Сказки Васильевского острова
Для русской литературы 1829 год был не особенно богат на события. Главным "бестселлером" тогда стал роман "Иван Выжигин" одиозного Фаддея Булгарина - сочинение, может быть, и интересное, но из-за репутации автора обреченное на литературное небытие. Как показало время, историю родной словесности в том году было суждено украсить двум романтическим повестям - "Черной курице" Антония Погорельского и "Уединенному домику на Васильевском" Тита Космократова. По любопытному стечению обстоятельств местом действия обеих историй, - которые я позволяю себе здесь называть сказками, - был Васильевский остров.
Историческая справка. Отметим тот факт, что при Петре Первом Васильевский остров замышлялся ни больше ни меньше как административный центр С.-Петербурга. Здесь, например, были возведены здание Двенадцати коллегий, дворец всесильного А.Д. Меншикова, а также особняки других царских "птенцов" и некоторых царских родственников. Однако по разного рода причинам, обсуждать которые здесь не место, центр городской жизни довольно быстро сместился на противоположный берег Невы. На берегу же Васильевского острова был обустроен внешнеторговый порт, - и вот, то место, которое, согласно Генеральному плану (1717) Ж.-Б. Леблона, должна была бы населять придворная аристократия, стало быстро застраиваться приезжим торговым, ремесленным и служилым людом из Западной Европы: немцами, голландцами и т.д. Другую значительную часть населения Васильевского острова составили студенты, преподаватели и обслуживающий персонал четырех учебных заведений: Академии наук, Академии художеств, Сухопутного и Морского кадетских корпусов. Социокультурную обособленность этого района СПб отмечали еще в XIX в.: "Васильевский остров - это своего рода status in statu - отличается совсем особенной, пустынно-чистоплотной внешностью с негоциантски-коммерческим и как бы английским характером" (В.В. Крестовский); "Нечто вроде Латинского квартала в Париже, местожительство ученых и артистов" (А.И. Герцен).
Благодаря шведскому художнику Бенжамену Патерсену (1748-1815) у нас есть возможность увидеть Город на Неве таким, каким он был в самом конце XVIII в. В том числе увидеть один из уголков тогдашнего Васильевского острова. На иллюстрации внизу - кусочек современной Университетской набережной (пересечение в районе 4/5 линий). Перед нами естественная пространственно-временная среда (хронотоп), в которой жили персонажи "Черной курицы" и "Уединенного домика на Васильевском".
1. АНТОНИЙ ПОГОРЕЛЬСКИЙ. "ЧЕРНАЯ КУРИЦА, ИЛИ ПОДЗЕМНЫЕ ЖИТЕЛИ".
Обложка современного издания для детей (художник Геннадий Спирин, М., Рипол-Классик, 2011).
"Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском Острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который ещё до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний".
Так начинается эта добрая сказка c нравоучительным смыслом, - сказка, по которой в советское время был снят не только мультфильм, но и полнометражный художественный фильм. "Лет сорок тому назад" - это, получается, как будто бы в 1789 г. Однако нужно иметь в виду, что для писателя изображаемые здесь реалии носят автобиографический характер, - Антоний Погорельский (псевдоним Алексея Перовского) когда-то и в самом деле учился в таком же вот "мужском пансионе" на Васильевском острове, послужившем для литературного чем-то вроде прототипа (Известен даже современный адрес несохранившейся постройки - 1 линия В.О., 56.). Так вот, учитывая то, что будущий писатель учился в реальном пансионе Е. Мейера в самом конце XVIII в., можно сделать вывод, что сюжет повести разворачивается уже не в екатерининскую, а, скорее, в павловскую эпоху.
"В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотой, хотя и далеко ещё не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского Острова не было весёлых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров".
Интересное свидетельство. Оказывается, на Васильевском острове когда-то были деревянные мостовые, - как в некоторых северных русских городах (в Архангельске, например).
"Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была".
На протяжении всего XVIII в., а также в первой половине XIX Васильевский остров связывался c большим Петербургом с помощью Исаакиевского наплавного (еще говорили - плашкоутного) моста, который был перекинут от Адмиралтейской набережной (в районе Сенатской площади) к Университетской (в районе Меншиковского дворца). Разводной Благовещенский мост появился в 1850 г., а разводной Дворцовый - в 1916 г.
Исаакиевский мост. Литография начала XIX в. Здесь хорошо видны плашкоуты, на которых держатся пролетные строения. Мост разводился в ночное время, а также разбирался перед ледоставом и ледоходом.
По сюжету повести, Алеша - добрый и прилежный мальчик десяти лет - учится и живет в пансионе, который он не покидает даже в "вакантное время", поскольку его родители, заплатив за обучение вперед, с тех пор почему-то предпочитали не видеться со своим чадом. Нотка одиночества главного героя передана особенно пронзительно в том месте, где рассказывается о "бАрочных досках" забора, окружавших пансион:
"Я забыл сказать вам, что к дому этому принадлежал довольно пространный двор, отделенный от переулка деревянным забором из барочных досок. Ворота и калитка, кои вели в переулок, всегда были заперты, и потому Алеше никогда не удавалось побывать в этом переулке, который сильно возбуждал его любопытство. Всякий раз, когда позволяли ему в часы отдохновения играть на дворе, первое движение его было - подбегать к забору. Тут он становился на цыпочки и пристально смотрел в круглые дырочки, которыми усеян был забор. Алеша не знал, что дырочки эти происходили от деревянных гвоздей, коими прежде сколочены были барки, и ему казалось, что какая-нибудь добрая волшебница нарочно для него провертела эти дырочки. Он всё ожидал, что когда-нибудь эта волшебница явится в переулке и сквозь дырочку подаст ему игрушку, или талисман, или письмецо от папеньки или маменьки, от которых не получал он давно уже никакого известия. Но, к крайнему его сожалению, не являлся никто даже похожий на волшебницу".
Вообще, "барочные доски" - деталь немаловажная для характеристики быта василеостровцев XVIII в. Дело в том, что на западной окраине острова функционировала т.н. Галерная гавань, где по государственному заказу строились и ремонтировались морские суда. Надо думать, "отходы производства" в виде тех самых "барочных досок" активно использовались для хозяйственных нужд небогатыми, но рачительными островитянами.
Иллюстрация художницы Ники Георгиевны Гольц (1925-2012).
Фея к Алеше все-таки "явилась", - но в несколько своеобразном облике. Как-то сердобольный мальчик спас от кухаркиного ножа курицу Чернушку, а та оказалась на поверку не просто домашней птицей, а высокопоставленным "подземным жителем" (пример "романтического двоемирия"!). Приняв человеческий облик, Чернушка представила мальчика правителю общины добрых гномов, с давних времен живущих в полном благоденствии под землей Васильевского острова. За свое участие в спасении Чернушки Алеша получает в подарок конопляное семечко, которое способно осуществить одно, главное желание мальчика. И вот, в выборе того, что он по-настоящему хочет, Алеша, по детской своей недальновидности, откровенно сплоховал, - он захотел просто никогда не учить уроки и при этом знать их в совершенстве. Развившийся на благодатной почве порок самомнения в конечном счете приведет к печальным последствиям как для главного героя повести, так и для всех "подземных жителей"...
2. ТИТ КОСМОКРАТОВ. "УЕДИНЕННЫЙ ДОМИК НА ВАСИЛЬЕВСКОМ".
История появления текста такова, что его принято относить к пушкинскому литературному наследию. По порядку. Будучи на одном из вечеров в петербургском салоне Карамзиных, Александр Сергеевич экспромтом рассказал выдуманную им романтическую историю, основное действие которой разворачивалось на Васильевском острове. Присутствовавший при этом выступлении начинающий писатель Владимир Титов, вернувшись домой, поспешил записать услышанное. Впоследствии он встретился с Пушкиным и испроcил у него разрешение на публикацию. Тот со свойственным ему великодушием дал согласие. Так вышла в свет повесть "Уединенный домик на Васильевском". В качестве автора в первом издании фигурировал Тит Космократов - литературный псевдоним Владимира Титова.
Обложка дореволюционного издания повести "Уединенный домик на Васильевском".
"Кому случалось гулять кругом всего Васильевского острова, тот, без сомнения, заметил, что разные концы его весьма мало похожи друг на друга . Возьмите южный берег, уставленный пышным рядом каменных, огромных строений, - и северную сторону, которая глядит на Петровский остров и вдается длинною косою в сонные воды залива. По мере приближения к этой оконечности каменные здания, редея, уступают место деревянным хижинам; между сими хижинами проглядывают пустыри; наконец, строение вовсе исчезает, и вы идете мимо ряда просторных огородов, который по левую сторону замыкается рощами; он приводит вас к последней возвышенности, украшенной одним или двумя сиротливыми домами и несколькими деревьями; ров, заросший высокою крапивой и репейником, отделяет возвышенность от вала, служащего оплотом от разлитий; а дальше лежит луг, вязкий, как болото, составляющий взморье. И летом печальны сии места пустынные, а еще более зимою, когда и луг, и море, и бор, осеняющий противоположные берега Петровского острова, - все погребено в седые сугробы, как будто в могилу".
Со всей точностью определить местонахождение "уединенного домика" не получится. Однако достаточно подробное описание позволяет сделать однозначный вывод: речь идет о том отдаленном районе Васильевского острова, который в пушкинские времена назывался Голодай (сейчас это остров Декабристов). Место это имело для Пушкина и людей его круга особое значение: здесь, согласно всезнающей молве, были тайно захоронены казненные в июле 1826 г. пять декабристов (Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Петр Каховский и Михаил Бестужев-Рюмин). Обратите внимание на фразу "Все погребено в седые сугробы, как будто в могилу". Sapienti sat.
Фрагмент старинной большой карты СПб - с Васильевским островом и Голодаем.
"Несколько десятков лет тому назад, когда сей околоток был еще уединеннее, в низком, но опрятном деревянном домике, около означенной возвышенности, жила старушка, вдова одного чиновника, служившего не помню в которой из коллегий".
Итак, "несколько десятков лет тому назад", - т.е., по всей видимости, те же времена, что и и действие повести "Черная курица, или Подземные жители". Обратим внимание также на то, что покойный супруг "старушки" работал в зданиии Двенадцати коллегий. В качестве главного правительственного учреждения на Васильевском острове оно функционировало вплоть до 1802 г., когда коллегии специальным манифестом были заменены на министерства. Уже в 1804 г. в знаменитое здание на Университетской набережной переехал Педагогический институт.
Помните один из сюжетных ходов "Капитанской дочки"? Два молодых человека - хороший (Петр Гринев) и плохой (Алексей Швабрин) - добиваются внимания бедной, но прекрасной во многих отношениях девушки (Маши Мироновой). Тот же паттерн используется и в "Уединенном домике", но с существенной поправкой на жанр романтической повести, - плохой молодой человек становится носителем демонического начала! Перед нами сказка, но сказка в гофмановском мрачном духе. Итак, по сюжету, девушка Вера - классическая "бесприданница" - живет со своей старушкой-матерью в самом отдаленном уголке Васильевского острова. Время от времени "уединенный домик" навещает влюбленный в Веру дальний родственник Павел - молодой человек с добрым сердцем, но при этом подверженный дурному влиянию более сильных натур. Им "верховодит" некто Варфоломей - циничный малый, об "инфернальной" природе которого мы догадываемся, но по-настоящему убеждаемся в этом только ближе к концу повести. Варфоломей, поставив себе целью просто разрушить отношения Павла и Веры, со временем сам влюбляется со всей своей демонической страстью в жительницу "уединнного домика". Развязка истории будет страшна...
В повести есть несколько интересных описаний жизни Васильевского острова конца XVIII в. Приведу здесь пару цитат.
"Беседа, верно, продлилась бы до полночи, если б наши гости не поторопились, представляя, что скоро будут разводить мост и им придется ночевать на вольном воздухе".
Речь, разумеется, идет об упоминавшемся выше Исаакиевском наплавном мосте. Ближе к ночи мост, стоящий на плашкоутах, разводили (или уж скорее "развозили"?), после чего жители Васильевского острова в полной мере могли ощутить себя островитянами.
"Вера решилась послать по духовника старую служанку; долго не возвращалась она, и немудрено, потому что не было ни одной церкви ближе Андрея Первозванного".
Имеется в виду известный Андреевский собор (на Большом проспекте В.О.) - храм кавалеров ордена Андрея Первозванного, в своем современном виде построенный в 1780 г.
Андреевский собор и крыши Васильевского острова на картине малоизвестного русского художника Святослава Нагубникова (1886-1916).
Историческая справка. Отметим тот факт, что при Петре Первом Васильевский остров замышлялся ни больше ни меньше как административный центр С.-Петербурга. Здесь, например, были возведены здание Двенадцати коллегий, дворец всесильного А.Д. Меншикова, а также особняки других царских "птенцов" и некоторых царских родственников. Однако по разного рода причинам, обсуждать которые здесь не место, центр городской жизни довольно быстро сместился на противоположный берег Невы. На берегу же Васильевского острова был обустроен внешнеторговый порт, - и вот, то место, которое, согласно Генеральному плану (1717) Ж.-Б. Леблона, должна была бы населять придворная аристократия, стало быстро застраиваться приезжим торговым, ремесленным и служилым людом из Западной Европы: немцами, голландцами и т.д. Другую значительную часть населения Васильевского острова составили студенты, преподаватели и обслуживающий персонал четырех учебных заведений: Академии наук, Академии художеств, Сухопутного и Морского кадетских корпусов. Социокультурную обособленность этого района СПб отмечали еще в XIX в.: "Васильевский остров - это своего рода status in statu - отличается совсем особенной, пустынно-чистоплотной внешностью с негоциантски-коммерческим и как бы английским характером" (В.В. Крестовский); "Нечто вроде Латинского квартала в Париже, местожительство ученых и артистов" (А.И. Герцен).
Благодаря шведскому художнику Бенжамену Патерсену (1748-1815) у нас есть возможность увидеть Город на Неве таким, каким он был в самом конце XVIII в. В том числе увидеть один из уголков тогдашнего Васильевского острова. На иллюстрации внизу - кусочек современной Университетской набережной (пересечение в районе 4/5 линий). Перед нами естественная пространственно-временная среда (хронотоп), в которой жили персонажи "Черной курицы" и "Уединенного домика на Васильевском".
1. АНТОНИЙ ПОГОРЕЛЬСКИЙ. "ЧЕРНАЯ КУРИЦА, ИЛИ ПОДЗЕМНЫЕ ЖИТЕЛИ".
Обложка современного издания для детей (художник Геннадий Спирин, М., Рипол-Классик, 2011).
"Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском Острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который ещё до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний".
Так начинается эта добрая сказка c нравоучительным смыслом, - сказка, по которой в советское время был снят не только мультфильм, но и полнометражный художественный фильм. "Лет сорок тому назад" - это, получается, как будто бы в 1789 г. Однако нужно иметь в виду, что для писателя изображаемые здесь реалии носят автобиографический характер, - Антоний Погорельский (псевдоним Алексея Перовского) когда-то и в самом деле учился в таком же вот "мужском пансионе" на Васильевском острове, послужившем для литературного чем-то вроде прототипа (Известен даже современный адрес несохранившейся постройки - 1 линия В.О., 56.). Так вот, учитывая то, что будущий писатель учился в реальном пансионе Е. Мейера в самом конце XVIII в., можно сделать вывод, что сюжет повести разворачивается уже не в екатерининскую, а, скорее, в павловскую эпоху.
"В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотой, хотя и далеко ещё не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского Острова не было весёлых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров".
Интересное свидетельство. Оказывается, на Васильевском острове когда-то были деревянные мостовые, - как в некоторых северных русских городах (в Архангельске, например).
"Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была".
На протяжении всего XVIII в., а также в первой половине XIX Васильевский остров связывался c большим Петербургом с помощью Исаакиевского наплавного (еще говорили - плашкоутного) моста, который был перекинут от Адмиралтейской набережной (в районе Сенатской площади) к Университетской (в районе Меншиковского дворца). Разводной Благовещенский мост появился в 1850 г., а разводной Дворцовый - в 1916 г.
Исаакиевский мост. Литография начала XIX в. Здесь хорошо видны плашкоуты, на которых держатся пролетные строения. Мост разводился в ночное время, а также разбирался перед ледоставом и ледоходом.
По сюжету повести, Алеша - добрый и прилежный мальчик десяти лет - учится и живет в пансионе, который он не покидает даже в "вакантное время", поскольку его родители, заплатив за обучение вперед, с тех пор почему-то предпочитали не видеться со своим чадом. Нотка одиночества главного героя передана особенно пронзительно в том месте, где рассказывается о "бАрочных досках" забора, окружавших пансион:
"Я забыл сказать вам, что к дому этому принадлежал довольно пространный двор, отделенный от переулка деревянным забором из барочных досок. Ворота и калитка, кои вели в переулок, всегда были заперты, и потому Алеше никогда не удавалось побывать в этом переулке, который сильно возбуждал его любопытство. Всякий раз, когда позволяли ему в часы отдохновения играть на дворе, первое движение его было - подбегать к забору. Тут он становился на цыпочки и пристально смотрел в круглые дырочки, которыми усеян был забор. Алеша не знал, что дырочки эти происходили от деревянных гвоздей, коими прежде сколочены были барки, и ему казалось, что какая-нибудь добрая волшебница нарочно для него провертела эти дырочки. Он всё ожидал, что когда-нибудь эта волшебница явится в переулке и сквозь дырочку подаст ему игрушку, или талисман, или письмецо от папеньки или маменьки, от которых не получал он давно уже никакого известия. Но, к крайнему его сожалению, не являлся никто даже похожий на волшебницу".
Вообще, "барочные доски" - деталь немаловажная для характеристики быта василеостровцев XVIII в. Дело в том, что на западной окраине острова функционировала т.н. Галерная гавань, где по государственному заказу строились и ремонтировались морские суда. Надо думать, "отходы производства" в виде тех самых "барочных досок" активно использовались для хозяйственных нужд небогатыми, но рачительными островитянами.
Иллюстрация художницы Ники Георгиевны Гольц (1925-2012).
Фея к Алеше все-таки "явилась", - но в несколько своеобразном облике. Как-то сердобольный мальчик спас от кухаркиного ножа курицу Чернушку, а та оказалась на поверку не просто домашней птицей, а высокопоставленным "подземным жителем" (пример "романтического двоемирия"!). Приняв человеческий облик, Чернушка представила мальчика правителю общины добрых гномов, с давних времен живущих в полном благоденствии под землей Васильевского острова. За свое участие в спасении Чернушки Алеша получает в подарок конопляное семечко, которое способно осуществить одно, главное желание мальчика. И вот, в выборе того, что он по-настоящему хочет, Алеша, по детской своей недальновидности, откровенно сплоховал, - он захотел просто никогда не учить уроки и при этом знать их в совершенстве. Развившийся на благодатной почве порок самомнения в конечном счете приведет к печальным последствиям как для главного героя повести, так и для всех "подземных жителей"...
2. ТИТ КОСМОКРАТОВ. "УЕДИНЕННЫЙ ДОМИК НА ВАСИЛЬЕВСКОМ".
История появления текста такова, что его принято относить к пушкинскому литературному наследию. По порядку. Будучи на одном из вечеров в петербургском салоне Карамзиных, Александр Сергеевич экспромтом рассказал выдуманную им романтическую историю, основное действие которой разворачивалось на Васильевском острове. Присутствовавший при этом выступлении начинающий писатель Владимир Титов, вернувшись домой, поспешил записать услышанное. Впоследствии он встретился с Пушкиным и испроcил у него разрешение на публикацию. Тот со свойственным ему великодушием дал согласие. Так вышла в свет повесть "Уединенный домик на Васильевском". В качестве автора в первом издании фигурировал Тит Космократов - литературный псевдоним Владимира Титова.
Обложка дореволюционного издания повести "Уединенный домик на Васильевском".
"Кому случалось гулять кругом всего Васильевского острова, тот, без сомнения, заметил, что разные концы его весьма мало похожи друг на друга . Возьмите южный берег, уставленный пышным рядом каменных, огромных строений, - и северную сторону, которая глядит на Петровский остров и вдается длинною косою в сонные воды залива. По мере приближения к этой оконечности каменные здания, редея, уступают место деревянным хижинам; между сими хижинами проглядывают пустыри; наконец, строение вовсе исчезает, и вы идете мимо ряда просторных огородов, который по левую сторону замыкается рощами; он приводит вас к последней возвышенности, украшенной одним или двумя сиротливыми домами и несколькими деревьями; ров, заросший высокою крапивой и репейником, отделяет возвышенность от вала, служащего оплотом от разлитий; а дальше лежит луг, вязкий, как болото, составляющий взморье. И летом печальны сии места пустынные, а еще более зимою, когда и луг, и море, и бор, осеняющий противоположные берега Петровского острова, - все погребено в седые сугробы, как будто в могилу".
Со всей точностью определить местонахождение "уединенного домика" не получится. Однако достаточно подробное описание позволяет сделать однозначный вывод: речь идет о том отдаленном районе Васильевского острова, который в пушкинские времена назывался Голодай (сейчас это остров Декабристов). Место это имело для Пушкина и людей его круга особое значение: здесь, согласно всезнающей молве, были тайно захоронены казненные в июле 1826 г. пять декабристов (Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Петр Каховский и Михаил Бестужев-Рюмин). Обратите внимание на фразу "Все погребено в седые сугробы, как будто в могилу". Sapienti sat.
Фрагмент старинной большой карты СПб - с Васильевским островом и Голодаем.
"Несколько десятков лет тому назад, когда сей околоток был еще уединеннее, в низком, но опрятном деревянном домике, около означенной возвышенности, жила старушка, вдова одного чиновника, служившего не помню в которой из коллегий".
Итак, "несколько десятков лет тому назад", - т.е., по всей видимости, те же времена, что и и действие повести "Черная курица, или Подземные жители". Обратим внимание также на то, что покойный супруг "старушки" работал в зданиии Двенадцати коллегий. В качестве главного правительственного учреждения на Васильевском острове оно функционировало вплоть до 1802 г., когда коллегии специальным манифестом были заменены на министерства. Уже в 1804 г. в знаменитое здание на Университетской набережной переехал Педагогический институт.
Помните один из сюжетных ходов "Капитанской дочки"? Два молодых человека - хороший (Петр Гринев) и плохой (Алексей Швабрин) - добиваются внимания бедной, но прекрасной во многих отношениях девушки (Маши Мироновой). Тот же паттерн используется и в "Уединенном домике", но с существенной поправкой на жанр романтической повести, - плохой молодой человек становится носителем демонического начала! Перед нами сказка, но сказка в гофмановском мрачном духе. Итак, по сюжету, девушка Вера - классическая "бесприданница" - живет со своей старушкой-матерью в самом отдаленном уголке Васильевского острова. Время от времени "уединенный домик" навещает влюбленный в Веру дальний родственник Павел - молодой человек с добрым сердцем, но при этом подверженный дурному влиянию более сильных натур. Им "верховодит" некто Варфоломей - циничный малый, об "инфернальной" природе которого мы догадываемся, но по-настоящему убеждаемся в этом только ближе к концу повести. Варфоломей, поставив себе целью просто разрушить отношения Павла и Веры, со временем сам влюбляется со всей своей демонической страстью в жительницу "уединнного домика". Развязка истории будет страшна...
В повести есть несколько интересных описаний жизни Васильевского острова конца XVIII в. Приведу здесь пару цитат.
"Беседа, верно, продлилась бы до полночи, если б наши гости не поторопились, представляя, что скоро будут разводить мост и им придется ночевать на вольном воздухе".
Речь, разумеется, идет об упоминавшемся выше Исаакиевском наплавном мосте. Ближе к ночи мост, стоящий на плашкоутах, разводили (или уж скорее "развозили"?), после чего жители Васильевского острова в полной мере могли ощутить себя островитянами.
"Вера решилась послать по духовника старую служанку; долго не возвращалась она, и немудрено, потому что не было ни одной церкви ближе Андрея Первозванного".
Имеется в виду известный Андреевский собор (на Большом проспекте В.О.) - храм кавалеров ордена Андрея Первозванного, в своем современном виде построенный в 1780 г.
Андреевский собор и крыши Васильевского острова на картине малоизвестного русского художника Святослава Нагубникова (1886-1916).