Спасение на водах, а также в горах и в небесах. История первая.
Если попытаться объяснить в двух словах, чем занимается гештальт-терапия, то получится - завершением незавершённых ситуаций. Всяких - эмоциональных, ментальных, телесных. Что-то переосмысливается, что-то осознаётся, что-то перепроживается. Каждый человек, имеющий опыт гештальт-терапии, помнит это чувство облегчения - пазл сложился, история закончилась, ситуация завершилась. Больше не болит, не тревожит, не мешает спать, не забирает силы.
Травма - тоже незавершённый гештальт. Что-то случилось внезапно, человек не успел подготовиться. Хотел отреагировать, но по какой-то причине не получилось. Не успел, не сумел, не дали. Не хватило поддержки в переживаниях, чувства были не замечены, проигнорированы окружающими (важными и значимыми для человека людьми).
Движение остановлено, возбуждение сдержано, активность осталась в теле и требует, требует разрядки. Человек легко раздражается, может вспылить, заплакать, рассердиться по пустячному поводу - травматическая активация ищет выхода. Может, наоборот, образоваться скованность, зажатость, появляются фобии - человек пытается избежать новых травмирующих ситуаций, а на актуальные переживания ему не хватает сил.
Если травма недавняя, взрослая, поздняя, понятная, то с ней работать легче - в теле не накопилось ещё столько травматической активации, чтобы стать уже частью характера, да и само травмирующее событие можно вспомнить, и тогда незавершённые телесные реакции проще завершить. А если ранняя - родовая или детская довербальная? О которой нет памяти, потому что не было ещё речи, не было понимания и осознавания, только в теле осталась память?
Тогда приходится отталкиваться от симптома, наблюдать за поведением, за движениями, искать, что требует завершения. Телесные ощущения служат указателями, маркерами травмы и они же помогают найти выход из неё, проложив доступ к инстинктивным ресурсам.
Я расскажу о двух случаях работы с детьми, и одном - со взрослым, приведших к завершению травматических реакций.
С детьми работать проще, потому что можно играть, можно дурачиться, предлагать разные идеи, дети не так критичны и косны, как взрослые. Но зато и обратной связи от них не дождёшься, дети не склонны описывать своё состояние, и тем более анализировать его. Дети внимательны к искренности и спонтанности терапевта, они ценят подвижность и смелость. Спрятаться за бородой, трубкой и умным видом невозможно. Нужно быть внимательным, гибким, вовлечённым и честным. Впрочем, как и со взрослыми.
Акула и лифт
Глеб - красивый восьмилетний мальчик из приличной семьи. Он учится в хорошей школе, занимается в интересных кружках и секциях. У Глеба развитая речь, богатое воображение и любящие родители. Но почему-то не складываются отношения в школе с одноклассниками. Глеб не знает, как подружиться с другими детьми, как заинтересовать их. Он расстраивается, родители переживают. С этим запросом они приходят ко мне.
Мы играем, рисуем, разговариваем. Разыгрываем разные ситуации, обсуждаем происходящее в школе. Глеб сообразительный и тонкий, он сам делает выводы и пробует новые способы. Обстановка в школе потихоньку начинает меняться, наша работа с запросом подходит к концу, но для меня остаётся непрояснённой одна тема. Во всех наших играх, особенно активных (насколько позволяет активничать мой маленький кабинет) заметно сдерживание, осторожность Глеба. Он вроде шустрый, подвижный, и при этом слишком опасливый, часто останавливающийся. Это проявляется и в играх, и в общении. Непонятное пока для меня сочетание.
И вот на одном из занятий я предлагаю новую игру. Это приключения на море и встреча с акулой. И три варианта реакции на эту акулу - бегство, борьба и замирание. В такой игре часто становится понятно, какая именно стратегия реакции на стресс преобладает у клиента, а какая остаётся остановленной, незавершённой.
Замирал Глеб хорошо, бил акулу с удовольствием. А вот когда была ситуация бегства, он сперва было побежал, а потом остановился: "У меня астма, мне нельзя бегать, а то я умру". Я знала про астму, но не знала про такую установку. А акула не ждёт. И я ответила: "Сейчас можно. А если не убежишь от акулы, то она тебя съест и тогда ты точно умрёшь". И мальчик побежал (мы в кабинете кругами да на месте бегаем). И так лихо, так быстро, так легко!
Убежал, и сразу столько сил прибавилось, и радости. Тогда Глеб станцевал победный танец и говорит: "Вот ведь! И астма, и акула нипочём!"
А на встрече с мамой выяснилось, что у истории про бегство от акулы есть предисловие и эпилог.
Я рассказала ей про акулу, как трудно было побежать, но потом получилось.
А мама рассказала мне,что когда Глебу было 2 года, он убежал от папы и забежал в лифт, а лифт закрылся и поехал, а папа не успел. И мальчик до высокого этажа ехал один. После этого он ужасно боялся лифтов и бегать тоже не любил, но мама одно с другим не связывала. А после нашего занятия сын предложил ей поехать на лифте и сказал "теперь я не боюсь".
Мама не знала, с чем это связано, а я не знала про лифт. Но история завершилась. Глеб перестал себя останавливать, реакция бегства завершилась, и появились силы на другие дела и свершения.
Это очень интересный факт при телесной работе с травмой - совсем не обязательно искать и воспроизводить именно ту, первичную травмирующую ситуацию (да это и нереально чаще всего). Симптом гуляет, перемещается, и страх лифта оказалось возможным проработать и завершить в игре про акулу, убежав от которой, мальчик завершил реальную ситуацию бегства из своего раннего детского опыта.
На описание случая было получено согласие клиента. Имена и обстоятельства жизни клиентов, не имеющие прямого отношения к терапевтическому процессу, изменены.
Отсюда: http://gestalt.bartosh.org/%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5-%D1%81%D0%BB%D1%83%D1%87%D0%B0%D0%B5%D0%B2-%D0%B8%D0%B7-%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B8/