КАКЪ УМЕРЛА ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ

[pisma08]

Послѣ захвата власти большевиками, находившіеся въ Си­бири германскіе и австро-венгерскіе военноплѣнные (болѣе полутора милліона) были освобождены, и значительная часть ихъ вступила въ ряды Красной Арміи. Изъ нихъ особенно отличались венгры, съ мадьярской жестокостью подавлявшіе всякое сопротивленіе болыпевикамъ. Военноплѣнные были не только въ рядахъ Красной Арміи, они были и въ Чека. Графъ А. Кейзерлингъ разсказывалъ, что въ тюменской чека рас­поряжались нѣмцы и венгры, и его самого допрашивала же­на венгра Фишера. Въ этихъ чека, попавшимъ въ ихъ руки русскимъ офицерамъ пощады не было. Число разстрѣловъ не поддается учету.



Одинъ изъ такихъ освобожденныхъ военноплѣнныхъ, австріецъ Гансъ Мейеръ, согласно выданному ему удостовѣренію, подписанному Предсѣдателемъ Уральскаго областного исполнительнаго комитета Бѣлобородовымъ, вступилъ 12 марта 1918 года въ мѣстную Красную Гвардію и сталъ членомъ комму­нистической партіи Россіи, Уральскаго района. Съ марта до іюля онъ руководилъ работами мобилизаціоннаго отдѣла Ураль­скаго военнаго округа и находился все это время въ Екатеринбургѣ. Онъ былъ на засѣданіи, на кохоромъ рѣшено бы­ло “ликвидировать” Царскую Семью, и на засѣданіи, на которомъ предсѣдатель чека Янкель Юровскій сдѣлалъ подроб­ный докладъ объ этой “ликвидаціи”. Въ 1922 г. онъ вернул­ся въ Австрію, причемъ вывезъ нѣсколько документовъ, меж­ду прочимъ Протоколъ засѣданія Областного Исполнительно­го Комитета Коммунистической Партіи Урала и Военно-революціоннаго комитета, на которомъ обсуждался вопросъ “ликвидаціи” быв. Царской Семьи, Списокъ Команды Особаго назначенія въ домъ Ипатьева и Протоколъ экстреннаго засѣданія Обл. Исп. Ком. совмѣстно съ членами Чрезвычайной Комиссіи и Революціоннаго Штаба, на которомъ заслушанъ былъ “докладъ, подтверждающій фактъ ликвидаціи органами Чрезвычайной Комиссіи семьи Романовыхъ, согласно Постановленію отъ 7 іюля 1918 года. Выполненіе указаннаго постановленія состоялось 17 іюля 1918 г., въ 1 часъ 15 мин. утра”.

Въ 1956 году онъ эти документы опубликовалъ. На вопросъ, почему онъ не сдѣлалъ этого раньше, онъ объяснилъ, что возвратясь въ Австрію, онъ не могъ признаться, что сдужилъ въ Красной Арміи, потомъ во время Гитлера онъ и по­давно этого не могъ, послѣ того, находясь въ зонѣ, оккупи­рованной совѣтскими войсками, тоже не смѣлъ разсказывать, что онъ зналъ объ убійствѣ Царской Семьи. Побудило же его къ этому появленіе личностей, выдающихъ себя за членовъ Царской Семьи, тогда какъ онъ своими глазами видѣлъ безжизненные трупы ихъ всѣхъ. Теперь этого Мейера нѣтъ боль­ше въ живыхъ.

Въ общемъ его разсказъ подтверждаетъ то, что было уста­новлено слѣдователемъ Соколовымъ, но существенно дополняетъ его и раскрываетъ имена убійцъ, которыхъ установить Соколовъ не смогъ. Такъ, въ свое время говорилось о бѣлокуромъ латышѣ, игравшемъ рѣшающую роль въ убійствѣ, но имя его никогда не называлось. Мейеръ удостовѣряетъ, что латышъ этотъ былъ нѣмецъ и имя его - Александръ Мебіусъ. Онъ былъ студентъ Горнаго Института и въ началѣ вой­ны, какъ германскій подданный, былъ высланъ въ Сибирь, гдѣ работалъ въ шахтахъ. Послѣ революціи онъ исчезъ въ Петербургъ и вернулся потомъ въ Екатеринбургъ начальникомъ революціоннаго штаба по назначение Троцкаго.

4 іюля, разсказываетъ Мейеръ, Мебіусъ сдѣлалъ неожи­данно тщательный обыскъ въ домѣ Ипатьева и нашелъ за ванной пять винтовокъ, завернутыхъ въ тряпки, и патроны, спрятанные подъ опилками. Въ этотъ моментъ, говоритъ Мей­еръ, судьба Романовыхъ, до того неопредѣленная, опредѣлилась. Въ тотъ же день красноармейскій караулъ въ домѣ былъ замѣненъ чекистами и интернаціоналистами (военноплѣнными). Комендантомъ сталъ венгерецъ Лайонсъ Горватъ. Те­перь всякая возможность спасенія Царской Семьи исключа­лась, потому что, говоритъ Мейеръ, эти интернаціоналисты скорѣе дали бы себя разстрѣлять, чемъ допустить освобожденіе царственныхъ плѣнниковъ. Ихъ ненависть была настоящей и вытекала изъ мести за плѣнъ и изъ убѣжденія, что побѣда русской контрреволюціи отразилась бы невыгодно на ходѣ войны.

7 іюля состоялось засѣданіе Революціоннаго Комитета для обсужденія вопроса объ участи Царской Семьи. Предсѣдателемъ былъ Александръ Георгіевичъ Бѣлобородовъ; прежде онъ назывался Вейсбартъ. Онъ родился въ 1880 году въ семьѣ торговца мѣхами Исидора Вейсбарта и былъ долгое время бухгалтеромъ на лѣсопильномъ заводѣ въ Сибири. Его мнѣніе было, что Революціонный Комитетъ самостоятельно рѣшить судьбу Романовыхъ не можетъ, и поэтому надо послать тов. Голочекина въ Москву къ тов. Свердлову въ Центральный Ко­митетъ. Этотъ Голочекинъ былъ политическій военный комиссаръ и давній другъ Свердлова. Командиры Красной Арміи ненавидѣли его и боялись. Голочекинъ заявилъ, что по мнѣнію Революціоннаго комитета Романовы заслужили смерть, и потребовалъ отъ членовъ комитета, чтобы они вынесли постановленіе въ этомъ смыслѣ, которое онъ могъ бы предъявить въ Москвѣ тов. Свердлову. Наступило молчаніе. Какъ всегда, никто не смѣлъ возражать Голочекину. Однако, нашелся одинъ все-таки, который высказалъ свое мнѣніе. Это былъ Павелъ Быковъ. Онъ не игралъ никакой роли, но какъ старѣйшій большевикъ имѣлъ мѣсто и голосъ въ совѣтѣ. Его мнѣніе бы­ло - предать Романовыхъ, или, лучше, одного Николая, су­ду народнаго трибунала. Голочекинъ поблѣднѣлъ отъ злости. Тогда вмѣшался Мебіусъ, предсѣдатель военно-революціоннаго комитета, и заявилъ, что тов. Голочекинъ совершенно правъ и что комитетъ присоединяется къ его мнѣнію. Послѣ этихъ сдовъ наступила полная тишина. Потомъ Бѣлобородовъ под­нялся и объявилъ рѣшеніе. На слѣдующій день Голочекинъ уѣхалъ въ Москву.

14 іюля Мебіусъ и Мейеръ поѣхали на фронтъ, въ штабъ 3-ей интернациональной бригады. Когда они вечеромъ верну­лись, Голочекинъ былъ въ своей комнатѣ. Участь Романовыхъ была окончательно рѣшена.

Засѣданіе Революціоннаго Трибунала состоялось вечеромъ 14 іюля. Сначала начальникъ штаба Мальцевъ доложилъ о военномъ положеніи. Было ясно, что больше десяти дней городъ удержать нельзя. Затѣмъ поднялся Голочекинъ и доло­жилъ о своей поѣздкѣ въ Москву. Совѣтъ Народныхъ Комиссаровъ не желалъ, чтобы Семья Романовыхъ привезена бы­ла въ Москву, и предоставлялъ Уральскому Совѣту и Революціонному Комитету рѣшить, что съ ними дѣлать. Голоче­кинъ оглядѣлъ всѣхъ. “Мы уже постановили”, сказалъ онъ, “ликвидировать семью Романовыхъ. Я полагаю, что всѣ чле­ны съ этимъ согласны и голосованіе излишне”. Возраженій не было. Милютинъ, быв. екатеринбургскій присяжный повѣренный, выразивъ согласіе и одобреніе, высказалъ, что оста­ется только выяснить, когда и какъ будетъ произведена лик­видация, на что Мебіусъ заявилъ, что по мнѣнію Революціоннаго Комитета это дѣло надо поручить предсѣдателю чека Юровскому, команда же будетъ назначена комитетомъ. Юровскій, очень гордый важнымъ порученіемъ, имѣлъ еще вопросъ: что дѣлать со слугами. Мебіусъ разрѣшилъ этотъ вопросъ такъ, что доктору Боткину было предложено оставить семью, онъ не захотѣлъ, поэтому онъ долженъ умереть, и другіе тоже. Засѣданіе было закончено. Голочекинъ продиктовалъ протоколъ. Въ немъ было сказано, что ликвидация должна быть произведена не позже 18 іюля.

Утромъ Юровскій съ Ермаковымъ, начальникомъ Вохры, и съ комендантомъ Горватомъ отправился на мѣсто, кото­рое онъ выбралъ для уничтоженія убитыхъ. Они вернулись послѣ обѣда. Юровскій былъ въ очень хорошемъ настроеніи и насвистывалъ какую-то пѣсенку. Вечеромъ Мейеръ видѣлъ его въ казино съ Бѣлобородовымъ, Войковымъ и Ермаковымъ, повидимому они обсуждали подробности.

На слѣдующее утро, 16 іюля, Мейеръ получилъ требованіе, подписанное Юровскимъ и Голочекинымъ, съ отмѣткой “По дѣлу Романовыхъ”, на 30 метровъ шинельнаго сукна, запасъ котораго на складѣ былъ еще великъ. Черезъ 24 ча­са онъ узналъ, для чего оно было нужно. Передъ обѣдомъ Мейера вызвали въ комнату Революціоннаго Штаба, гдѣ бы­ли Мебіусъ, Маклаванскій, Голочекинъ, Бѣлобородовъ и Юровскій. Голочекинъ хотѣлъ знать, изъ какой части можно бу­детъ выдѣлить въ особый нарядъ ночью 50-60 человѣкъ. Назначены были 50 человѣкъ изъ Вохры. Первый эскадронъ кавалерійскаго дивизіона Шерамна назначался въ патруль вокругъ дома Ипатьева. Второй эскадронъ подъ командой Черныхъ и отрядъ Вохры - на охрану лѣса. Днемъ Горватъ ска­залъ Мейеру, что ему поручено выбрать изъ интернаціональной охраны дома Ипатьева семь самыхъ надежныхъ людей и въ полночь предоставить ихъ въ распоряженіе Юровскаго.

Часовъ въ 9 вечера Мейеръ пришелъ въ казино и подсѣлъ къ столу, за которымъ сидѣлъ Мебіусъ: ему нужно было распоряженіе относительно женскаго батальона, который сло­нялся въ городѣ. Около 11 часовъ появился въ дверяхъ Гор­ватъ и сдѣлалъ знакъ Юровскому. Юровскій всталъ и позвалъ съ собою Мебіуса и Маклаванскаго. Черезъ полчаса они вернулись безъ Юровскаго. Послѣ полуночи Мебіусъ поднял­ся и съ Мейеромъ вышелъ, одновременно встали и вышли Бѣлобородовъ, Войковъ и Голочекинъ.

Часть города, гдѣ находился домъ Ипатьева, была обыкно­венно въ это время ночи какъ вымершая, теперь же она была очень оживлена, вездѣ стояли посты и появлялись силуэты ло­шадей патруля. Посты желѣзнымъ кольцомъ окружали мѣстность и провѣряли документы, одинъ постъ совсѣмъ не хотѣлъ пропустить Мейера и Мебіуса. Никому постороннему про­никнуть въ домъ и потомъ уйти было совершенно невозможно. Въ это время въ домѣ находились только 22 человѣка. Один­надцать, которые должны были умереть, и одиннадцать ихъ убійцъ.

Мейеръ и Мебіусъ стояли на углу Вознесенскаго про­спекта и Вознесенскаго переулка, какъ вдругъ домъ Ипать­ева освѣтился внутри. Теперь Юровскій разбудилъ Царя. Бы­ло немного больше половины перваго.

Какъ происходилъ разстрѣлъ? Мейеръ разсказываетъ по разсказамъ Горвата и другихъ участниковъ ему лично и по подробному докладу Юровскаго 19 іюля вечеромъ Комитету. Прежде всего Юровскій разбудилъ Царя и сказалъ ему, что въ городѣ возникли безпорядки, что онъ отвѣчаетъ за безо­пасность плѣнниковъ и что они должны одѣться и собраться въ столовой. Когда они, нѣкоторое время спустя, собрались, онъ повелъ ихъ, ничего не подозрѣвавшихъ, въ подвальное помѣщеніе. Съ нимъ были Медвѣдевъ, Никулинъ и Вагановъ. Вагановъ освѣщалъ лампой узкую и темную лѣстницу. Впе­реди шелъ Царь со стонавшимъ Наслѣдникомъ на рукахъ, за нимъ шла Царица съ дочерьми. Анастасія несла на рукахъ маленькую собачку Татьяны. За ними шелъ докторъ Воткинъ, затѣмъ камердинеръ Труппъ съ одѣяломъ въ рукахъ, Деми­дова съ двумя подушками и послѣднимъ шелъ поваръ Харитоновъ въ ночныхъ туфляхъ.

Когда они пришли въ полутемное и пустое помѣщеніе, Царь нѣсколько разъ растерянно оглянулся. Царица потребовала стулья. По приказанію Юровскаго Вагановъ принесъ три стула. На одинъ сѣлъ Царь, справа отъ него сѣла Царица и между ними Наслѣдникъ. Царевны стали за стульями родителей. Слѣва отъ Царя сталъ докторъ Боткинъ, единственный, который понялъ, что происходитъ что-то особенное. У лѣвой стѣны стоя­ли слуги. Впереди Труппъ, который покрылъ своимъ одѣяломъ Наслѣдника, затѣмъ Демидова съ подушками, послѣднимъ стоялъ Харитоновъ.

Въ это время въ другомъ помѣщеніи уже ждала команда особаго назначенія изъ самыхъ надежныхъ людей интернаціональнаго караула. Согласно списку это были: комендантъ Горватъ Лайонсъ, Фишеръ Анзелмъ, Эдельштейнъ Исидоръ, Фекете Эмиль, Надъ Имре, Гринфелдъ Викторъ, Вергази Андреасъ. Итакъ съ тремя русскими чекистами и Юровскимъ всѣхъ убійцъ было одиннадцать по числу жертвъ. У каждаго изъ нихъ было по нагану, кал. 7, 62 мм. съ семью зарядами. Никакихъ штыковъ и другого оружія не было.

Оглядѣвши еще разъ свои жертвы, Юровскій вышелъ къ командѣ и, давъ имъ послѣднія указанія, повелъ ихъ туда, гдѣ ждала Царская Семья съ послѣдними преданными имъ людь­ми. Когда они вошли въ почти переполненное теперь помѣщеніе, докторъ понялъ, что происходитъ, и, казалось, хотѣлъ бросить­ся на входящихъ. Едва владѣя собой, онъ спросилъ: “Что это значить?” “Молчите”, крикнулъ на него Юровскій, вынулъ свой револьверъ и обратясь къ Царю, сказалъ, держа въ рукѣ бумагу съ приговоромъ: “По приговору революціоннаго трибунала мы должны разстрѣлять Васъ и Вашу семью.” Царь какъ-будто все еще не понималъ. “Какъ же это”, выговорилъ онъ, припод­нимаясь. Въ этотъ моментъ попала въ него первая пуля изъ револьвера Юровскаго, и въ тотъ же моментъ стали стрѣлять другіе. Каждый уже зналъ свою жертву.

Докторъ Боткинъ сдѣлалъ шагъ впередъ, когда пуля Гор­вата свалила его, и лежалъ головой впередъ, лицомъ на полу. Царь упалъ впередъ и лежалъ передъ своимъ стуломъ. Ца­рица упала на лѣвую сторону. Царевичъ лежалъ на спинѣ, на его шеѣ была рана. Великія Княжны лежали рядомъ, какъ-будто онѣ держались за руки, и между ними лежала собачка, которую Анастасія прижимала къ себѣ до послѣдняго момента. Демидова, которая, по словамъ Юровскаго, страш­но кричала, лежала у самой стѣны, къ которой она прижалась при первыхъ выстрѣлахъ, все еще съ подушками въ рукахъ, какъ бы защищаясь ими. Труппъ лежалъ рядомъ съ нею. Харитоновъ лежалъ лицомъ впередъ, голова его была у самыхъ ногъ великихъ княженъ.

На улицѣ выстрѣловъ не было слышно. Когда Мейеръ вошелъ въ домъ и въ помѣщеніе, гдѣ произошло убійство, Войковъ внимательно осматривалъ застрѣленныхъ, не живъ ли еще кто-нибудь изъ нихъ, и повертывалъ ихъ на спину. У Ца­рицы онъ снялъ золотые браслеты. Медвѣдевъ, Вагановъ и Никулинъ заворачивали трупы въ сукно, которое Мейеръ выдалъ нѣсколько дней тому назадъ. Ермаковъ принесъ носил­ки. Юровскій позвалъ нѣсколькихъ чекистовъ (между ними были Якимовъ, Старковъ и Стрекотинъ, которыхъ Мейеръ зналъ) выносить трупы. Они выносили ихъ наверхъ, на улицу. Бы­ло одиннадцать труповъ. Медвѣдевъ былъ на машинѣ и укладывалъ ихъ тамъ. Когда всѣ были уже уложены, Якимовъ вынесъ за заднія ноги собачку и кинулъ ее на машину. Мей­еръ говоритъ, что его удивило равнодушіе шофера, спавшаго и не обращавшаго никакого вниманія на то, что происходить за его спиной. Что чувствовалъ самъ Мейеръ, онъ не говоритъ.

Въ десять часовъ утра Мейеръ опять явился на службу и поѣхалъ съ Мебіусомъ на мѣсто, гдѣ трупы должны были быть уничтожены. Съ появленіемъ Мебіуса дѣло пришло въ движеніе. Войковъ и Ермаковъ разворачивали и раздѣвали убитыхъ, кромѣ Наслѣдника. Въ одеждѣ ихъ оказалось мно­го драгоцѣнностей. Юровскій положилъ на землю фуражку, и въ нее клали, что находили въ одеждахъ. Какъ Горватъ говорилъ потомъ Мейеру, ничего изъ вещей не пропало, кромѣ одного кольца, а именно кольца съ особенно дорогимъ рубиномъ, которое носилъ на рукѣ Государь. Его взялъ себѣ Войковъ.

По докладу Юровскаго вечеромъ 19 іюля, въ шахту бро­шены были дрова, потомъ трупы, потомъ опять дрова, и на все было вылито 220 литровъ бензина, и все зажжено. Вой­ковъ и Юровскій остались на ночь на мѣстѣ и на другой день повторили процедуру. Подъ конецъ вылита была сѣрная кислота.

Голочекинъ сообщилъ по телефону въ Центральный Ко­митета объ убійствѣ Царской семьи. Сообщеніе принялъ Сверд­ловъ. Что въ Москвѣ думали объ этомъ, Мейеръ никогда не узналъ, но полагаетъ, что тамъ были рады, что дѣло рѣшилось. Бѣлобородовъ распорядился напечатать экстренное сообщеніе о разстрѣлѣ Царской Семьи и расклеить въ городѣ. Голочекинъ же и Мебіусъ ни въ коемъ случаѣ не хотѣли вно­сить безпокойство въ населеніе, и Мебіусъ приказалъ весь выпускъ изъять и, за исключеніемъ нѣсколькихъ экземпляровъ, уничтожить. Первое оффиціальное сообщеніе появилось въ екатеринбургскихъ “Извѣстіяхъ”, гдѣ сообщалось объ убійствѣ одного Царя.

Между тѣмъ положеніе города становилось все болѣе опаснымъ, и эвакуація шла полнымъ ходомъ. 22 іюля составленъ былъ особый поѣздъ изъ тѣхъ самыхъ вагоновъ, въ которыхъ привезена была Царская Семья. Въ эти вагоны погружены были всѣ деньги Уральскаго государственнаго банка, круг­лымъ числомъ 64 милліона рублей, и много ящиковъ съ драгоцѣнностями. На этомъ же поѣздѣ выѣхала вся команда, про­изводившая разстрѣлъ.

Утромъ 25 іюля Мейеръ и Мебіусъ уѣхали на послѣднемъ бронепоѣздѣ. Вдали они уже видѣли конные разъѣзды Бѣлой Арміи. Изъ Нижняго Тагила, гдѣ они были расквартированы въ серединѣ августа, Мебіусъ отправился для инспекціи на фронтъ и не вернулся. Его портфель съ важнѣйшими бума­гами Мейеръ взялъ себѣ и, въ концѣ концовъ, вывезъ ихъ въ Европу.

Сообщилъ баронъ Л. К. Пфейлицеръ-Франкъ.

Православная Русь, №18, 1958 г.