Вюнсдорф. Холодный ветер с востока.
Осенний ветер подул с востока и толкнул меня в спину. Всю дорогу от остановки электрички к воротам я шёл с поднятым воротником пальто, а листопад шептал о казармах, где мне довелось провести целый год. Нет, не в Вюнсдорфе, куда мы прибыли, а в славном городе Виттенберг. Человеческие истории в обоих не отличались.
Мне было восемнадцать лет. Капитан на бетонном плацу набрал воздух в лёгкие и крикнул:
- На ле-Во.
Строй развернулся, образовав колонну. Два скукоженных солдатика, скучавших в сторонке от офицера, встрепенулись и рутинно ударили в барабаны. Начался марш солдат к месту караульной службы. Невезунчики - к флагу полка, а остальные - на вышки вокруг складов с техникой и оружием. Там чуточку повеселее.
Все люди как люди. Члены касты "дедушек и черпаков" метров сто чеканили шаг, а после команды "вольно", расслабили ремешки. "Слоны" шли в ногу дольше, пока окрик старшего сержанта и по совместительству дремучего колхозника Шепетько не вынудил их перейти в состояние нормальной забитости. Я принаделжал к касте "старых слонов" - это те, кого лупят чаще чем духов, так как они уже давненько в армии и не имеют права на ошибку. За спиной шёл Володя. Он мой друг и тоже старый слон. Мы радовались, что через месячишко-другой получим дюжину ударов латунной пряхой по заднице и возвысимся над мирским. Переход в черпаки связан с болью и большим синяком на драгоценном месте.
Мы копили немецкие деньги. Солдатская получка в Западной Группе Войск была 25 марок в месяц. Эта сумма позволяла хорошо отовариться в солдатском лабазе, но важнее другое - выкуп должности у дедушки перед его дембелем. Например, езда на "Волге" котировалась очень высоко и водила командира полка оценивался в стошку. Новоиспечённый каптёрщик выкладывал старикану семьдесят пять. Писарь-полкан столько же. Впрочем, его побаивались за возможность нагадить у насяльника. Влияние нашего писаря ассоциировало его с богом мести. Я тоже был писарем, но батальонным. В мои обязанности не входило изготовление приказов. Мой удел - стенгазета, боевые листки, таблички для складов и карты учений. Володя был водилой командира батальона и ездил на обыкновенном УАЗ-е. Оба местечка тёпленькие, но не влиятельные. Лучше только ефрейтору Петрову. Он заведовал бочкой с водой, которую тянули во время учений, прицепив к военной машине. Поэтому всем нам нужны стандартные пятьдесят марок.
С нами служил Гена Касаткин. Его призвали из Белоруссии из города с нежным именем Лида. С ним я сдружился. Гена окончил ПТУ или, как он сам говорил - "бурсу". Это был стройный, широкоплечий парень. Девушки засматриваются на таких на гражданке. Нам импонировала его весёлая манера, его юмор и безобидные глупости.
Призыв слонов униженно выполнял практически любые прихоти старослужащих, будь то чаеварение, стирка или ночная прокачка до полнейшего изнеможения. Когда бьют по почкам, то любой сопляк отожмётся от пола семьдесят раз без тренировки. С каждым днём силушка прибавляется. Один камарад отжался триста раз. Воробей стоял "крокодилом", уперевшись в переднюю и заднюю рамы кровати руками и ногами почти две минуты. Сомневаюсь, что Сильвестр Сталлоне способен на подобное, а хрупкий Воробей смог, смотря на часы внизу на подушке. Когда стрелка подошла к отметке "конец" он упал вниз.
Дважды взлетали мои кулаки и мочили обидчиков в отдельном кабинете, где я работал. Мне мстили при первой возможности. А мысли пели: скоро блестнёт ремень и стану черпаком. На этом всё закончится.
Самое омерзительное, когда парней заставляли избивать друзей. Мне лично довелось пройти через такую процедуру и стоя у стены получать удары. Ребята из собственного призыва подходили по очереди и били со всей силы кулаком в мою грудь из-за подозрения на стукачество. И извинялись... извинялись... извинялись, иногда смахивая горькую слезу. Понимая их беспомощность, я держался и прощал. "Фанера" ныла несколько лет, а потом боль ушла. Впрочем, не получилось забыть глаза тех парней и идиотскую радость садистов-дедов на койках. Через день, утром выяснилось, что офицеры иногда стояли под окном казармы и слышали всё сказанное в ней. На солдатском судилище меня оправдали.
Однажды после отбоя, когда дедо-черпаки обуревали на койках, заставляя сослуживцев униженно выполнять их требования, Гена Касаткин не выдержал. Он отказался выполнять любой неуставняк. Его серьёзной проблемой стал факт, что вышеупомянутый Шепетько имел чин сержанта. Другими словами, ухорез обладал реальной властъю, позволяющей впаривать рядовому наряд вне очереди. То же самое право имели несколько его дружков. Под улюлюканье полуграмотных пастухов, они посылали Гену на чистку картошки за малейшую провинность, включая неподшитый воротничок и кровать, заправленную без соблюдения точной геометрии. Наряды делались настолько регулярно, что Гена буквально валился с ног. Он драил унитазы и пол бесперебойно как проклятый, но соблюдал устав вооружённых сил
Каралась минимальная попытка поообщаться с ним, будь то случайно сказанное слово или поданная рука при погрузке в кузов солдатского автомобиля. За провинность одного человека ночью производилось построение всего первого года службы.
- Упор лёжа принять! - эхо неслось по корридору. - "Раз, два, три... семьдесят восемь, семьдесят девять..."
Каждая секунда казалась вечностью, а прокачка могла длиться целый час или дольше. Виноватый не принимал участия в процедуре, а должен был смотреть как за его поступок страдают другие люди.
Гена держался. Держались и мы. Пару раз, я просил офицера назначить мне его в помошники при оформлении боевого листка. Заперевшись в штабе, мы болтали как ни в чём не бывало - о девчонках, о прочитанных книгах, о будущем. Володя купил дешёвого вина и принёс нам. Заедая шоколадом алкоголь, мы вместе мечтали о нескорой демобилизации. В голосе Гены отчаяние смешивалось с радостью. Он знал, что готовя кофеёк козлам из кубрика, я щедро сыплю в него ядрёный порошок для чистки кирзачей - он хранился в штабном шкафу.
В казарме поговаривали, что Гену переведут в другой полк. Офицеришки знали о происходящем. Несмотря на очевидный садизм и невероятное психологическое давление, кодле придурковатых толстопузиков с погонами было наплевать на рядового. Командный состав не вмешивался в разборки между срочниками. Деньги волновали их бессовестный мозг как голая баба маньяка. Друг против друга велась конкурентная борьба, не позволяющая принимать меры по пресечению дедовщины. Контейнеры набивались дерьмом, нажитым за бугром. Офицерские жёны работали на куриных фермах и свинарниках за мизерную зарплату, подсобляя мужьям и увеличивая безработицу в стране. Рядом с любой воинской частъю в восточной Германии процветало опасное пренебрежение окружающей средой, браконьерство, пьянка и воровство - тонны горючего продавались "На ле-Во". В ходу была продажа старых металлических частей от военной техники "на вес" в откровенном цыганском стиле.
В кругу ностальгиков бытует мнение, что немцы положительно относились к советской армии. Журнал Шпигель неоднократно публиковал статьи об отношении местных жителей к советским офецерам и их семьям - оно было негативным из-за безнаказанного разгула в чужой стране.
Изредка в пластилиновой массе встречались достойные люди. Двух таких офицеров, попытавшихся вмешаться в криминальные увлечения подчинённых чуть не пристрелил из автомата старослужащий солдатик - дескать, офицеры нарушили правила. Виновник отправился в дисбат, а оба капитана больше не лезли куда не следует. Случись у "солдатика" эмоциональный всплеск, мужики могли бы завершить свой жизненный путь быстрее отпущенного срока.
В данном случае речь о гвардейской части, подчинявшейся КГБ. Осмелюсь предположить, что в пехоте или танковых войсках делишки обстояли похуже.
Осень и мои шаги слышны в Вюнсдорфе. Восточный ветер воет в развалинах. Щёлкает фотоаппарат, фиксируя текстуру стен. Голос моей дочки разносится эхом по корридорам. Она с интересом слушает армейские истории отца. Смотря на оружейную комнату, я вижу как солдатские тени, выстроившись в очередь получают оружие. Я вижу вечер и дневального на тумбочке. Мне слышится его крик: "Дежурный по роте на выход". Скрипит старая дверь, распугивая пауков. Листья падают вниз и, наверное, скоро выпадет снег.
Вспоминая те трудные дни, я думаю о молодом пареньке из города Лида. О том как закрывшись в штабе мы пили вино. О наивности и о нашей вере. Виню сам себя за страх и благодарен судьбе за дружбу с светлым человеком, пытавшемуся бескомпромиссно защитить свою честь и бросившего вызов несправедливости. Гена Касаткин навсегда в моей памяти, а его поступок служил мне путеводной звездой, когда сомневался.
1.
2. Почти пушкинская осень. Бывший клуб Западной Группы Войск в Вюнсдорфе.
3. Одна из улиц имеет подходящее название.
4. Осень вступает в права. Задворки вывшей воинской базы окружены лесом.
5.
6.
7.
8. На территории базы я познакомился с немецкими школьниками. Великое счастье иметь под носом такое наследие, когда живёшь в скучном, крохотном городке. Мы тусили часа полтора и напоследок я купил ребятам мороженное. Они ликовали!
9. Власти Вюнсдорфа решили ничего не менять, а коммерциализировать объект из-за его притягательной силы.
10. Здесь всё дышит прошлым.
11. Те самые скрипучие двери.
12. Справа и слева вдоль корридора - кубрики, где спали советские солдаты.
13. Кубрик.
14.
15. Окно в оружейную комнату. Давным-давно оно было зарешётчатым.
16. План по захвату вселенной.
17. Воинские части в ЗГВ располагались таким образом, чтобы в случае восстания гигантская орда могла в течении часа оказаться в центре Берлина.
18. Текстуры стен.
19.
20
21.
22. Всепобеждающая жизнь.
23.
24.
25.
26.
27. На горизонте бывший завод по ремонту танков.
28.
29.
30. Левая фотография сделана в 1991-ом. Рядом со мной Эрик - мой товарищ по службе. А правая в 1999-ом году во время посещения города Виттенберг. Тогда развалины воинской части, где я служил, ещё существовали. К своему великому удивлению я обнаружил на стенах таблички сделанные мной.
31. Боже, как здорово идти с дочерью по развалинам советской части в Вюнсдорфе - мне доводилось бывать здесь в 1991-ом в командировке, сопровождая начальника штаба. Рассказывать ей об оружейной комнате в казарме и о месте, где стоял дневальный. Она слушала о дедовщине, офицерах и друзьях. О несправедливости, надежде и о сожжённых мостах.
Фейсбук: https://www.facebook.com/nikolaj.nakropin