актъ любви, актъ призыва мужа Вашего къ возврату въ Церковь и вѣрующихъ къ молитвѣ о немъ. Пастырей Церк­ви поставляетъ Господь, а не сами они гордо, какъ Вы го­ворите, признали себя во главѣ ея. Носятъ они брилліантовыя митры и звѣзды, но это въ ихъ служеніи совсѣмъ не существенное. Оставались они пастырями, одѣваясь и въ рубище, гонимые и преслѣдуемые, останутся таковыми и всегда, хотя бы и въ рубище пришлось имъ опять одѣться, какъ бы ихъ ни хулили и какими бы презрительными сло­вами ни обзывали.

Въ заключеніе прошу прощенія, что не сразу Вамъ отвѣтилъ. Я ожидалъ пока пройдетъ первый острый порывъ Вашего огорченія. Благослови Васъ Господь и храни, и графа - мужа Вашего помилуй!

Антоній, митрополитъ С.-Петербургский.»

Александра Львовна Толстая, въ своемъ 2-хъ томномъ трудѣ «Отецъ» (Издательство имени Чехова, Нью Іоркъ, 1953 г.) какъ мною было указано выше, не привела этого цисьма митрополита Антонія, а ограничилась лишь дву­мя строчками : «Отвѣтъ митрополита Антонія не удовлетворилъ Софью Андреевну, Толстой же просто не сталъ читать его.»

Сначала Толстой, не хотѣлъ отвечать на вышеуказан­ное постановленіе Сѵнода, но потомъ, 4 апрѣля 1901 г., всетаки отвѣтилъ. «Отвѣтъ Сѵноду» широко извѣстенъ и приводить его полностью нѣтъ никакой надобности. По­этому приведемъ только тѣ мѣста, гдѣ Толстой, несмотря на свое возмущеніе, самъ обличаетъ себя и признаетъ глав­ные пункты обвиненія, за которые Православная Церковь должна была его отлучить.

«То, что я отрекся отъ Церкви, называющей себя Православной» - пишетъ Толстой въ своемъ «Отвѣтѣ» - «это совершенно справедливо».

«То, что я отвергаю непонятную Троицу, не имѣющую никакого смысла въ наше время басню о паденіи перваго человѣка, кощунственную (?. И. А.) исторію о Богѣ, родившемся отъ Дѣвы, искупляющемъ родъ человѣческій, то это совершенно справедливо».

«Сказано также, что я отвергаю всѣ таинства. Это со­вершенно справедливо».

«Вѣрю я въ то, что воля Бога яснѣе, понятнѣе всего выражена въ ученіи человѣка Христа, котораго по­нимать Богомъ и которому молиться, - считаю величайшимъ кощунствомъ».

«И я дѣйствительно отрекся отъ Церкви, пересталъ исполнять ея обряды и написалъ въ завѣщаніи своимъ близкинъ, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мнѣ церковныхъ служителей, и мертвое мое тѣло убра­ли бы поскорѣй, безъ всякихъ надъ нимъ заклинаній и молитвъ, какъ убираютъ всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мѣшала живымъ».

Въ 1902 г. (черезъ годъ послѣ отлученія) Толстой написалъ кощунственную легенду - «Разрушеніе и возстановленіе ада». Вотъ что написала по поводу этой легенды жена Толстого, Софья Андреевна, въ своемъ «Дневникѣ»: «Это сочиненіе пропитано истинно дьявольскимъ духомъ отрицанія, злобы, глумленія надо всѣмъ на свѣтѣ, начиная съ Ц е р к в и . . . А дѣти - Саша, еще неразум­ная, и Маша, мнѣ чуждая - вторили адскимъ смѣхомъ злорадствующему смѣху ихъ отца, когда онъ кончилъ чи­тать свою чертовскую легенду, а мнѣ хотѣлось рыдать ...»

Въ томъ же 1902 году Толстой написалъ свое знамени­тое «Обращеніе къ духовенству», полное такого циничнаго кощунства, что даже въ Совѣтской Россіи оно напечатано только однажды и то, только въ 90-томномъ Полномъ собраніи сочиненій, (именно въ 34 томѣ), которое доступно лишь для спеціалистовъ, ученыхъ филологовъ. Заграницей и «Ле­генда о возстановленіи ада» и «Обращеніе къ духовенству» были напечатаны въ пресловутомъ берлинскомъ изданіи Генриха Каспри. На это «Обращеніе» откликнулся присно­памятный батюшка о. Іоаннъ Кронштадтскій. Смиреннѣйшій и чистѣйшій любвеобильный іерей Божій никогда и ни о комъ не писалъ съ такимъ необычайнымъ гнѣвомъ, какъ о Толстомъ.

Вотъ слова о. Іоанна Кронштадтскаго изъ его «Днев­ника».

«Толстой думаетъ, говоритъ и пишетъ на почвѣ безбожія и полнаго отрицанія всего того святого, что носитъ въ себѣ печать богооткровенности; гордость, самомнѣніе, самообожаніе, презрѣніе къ Самому Богу и Церкви, - вотъ его первооснова; другого основанія у него нѣтъ. Предъ нами софистъ, и несвѣдущій въ истинахъ вѣры, не испытавшихъ на себѣ спасительности вѣры Христовой легко можетъ онъ отвлечь отъ истинной вѣры и ввести въ пагубное невѣріе ... Подъ живымъ впечатлѣніемъ отлученія отъ Церкви онъ рѣшился забросать ее, сколько можно, грязью, и все священное писаніе Ветхаго и Новаго Завѣта, все богослуженіе, всѣ таинства и особенно духовенство всѣхъ Церк­вей. Толстой, исказивъ смыслъ Евангелія, исказилъ смыслъ Ветхаго Завѣта и искаженныя событія передаетъ въ насмѣшливомъ тонѣ, подрывая въ читающихъ всякое уваженіе къ святому писанію; надъ всѣмъ, что дорого для христіанина, на что онъ привыкъ смотрѣть съ дѣтства съ глубокимъ благоговѣніемъ и любовью, какъ на Слово Божье, онъ дерзко насмѣхается.

«Толстой переноситъ свои поруганія на духовенство, на Церковь, на св. Писаніе Ветхаго и Новаго Завѣта и на Самого Господа, и говоритъ: «была ли такая вредная книга въ мірѣ, надѣлавшая столько зла, какъ книга Ветхаго и Новаго Завѣта». Это прямо относится къ толстовскимъ сочиненіямъ, не было вреднѣе ихъ; Ренаны, Бюхне­ры, Шопенгауеры, Вольтеры, - ничто въ сравненіи съ нашимъ безбожнымъ россіяниномъ Толстымъ. Написанное Толстымъ въ «Обращеніи» - съ точки зрѣнія христіанской - одно безуміе». (См. книгу «Отецъ Іоаннъ Кронштадтскій и графъ Левъ Толстой» (Джорданвилль, 1960 г.).

4 января 1908 г. въ Ясную Поляну пріѣхалъ священникъ Троицкій. Послѣ его отъѣзда, въ столовой, во время обѣда, Толстой сталъ разсказывать объ его посѣщеніи. По его словамъ священникъ сказалъ ему, что церковные об­ряды - это скорлупа на яйцѣ. Если прежде времени ско­лупнуть скорлупу, то цыпленокъ не выведется.

«Я сказалъ ему», продолжалъ Толстой, «что скорлупа - это тѣло, цыпленокъ - это духъ, а ваше ученіе - это дерьмо на скорлупѣ. Онъ очень обидѣлся. Я еще рѣзче сказалъ…»

20 января 1909 г. Толстого посѣтилъ тульскій епископъ Парѳеній. Въ своемъ «Дневникѣ», послѣ посѣщенія архіерея, Толстой, между прочимъ, написалъ: « .. . Особенно непріятно, что онъ просилъ дать ему знать, когда я буду умирать. Какъ бы не придумали они чего нибудь такого, чтобы увѣрить людей, что я «покаялся» передъ смертью.

И потому заявляю, кажется, повторяю, что воз­вратиться къ Церкви, причаститься передъ смертью я такъ же не могу, какъ не могу передъ смертью гово­рить похабныя слова или смотрѣть похабныя картинки, и потому все, что будутъ говорить о моемъ пред­смертномъ покаяніи и причащеніи - ложь... Повторяю при этомъ случаѣ и то, что похоронить меня прошу также безъ такъ называемаго богослуженія, а зарыть тѣло въ землю, чтобы оно не воняло». (Бирюковъ. Цитирую по книгѣ Архим. Іоанна (нынѣ Епископа Іоанна Шаховского) - «Толстой и Церковь», Берлинъ, 1939 г.).

А. Н. Назаровъ, въ своей книгѣ на англійскомъ языкѣ «Толстой, этотъ непостоянный геній» (Нью Іоркъ, 1929 г.) приводитъ характерную фразу Толстого: «Чудеса? Воскре­сеніе изъ мертвыхъ? Ахъ, не понимаете вы развѣ, что все это выдумка современниковъ и, особенно, этой… Магда­лины?» («Мы затрудняемся воспроизвести кощунственныя слова Толстого» - прибавляетъ проф. И. М. Концевичъ, по чрезвычайно цѣнной книгѣ котораго мы цитируемъ ука­занную фразу. См. И. М. Концевичъ - «Истоки душевной катастрофы Л. Н. Толстого», Мюнхенъ, 1960 г. ).

Мать-Церковь Православная со слезами гнѣва любви отлучила великаго богохульника Толстого въ 1901 г. за кощунственныя 39 и 40 главы «Воскресенья», а также и за другія его циничныя кощунства. Церковь не могла не отлучить того, кто себя самъ отлучилъ отъ своей Матери-Церкви и хамски поглумился надъ Ней. Конкуриро­вать въ этихъ кощунственныхъ глумленіяхъ съ Толстымъ можетъ только Ленинъ. И тѣмъ не менѣе, когда Толстой смертельно заболѣлъ и умирающій лежалъ на станціи Астапово, Мать-Церковь, въ лицѣ своего первоіерарха, ми­трополита Антонія (Вадковскаго), и святыхъ Оптинскихъ старцевъ, Сама пришла къ одру умирающаго великаго ере­тика и съ великой скорбью ждала одного только слова «ка­юсь», чтобы простить все и принять его въ свое любве­обильное лоно. Митрополитъ Антоній прислалъ въ Астапово телеграмму (№ 170. изъ Петербурга, 4 ноября 1910 г. 11.4 утра) : «Съ самаго перваго момента Вашего разрыва съ Церковью я непрестанно молился и молюсь, чтобы Господь возвратилъ Васъ къ Церкви. Б. м. Онъ скоро позоветъ Васъ на Судъ Свой, и я Васъ больного теперь умо­ляю, примиритесь съ Церковью и православнымъ русскимъ народомъ. Благослови и храни Васъ Господь. Митрополитъ Антоній».

Эта телеграмма, по распоряжению Александры Львов­ны, Толстому не была передана. На запросъ Оптинскаго старца о. Іосифа о возможности пріѣзда, по распоряжению Александры Львовны было отвѣчено: «Семья проситъ не пріѣзжать. Видѣть невозможно». Цріѣхавшіе изъ Оптиной старецъ Варсонофій и іеромонахъ Пантелеймонъ (врачъ) - къ Толстому допущены не были.

7 ноября, 7.10 утра игуменъ старецъ Варсонофій телеграфировалъ епископу Веніамину Калужскому: «Гр. Тол­стой скончался сегодня 7 ноября въ 6 час.  утра ... Умеръ безъ покаянія. Меня не пригласили».

Въ другой телеграммѣ игуменъ Варсонофій сообщалъ: «Согласно волѣ графа, тѣло его будетъ перевезено завтра въ Ясную Поляну и погребено безъ церковныхъ обрядовъ въ саду».

Когда старца Варсонофія окружили корреспонденты и просили: «Ваше интервью, батюшка?» - старецъ отвѣтилъ имъ: «Вотъ мое интервью, такъ и напишите: «Хотя онъ и Левъ, но не могъ разорвать кольца той цѣпи, которою сковалъ его сатана».

Мало кому извѣстно, что первымъ актомъ такъ назы­ваемой «Живой Церкви» въ Совѣтской Россіи, подъ предсѣдательствомъ архіепископа Евдокима, - было присоединеніе Толстого къ «Церкви».

Между прочимъ, въ квартирѣ начальника станціи Астапово, И. И. Озолина, гдѣ умиралъ Толстой, не было иконъ, такъ какъ Озолинъ былъ лютеранинъ.

Только одна Софья Андреевна, жена Толстого, крести­ла его и страдала отъ невозможности служенія панихидъ.

О тяжелыхъ переживаніяхъ сестры Толстого, матушки Маріи, монахини- Шамординскаго монастыря, пишетъ въ своихъ воспоминаніяхъ сынъ Толстого Илья Львовичъ.

«Очень тяжелое испытаніе перенесла тетя Маша, когда старецъ Іосифъ, у котораго она была на послушаніи, запретилъ ей молиться объ умершемъ братѣ, отлученномъ отъ Церкви... Неизвѣстно, чѣмъ бы кончился у нея этотъ душевный конфликтъ, если бы ея духовникъ, старецъ Іоснфъ, очевидно понявшій ея нравственную пытку, не разрѣшилъ ей молиться о братѣ, но не иначе, какъ келейно, въ одиночествѣ, для того, чтобы не вводить въ соблазнъ другихъ.»

Вопросъ о молитвахъ за еретиковъ, за отлученныхъ, за самоубійцъ, - вопросъ трудный, особенно когда его поднимаютъ близкіе родные. Оптинскій старецъ Леонидъ (умершій въ 1841 году) далъ такое наставленіе своему уче­нику, обратившемуся къ нему за утѣшеніемъ по случаю смерти его отца, послѣдовавшей отъ самоубійства: «Молись преблагому Создателю, исполняя долгъ любви и обязан­ности сыновней».

- Но какимъ образомъ молиться за таковыхъ? - спросилъ послушникъ.

- Цо духу добродѣтельныхъ и мудрыхъ такъ: «Взы­щи, Господи, погибшую душу отца моего, и, аще возможно есть, помилуй! Неизслѣдимы судьбы Твои. Не постави мнѣ въ грѣхъ сей молитвы. Но да будетъ святая воля Твоя».

Очевидно такой же, или подобной ей, молитвой, ко­нечно только келейной, и разрѣшилъ молиться сестрѣ Толстого, о «погибшей душѣ» ея брата, ста­рецъ оптинскій іеромонахъ Іосифъ.

Проф. И. М. Андреевъ,

Православная Русь, № 23, 1960 г.

[1] Мы опускаемъ приводимую далѣе обширную цитату - такимъ кощунствомъ исполнено это глумливое изображеніе таин­ства Евхаристіи.