Uno. Путешествие из Петербурга в Москву.
Начну, пожалуй, с начала, чего уж выдумывать. 26 июня чуть раньше трех часов поутру состоялся довольно обычный для такого времени диалог:
- Ты знаешь, я так спать хочу, думаю сейчас доедем и сразу ляжем.
- Точно, я тоже с ног валюсь, всю неделю что-то плохо спала, какой-то нервяк непонятно с чего. Смешно даже, ведь днем так хотели взять с собой пива.
- Может, все-таки взять?
- Думаешь?
- Ну ладно, давай не будем...
- Не, давай возьмем, опять же, крепче спать будем.
Со взятия небольшой крепости пива и начался наш отпуск.
Плацкартный вагон поданного в три часа дополнительного поезда был забит кучей разномастного народа: таджики возились с горами картонных коробок, перевязанных киперной лентой (и что только они в них возят?), пытаясь запихнуть их куда-то повыше да подальше, провинциальные женщины держали наготове тапочки и леопардовые лосины, чтобы переодеться в них через полчаса, после открытия туалетов, а в соседних плацкартных "купе" уже разворачивали курицу и очищали от скорлупы вареные вкрутую яйца, запах которых разливался по вагону со скоростью выше звуковой.
Рядом же с нашими местами вообще было столпотворение, которое задержало даже юрких таджиков - взрослый седовласый финн с животиком и несколькими финнами помоложе по бокам давали указания двум молоденьким девушкам примерно нашего возраста. Исходя из того, что девушки понимающе кивали в ответ, мы сделали вывод, что они тоже финки. Догадка подтвердилась, когда поезд тронулся, все наконец заняли свои места, а девушки, оставшись одни, начали переговариваться и пытаться расположиться на моем месте. Чтобы окончательно убедиться в правильности своей теории, я начала рассказывать им об их ошибке по-русски. Девушки, явно не ожидавшие такого обращения, да и не понимающие его, было ушли в астрал, но я быстро вернула их к реальности парой английских фраз. Они недоверчиво посмотрели на меня, на билеты, и, недовольные таким развитием ситуации, освободили место, явственно не понимая, как же так вышло, что ни одна нижняя полка не окажется под их финским влиянием. Где-то с полчаса они внутренне терзались, скрывая свои переживания за легкой непринужденной беседой друг с другом, а потом все-таки подозвали седовласого мужчину - он знал небольшую часть русского языка, поэтому сумел выяснить у проводника, что никакой ошибки тут нет, и что нижних полок им не видать. Девушки немного расслабились, но своих верхних мест так и не покидали вплоть до приезда в Москву.
И не мудрено: в 4 часа утра все нормальные люди разлеглись спать, и даже кто-то, лежавший на нижней боковой полке у туалета, храпел, да так сильно, что жена его не выдержала, и, свесившись с полки сверху, ударила его подушкой по лицу и громко зашептала: "Миша, имей совесть!". Миша тут же отвернулся лицом к окну, поэтому уже было невозможно понять по его мимике, что же он все-таки сотворил с совестью.
А мы с Катей, наконец, решили открыть пиво. Здесь нужно сделать небольшое уточнение: до этого мы несколько месяцев толком не разговаривали, изредка и ненадолго встречаясь на занятиях английским языком. И вот, проведя в компании друг друга почти час, мы поняли, что без пива нам уже никак, оно - наше спасение: так пересохло в горле от непрекращающихся разговоров. Мысль о том, что неплохо бы поспать, понятное дело, энтузиазма больше не внушала. К ней мы вернулись уже где-то после Бологого, ближе к Твери, когда все напитки и силы закончились.
Пробуждение мое случилось чуть раньше будильника и подъезда к Москве. Я стянула свою ситцевую повязку для сна, без которой я последнее время как без рук, хотя, выросшая в городе с белыми ночами, вообще-то могла бы выработать привычку хотя бы дремать при свете, проснулась и подумала: да, спать хочется безумно, но ведь я в отпуске, я еду в незнакомые места, я столько всего увижу, как же я люблю все новое, как мне нравится спонтанность этой поездки в Италию, в общем, все эти мысли повлияли на меня похлеще самого крепкого кофе, и мне уже было не до сна.
Бодрость, находившаяся до этого в зимне-весенней спячке, наконец дала себе волю. Пока Катя медленно потягивалась, я уже пустилась во все утренние заботы: положила полосатое железнодорожное полотенце на плечо, схватила щетку и зубную пасту и направилась в санузел. Дверь в него была заперта, и я вежливо решила подождать рядом. Через пять минут ожидания я подумала, что раз поезд был сделан еще в советские времена, когда женщина была не женщина, а бой-баба, то, возможно туалет на самом деле открыт, просто толкать дверь нужно посильнее, понажимистее, как будто входишь в горящую избу, где твой ненаглядный конь остался и на дыбы встает, а выбраться у него без тебя никак не получится. Это не помогло. Я решила, что виною тому моя слабая женская натура, которая к тому же в спортзале месяц не была. В общем, тут нужна была опытная мужская хватка, поэтому прибегнуть я решила к помощи проводника. Оказалось, что и ему это не под силу, потому что все-таки внутри кто-то находился. Проводник пожал плечами и пошел дальше заниматься своими делами.
В этот момент его соратник, проходивший мимо минут 15 назад, и спрашивавший, не будет ли у меня чем разменять деньги, прошедший весь поезд с этим вопросом и возвращающийся все с той же крупной купюрой в руках, удивленно поднял бровь и спросил риторически: "А вы все еще стоите?!?". К этому моменту я уже изрядно проголодалась, поэтому проигнорировала его вопрос, изучая список того съестного, что можно приобрести в плацкартном вагоне. Долго и бессмысленно выбирая из трех вариантов печенья, я выяснила у проводника, что в наличии есть всего одна, последняя, пачка. Мысль о том, что ее могут перехватить, пока я чищу зубы, заставила меня покинуть уже насиженное караульное место и, в общем, естественно, пока я ходила за деньгами, туалет освободился и снова был занят. Зато я была при печенье. Я уже начинала раскладывать вещи на караульном месте, а Катя тем временем окончательно пробудилась и пошла сквозь многочисленные межвагонные двери в почти головной купейный вагон, где накануне вечером ей удалось обнаружить холодильник. В холодильнике стояло поставленное накануне ее заботливой рукой оптимально холодное деревенское козье молоко, идеально сочетавшееся с купленным мною печеньем. На такой немудреный, но вкусный завтрак мы набросились с жадностью, видимо, это так Москва влияет на людей. Она, тем временем, становилась все ближе и ближе. Мы подъезжали к вокзалу. Взяв свой громоздкий большой бордовый чемодан, который не помещался ни в какие багажные отсеки, и проклиная его размеры и тяжесть, я поплелась к выходу. Катин чемодан был поменьше, но в пропорции с ее ростом был не менее большим, и доставлял ей не меньшие неудобства, чем мой - мне. Тем не менее, мы не жаловались. Мы в предвкушении подъезжали к Москве.
- Ты знаешь, я так спать хочу, думаю сейчас доедем и сразу ляжем.
- Точно, я тоже с ног валюсь, всю неделю что-то плохо спала, какой-то нервяк непонятно с чего. Смешно даже, ведь днем так хотели взять с собой пива.
- Может, все-таки взять?
- Думаешь?
- Ну ладно, давай не будем...
- Не, давай возьмем, опять же, крепче спать будем.
Со взятия небольшой крепости пива и начался наш отпуск.
Плацкартный вагон поданного в три часа дополнительного поезда был забит кучей разномастного народа: таджики возились с горами картонных коробок, перевязанных киперной лентой (и что только они в них возят?), пытаясь запихнуть их куда-то повыше да подальше, провинциальные женщины держали наготове тапочки и леопардовые лосины, чтобы переодеться в них через полчаса, после открытия туалетов, а в соседних плацкартных "купе" уже разворачивали курицу и очищали от скорлупы вареные вкрутую яйца, запах которых разливался по вагону со скоростью выше звуковой.
Рядом же с нашими местами вообще было столпотворение, которое задержало даже юрких таджиков - взрослый седовласый финн с животиком и несколькими финнами помоложе по бокам давали указания двум молоденьким девушкам примерно нашего возраста. Исходя из того, что девушки понимающе кивали в ответ, мы сделали вывод, что они тоже финки. Догадка подтвердилась, когда поезд тронулся, все наконец заняли свои места, а девушки, оставшись одни, начали переговариваться и пытаться расположиться на моем месте. Чтобы окончательно убедиться в правильности своей теории, я начала рассказывать им об их ошибке по-русски. Девушки, явно не ожидавшие такого обращения, да и не понимающие его, было ушли в астрал, но я быстро вернула их к реальности парой английских фраз. Они недоверчиво посмотрели на меня, на билеты, и, недовольные таким развитием ситуации, освободили место, явственно не понимая, как же так вышло, что ни одна нижняя полка не окажется под их финским влиянием. Где-то с полчаса они внутренне терзались, скрывая свои переживания за легкой непринужденной беседой друг с другом, а потом все-таки подозвали седовласого мужчину - он знал небольшую часть русского языка, поэтому сумел выяснить у проводника, что никакой ошибки тут нет, и что нижних полок им не видать. Девушки немного расслабились, но своих верхних мест так и не покидали вплоть до приезда в Москву.
И не мудрено: в 4 часа утра все нормальные люди разлеглись спать, и даже кто-то, лежавший на нижней боковой полке у туалета, храпел, да так сильно, что жена его не выдержала, и, свесившись с полки сверху, ударила его подушкой по лицу и громко зашептала: "Миша, имей совесть!". Миша тут же отвернулся лицом к окну, поэтому уже было невозможно понять по его мимике, что же он все-таки сотворил с совестью.
А мы с Катей, наконец, решили открыть пиво. Здесь нужно сделать небольшое уточнение: до этого мы несколько месяцев толком не разговаривали, изредка и ненадолго встречаясь на занятиях английским языком. И вот, проведя в компании друг друга почти час, мы поняли, что без пива нам уже никак, оно - наше спасение: так пересохло в горле от непрекращающихся разговоров. Мысль о том, что неплохо бы поспать, понятное дело, энтузиазма больше не внушала. К ней мы вернулись уже где-то после Бологого, ближе к Твери, когда все напитки и силы закончились.
Пробуждение мое случилось чуть раньше будильника и подъезда к Москве. Я стянула свою ситцевую повязку для сна, без которой я последнее время как без рук, хотя, выросшая в городе с белыми ночами, вообще-то могла бы выработать привычку хотя бы дремать при свете, проснулась и подумала: да, спать хочется безумно, но ведь я в отпуске, я еду в незнакомые места, я столько всего увижу, как же я люблю все новое, как мне нравится спонтанность этой поездки в Италию, в общем, все эти мысли повлияли на меня похлеще самого крепкого кофе, и мне уже было не до сна.
Бодрость, находившаяся до этого в зимне-весенней спячке, наконец дала себе волю. Пока Катя медленно потягивалась, я уже пустилась во все утренние заботы: положила полосатое железнодорожное полотенце на плечо, схватила щетку и зубную пасту и направилась в санузел. Дверь в него была заперта, и я вежливо решила подождать рядом. Через пять минут ожидания я подумала, что раз поезд был сделан еще в советские времена, когда женщина была не женщина, а бой-баба, то, возможно туалет на самом деле открыт, просто толкать дверь нужно посильнее, понажимистее, как будто входишь в горящую избу, где твой ненаглядный конь остался и на дыбы встает, а выбраться у него без тебя никак не получится. Это не помогло. Я решила, что виною тому моя слабая женская натура, которая к тому же в спортзале месяц не была. В общем, тут нужна была опытная мужская хватка, поэтому прибегнуть я решила к помощи проводника. Оказалось, что и ему это не под силу, потому что все-таки внутри кто-то находился. Проводник пожал плечами и пошел дальше заниматься своими делами.
В этот момент его соратник, проходивший мимо минут 15 назад, и спрашивавший, не будет ли у меня чем разменять деньги, прошедший весь поезд с этим вопросом и возвращающийся все с той же крупной купюрой в руках, удивленно поднял бровь и спросил риторически: "А вы все еще стоите?!?". К этому моменту я уже изрядно проголодалась, поэтому проигнорировала его вопрос, изучая список того съестного, что можно приобрести в плацкартном вагоне. Долго и бессмысленно выбирая из трех вариантов печенья, я выяснила у проводника, что в наличии есть всего одна, последняя, пачка. Мысль о том, что ее могут перехватить, пока я чищу зубы, заставила меня покинуть уже насиженное караульное место и, в общем, естественно, пока я ходила за деньгами, туалет освободился и снова был занят. Зато я была при печенье. Я уже начинала раскладывать вещи на караульном месте, а Катя тем временем окончательно пробудилась и пошла сквозь многочисленные межвагонные двери в почти головной купейный вагон, где накануне вечером ей удалось обнаружить холодильник. В холодильнике стояло поставленное накануне ее заботливой рукой оптимально холодное деревенское козье молоко, идеально сочетавшееся с купленным мною печеньем. На такой немудреный, но вкусный завтрак мы набросились с жадностью, видимо, это так Москва влияет на людей. Она, тем временем, становилась все ближе и ближе. Мы подъезжали к вокзалу. Взяв свой громоздкий большой бордовый чемодан, который не помещался ни в какие багажные отсеки, и проклиная его размеры и тяжесть, я поплелась к выходу. Катин чемодан был поменьше, но в пропорции с ее ростом был не менее большим, и доставлял ей не меньшие неудобства, чем мой - мне. Тем не менее, мы не жаловались. Мы в предвкушении подъезжали к Москве.