- Дант?! Да что же это такое, товарищи дорогие?! Кто? Дант! Ка-ккая Дант! Товарищи! Безобразие! Мы не допустим!
Взревело так страшно, что председатель изменился в лице. Жалобно тенькнул колокольчик, но ничего не помог.
В проход к эстраде прорвалась женщина. Волосы ее стояли дыбом, изо рта торчали золотые зубы. Она то заламывала костлявые руки, то била себя в изможденную грудь. Она была страшна и прекрасна. Она была та самая женщина, после появления которой и первых исступленных воплей толпа бросается на дворцы и зажигает их, сшибает трамвайные вагоны, раздирает мостовую и выпускает тучу камней, убивая...
Председатель, впрочем, был человек образованный и понял, что случилась беда.
- Я! - закричала женщина, страшно раздирая рот. - Я - Караулина, детская писательница! Я! Я! Я! Мать троих детей! Мать! Я! Написала, - пена хлынула у нее изо рта, - тридцать детских пьес! Я! Написала пять колхозных романов! Я шестнадцать лет не покладая рук... Окна выходят в сортир, товарищи, и сумасшедший с топором гоняется за мной по квартире. И я! Я! Не попала в список! Товарищи!
Председатель даже не звонил. Он стоял, а правление лежало, откинувшись на спинки стула.
- Я! И кто же? Кто? Дант. Учившаяся на зубоврачебных курсах. Дант, танцующая фокстрот, попадает в список одной из первых. Товарищи! - закричала она тоскливо и глухо, возведя глаза к потолку, обращаясь, очевидно, к тем, кто уже покинул волчий мир скорби и забот. - Где же справедливость?!
И тут такое случилось, чего не бывало ни на одном собрании никогда. Товарищ Караулина, детская писательница, закусив кисть правой руки, на коей сверкало обручальное кольцо, завалилась набок и покатилась по полу в проходе, как бревно, сброшенное с платформы. Зал замер, но затем чей-то голос грозно рявкнул:
- Вон из списка!
- Вон! Вон! - загремел зал так страшно, что у председателя застыла в жилах кровь.
- Вон! В Гепеу этот список! - взмыл тенор.
- В Эркаи!
Караулину подняли и бросили на стул, где она стала трястись и всхрипывать. Кто-то полез на эстраду, причем все правление шарахнулось, но выяснилось, что он лез не драться, а за графином. И он же облил Караулиной кофточку, пытаясь ее напоить.
- Стоп, товарищи! - прокричал кто-то властно, и бушующая масса стихла.
- Организованно, - продолжал голос.
Голос принадлежал плечистому парню, вставшему в седьмом ряду. Лицо выдавало в нем заводилу, типичного бузотера, муристого парня. Кроме того, на лице этом было написано, что в списке этого лица нет.
- Товарищ председатель, - играя змеиными переливами, заговорил бузотер, - не откажите информировать собрание: к какой писательской организации принадлежит гражданка Беатриче Григорьевна Дант? Р-раз. Какие произведения написала упомянутая Дант? Два. Где означенные произведения напечатаны? Три. И каким образом она попала в список?
„Говорил я Перштейну, что этому сукиному сыну надо дать комнату", - тоскливо подумал председатель.
Вслух же спросил бодро:
- Все? - и неизвестно зачем позвонил в колокольчик.
- Товарищ Беатриче Григорьевна Дант, - продолжал он, - долгое время работала в качестве машинистки и помощника секретаря в кабинете имени Грибоедова.
Зал ответил на это сатанинским хохотом.
- Товарищи! - продолжал председатель, - будьте же сознательны! - Он завел угасающие глаза на членов правления и убедился, что те его предали.
- Покажите хоть эту Дант! - рявкнул некто. - Дайте полюбоваться!
- Вот она, - глухо сказал председатель и ткнул пальцем в воздух.
И тут многие встали и увидели в первом ряду необыкновенной красоты женщину. Змеиные косы были уложены корзинкой на царственной голове. Профиль у нее был античный, так же как и фас. Цвет кожи был смертельно бледный. Глаза были открыты, как черные цветы. Платье - кисейное желтое. Руки ее дрожали.
- Товарищ Дант, товарищи, - говорил председатель, - входит в одно из прямых колен известного писателя Данте, - и тут же подумал: „Господи, что же это я отмочил такое?!"
Вой, грохот потряс зал. Что-нибудь разобрать было трудно, кроме того, что Данте не Григорий, какие-то мерзости про колено и один вопль:
- Издевательство!
И крик:
- В Италию!!
- Товарищи! - закричал председатель, когда волна откатилась. - Товарищ Дант работает над биографией мадам Севинье.
- Вон!
- Товарищи! - кричал председатель безумно. - Будьте благоразумны. Она - беременна!
И почувствовал, что и сам утонул, и Беатриче утопил.
Но тут произошло облегчение. Аргумент был так нелеп, так странен, что на несколько мгновений зал закоченел с открытыми ртами. Но только на мгновения.
А затем - вой звериный:
- В родильный дом!
Тогда председатель понял, что не миновать открыть козырную карту.
- Товарищи! - вскричал он.
- Товарищ Дант получила солидную авторитетную рекомендацию.
- Вот как! - прокричал кто-то...