Город
До окончания рабочего дня осталось 2 часа 30 минут
Я не умею писать о кланах, коммунах и об общественных явлениях с высоты птичьего полета. Так что ниже последует сублимация моих чувств ко всем жителям города, с кем мне доводилось дружить, ссориться, любить, восхищаться, жалеть, презирать, изложенная в стиле подражания современной архитектуре города.
Ночь. Город спит. Просыпается мафия
Уже лет десять меня преследует ощущение, что я живу в другом городе, не в своем. Такое впечатление, что какой-то злой декоратор с ужасным вкусом, каждую ночь, пока я сплю, разрушает мой город, преображая его в нечто невообразимое, чужое. И с ним, не покладая рук, работают такие же бездарные костюмеры, гримеры, сценаристы и постановщики.
В городе все равно живет джаз, ни смотря, ни на что. Наверное, негр в народном армянском костюме в роли швейцарца в ресторане в Москве- это не случайно.
Я обожаю ходить в клуб Малхаса, где каждый вечер играют отличные музыканты, а в полночь - Левон Малхасян. Папа ереванского джаза, разменявший седьмой десяток, с неизменной сигаретой, «Ноктюрном» Бабаджаняна, «Самбой для папы», отцовским обращением к своим музыкантам «ай, балам», крепким черным чаем в хрустальном стакане с подстаканником, хриплым голосом и чистой русской речью с теплым ереванским акцентом. Мой любимый «Ахтамар» согревает мне сердце, музыканты играют в экстазе, их счастье передается и мне. На стенах висят фотографии Монка (узнала благодаря одному человеку, помешанному на японских школьницах в белых гольфиках), Эллингтона, Паркера, Майлса Дэвиса. Огорчает, что нет Эванса. А вообще-то нет, радует: он моя тайна и мой козырь.
В этом клубе мне не нравится только то, что в перерывах между выступлениями музыкантов включают рекламу на большом проекторе и иногда угощают шоколадом с рекламой виагры, наклеенной на обратной стороне плитки. Так. Наклеенным текстом, а не таблетками. В начале даже есть страшно, такое впечатление, что шоколад с «экстрактом» и скоро за соседним столиком начнется оргия. В последний раз, за соседним столиком сидели два совсем молодых парня. Они все время говорили по телефону; им звонили мамы, и они врали голосом, срывающимся до фальцета, «лав эли мам, аси галисэм эли!» и продолжали сидеть. Наверное, им просто надо было завтра рассказать своим друзьям, где они провели вечер и сколько они там потратили папиных денег…
И я начинаю скучать по настоящим армянским аперо конца 80-ых, начало 90-ых, которые бескорыстно угощали всех красивых девушек в баре кофе, фруктами или пирожными; которые слушали Эл Джеро, Лайзу Стенсфилд, Армстронга, Барри Уайта, Бенсона, Рэя Чарльза; точно знали кто такие Битлы; хоть раз в жизни слышали Лестницу на небо и, даже может быть, Кашмир; помнили пару строк из Лермонтова или Пушкина. У меня есть опасения, что не многие из них преуспели в жизни. Одних загубили наркотики, других-денежная безнадега, неумение копить деньги и жить за счет других, кавказско-рыцарские представления о мужской дружбе, семье, женщинах. Не хочу вспоминать тех «аперо», которых девушки просто называли гандонами (именно в таком произношении, даже такие девушки как я, с подтаявшими в кармане витаминами). Они были ненастоящие «аперо», они кидали деньги у девушек, использовали девственниц и бросали их за это же, говорили что «ахчка хоскэ аснавани чи» и много такого же ужасного. Вот они преуспели, устроились на работу в милиции, в 4-ом и 6-ом отделах, стали депутатами, и, возможно, что это именно их сыновья сидят сейчас за соседним столиком…. Я просто счастлива, что не было в моей жизни ни одного такого ублюдка.
Но злые чары рассеиваются, когда музыканты возвращаются на сцену, перелистывают ноты, и решают, что будут играть.
А как это здорово выходить очень поздно из клуба на улицу Пушкина и попадать в чудесную ереванскую ночь. Сейчас почти все улицы опять освещены фонарями. Можно пешком пройтись до проспекта, почти безлюдного, очень широкого для Еревана и очень узкого для Москвы, спокойно сесть в первое попавшееся такси и, не опасаясь ничего, в целости и сохранности приехать домой.
Все в городе нашем перемешалось. Раньше в городе были кооперативные здания врачей, преподавателей политеха, журналистов, рабочих… Мы жили в здании врачей. Видимо поэтому я не помню сильного различия между жителями в их социальном статусе. Конечно, в здании жили не только врчаи. Например, соседи этажом выше. Муж был поваром, а жена - портнихой. Я часто бывала у них, днем, когда родители были на работе. Они меня водили в школу, когда у меня была вторая смена. Тетя Айкуш гладила мне форму и завязывала бантики. В детстве волосы у меня были почти прямые, мне делали пробор по середине и завязывали два хвостика. Они ели картошку, жареную на растительном подсолнечном масле. В детстве такую я ела только у них. Вкусно.
Теперь все не так. Я избегаю общения с соседями. Мне не нравится, что сейчас у большинства ереванцев на уме только одно: как бы завести выгодное знакомство, чего-нибудь урвать. Иногда мне кажется что мы- нация мелких мошенников и воришек. Было так стыдно, когда к нам в компанию с деловой поездкой приехал специалист из Петербурга: таксист взял с него 20000 драм за проезд из аэропорта до центра города, когда на самом деле это стоило почти в 10 раз дешевле.
Зато длинноволосых больше не бьют. Оральный секс и кунилингус не считается чем-то из ряда вон выходящим. Женщины все почти курят. Все что-то строят, рушат, достраивют, переделывают, вешают белье на центральных улицах. Появился новый разговорный стиль, который меня радражает: например раньше говорили «Пейпруш джан», а сейчас вместо имени просто «джан», «kyanq», «mrut», «qaxcr». Почти все сверстники моего сына уже отрастили круглые животики. Соблюдаются все свадебные обряды. 99 % населения отрывается под рабиз, даже на детских утренниках в школе, на днях рождений, в детских кафе. Работницы в супермаркетах не знают, что такое кофе с цикорием, и если он у них даже есть, то ни за что им не докажешь, что такой бывает. Жадность не знает границ. Цены на фрукты и овощи иногда повыше, чем в Лондоне, и не важно, что большая часть загнивает, все равно, не снизят ни на копейку. На базаре старички, еле стоящие на ногах, продают целлофановые пакеты, и в мороз, и в дождь и в палящую жару. Те же 99 % каждый год участвует в розыгрыше грин карты. В городе построили новые дороги, магистрали. Я вообще перестала ориентироваться. Узнаю только частично Комитас, Баграмян, проспект, площадь, монумент, Абовян, Сарьян, Туманян. Почти никто не ходит на музыку, нация плодит каратеистов.
Но несмотря ни на что, я еще встречаю людей, которые меня восхищают. Разного возраста. Мне нравятся совсем юные, с красивыми открытыми лицами, со странными армянскими именами и безумными идеями. Широкие лбы, выразительные глаза, матовая смуглая кожа, блестящие шелковые волосы. Я как-то познакомилась с такими…очаровательными братом и сестрой, звали их Цолак и Shogher (не напишу же я Шогер). Им было лет 17 и 14 лет.
Трогательно вспоминать, как они вели себя со мной как с равной, а потом, когда узнали, сколько мне лет, начали меня чаще обнимать и целовать, и все рассказывать. Знаю, насколько это глупо звучит, но это самые лучшие ребята, те которые любят свой город, любят свою страну, в отличии от меня - патриоты, и нет в их сердцах места разочарованию. Год спустя после нашей последней встречи я увидела их по телевизору. Они организовали ночное шествие 24 апреля. Выглядело это так: 30 молодых ребят в белых накидках, с зажженными свечами шли по улицам ночного города, выстроившись в аккуратный ряд, друг за другом. Такого антиобщественного шествия я нигде не встречала, зрелище было сюрреалистическое…
Я спросила своих «друзей» в «одноклассниках», которым доверяю, чего им не хватает…когда думают о старом Ереване. Что изменилось?
Мужчина, 48 лет. Интересный мужчина в полном расцвете сил. Был отличником в школе, но золотую медаль не получил из-за длинных волос и любви к рок музыке.
Я довольно-таки пессимистичен в этом вопросе
очень многое
нету никакой духовной жизни, что было характерно для нашей молодости, да и 15 лет тому назад было тоже не так плохо...
как говорится "Люди гибнут за металл"
женщины отдаются в основном за деньги-прямо или косвенно
мужчины предают за тот же металл старых друзей
Мальчики мечтают вырасти бритоголовыми идиотами
Девочки мечтают стать элитными проститутками
но не пиши об этом старому другу, если хочешь его опять увидеть здесь, тем более, если он тебе верит
Мужчина, 35 лет, в последний раз виделась с ним в 9 классе, на тех же самых ускоренных курсах, в Армпеде. Не любил Битлз, любил Роллинг Стоунз:
пишу первое, что пришло на ум,-запахи изменились, нет тех уютных запахов
а подумав скажу - исчезли ереванские дворы- в которых играли дети, взрослые- в нарды, делали вместе шашлыки, ругались, веселились, сплетничали. дети теперь все сидят за компами, а на месте беседок- гаражи
Мужчина, 36 лет. Врач. США, Vanilla Skies, California:
У меня не было ничего в Ереване - хотелось все, сейчас могу позволить все - но не хочу ничего.
А мне не хватает желтых автобусов и горы монеток за спиной водителя, куда все честно бросали деньги за проезд и никто не проверял; телефонных автоматов, по которым звонили даже за 10 копеек когда не было 2 и 1 копеечных; магазинов с пластинками; хачапури за 15 копеек; ящика с новогодними игрушками, завернутыми в газету и вату; плиток рот-фронт с начинкой из повидла и с крокодилом Геной на обертке; финского клубничного джема-желе в белом пластмассовом контейнере; вилки на веревке и “салфеток” из кальки в хлебном магазине, где хлеб лежал на деревянных полках; запаха масляной краски, которой мы красили в школе парты; спятившего старикана-воображаемого маньяка почти в каждом дворе, душившего детей в подвале и сдававшего их мясо на пирожки; соседки с первого этажа, у которой на подоконнике была дежурная кружка с водой для играющих во дворе детей; игры в тун-туник с немецкими куклами и аман-чаманом, с чхклэ-бац и чхклэ-пак (больше так не играют, я интересовалась); воздушных шаров, наполненных водой и летевших с верхних этажей; вардевора; кис-мяу на школьных вечеринках с поцелуем в щеку; белого танца; новогоднего карнавала с самодельными масками из разноцветной черной бархатной бумаги, костюмов мушкетеров, Зорро, цыганки Есении; ленинаканских белых тонких колготок за 3р15к; ВРЕМЯ в 10.00; всей семьи у телевизора по вечерам; мультфильма о смерти Грига; заставок в перерывах между передачами; дисковых телефонов на длинном проводе, параллельного телефона в своей комнате, телефонных трубок, которые можно было разбирать; маминых платьев и босоножек на платформе, которые я примеряла когда была дома одна; сумочки с бижутерией с разноцветными стеклянными камушками, которые мы надевали в беседке с подружками, перед воображаемым балом в 3 классе; записок (а не каких то там смс-ок) в школе во время уроков; флюрографии в школьном дворе и мальчиков с разными железными предметами в нагрудном кармане; соблазнительных пионервожатых; бибилиотеки в соседнем дворе, запаха старых книг, и всегда просроченной книжки дома, за которую обязательно попадет; чучела белочек во дворце пионеров; очереди в молочную лавку утром, в воскресенье, и пустых бутылок из-под молока в матерчатой сумке; сменной обуви в музыкальной школе; номерков в гардеробной; старых кинотеатров; коллекции мыла и шампуней; сигарет F6; бара в Советском; кафе Эфир, на втором этаже хлебного магазина у университета..... Это конечно типичные старперские мысли, и по таким детским воспоминаниям скучают жители и Парижа, и Берна, и Лондона, и Нью-Йорка, и Токио…хотя нет, японцы точно не скучают, они слишком продвинутые и тем не менее хранят все традиции...но я знаю в чем отличие...
Я знаю, что самое ужасное, и почему многие ереванцы чувствуют себя «обворованными», одинокими, и преданными, как жук в «Превращении» Кафки- Грегор Замза, обреченный на одиночество и непонимание, который изо дня в день наблюдает, как его комната пустеет, исчезает старый комод, стол, любимые картины, как зашивают шторы в его комнате, чтобы он не мог смотреть на улицу из своего окна…
Наш город захвачен как «город Мастеров» в детском фильме с горбуном Караколем. Розовый город, достигший своего расцвета в советские времена, с красивыми зданиями, ухоженными улицами, детскими садами, научными институтами, союзами художников, композиторов, архитекторов, писателей, музеями, кафе, ресторанами, театрами, кино, чайными, библиотеками, институтами, магазинами, рынками, чудесными жителями…он просто захвачен сворой мерзавцев. Люди города не изменились, просто у кого-то развязались руки, а мастеров связали и заткнули им рты. И я скучаю, по настоящему скучаю именно по старому городу Мастеров, потому что если от перечисленных выше детских воспоминаний у меня сладко щемит сердце, то от всего остального мне становится по-настоящему не по себе.
У меня было в Ереване почти все, чего я хотела, даже когда я не могла себе этого позволить, а сейчас у меня больше нет Еревана.
Я не умею писать о кланах, коммунах и об общественных явлениях с высоты птичьего полета. Так что ниже последует сублимация моих чувств ко всем жителям города, с кем мне доводилось дружить, ссориться, любить, восхищаться, жалеть, презирать, изложенная в стиле подражания современной архитектуре города.
Ночь. Город спит. Просыпается мафия
Уже лет десять меня преследует ощущение, что я живу в другом городе, не в своем. Такое впечатление, что какой-то злой декоратор с ужасным вкусом, каждую ночь, пока я сплю, разрушает мой город, преображая его в нечто невообразимое, чужое. И с ним, не покладая рук, работают такие же бездарные костюмеры, гримеры, сценаристы и постановщики.
В городе все равно живет джаз, ни смотря, ни на что. Наверное, негр в народном армянском костюме в роли швейцарца в ресторане в Москве- это не случайно.
Я обожаю ходить в клуб Малхаса, где каждый вечер играют отличные музыканты, а в полночь - Левон Малхасян. Папа ереванского джаза, разменявший седьмой десяток, с неизменной сигаретой, «Ноктюрном» Бабаджаняна, «Самбой для папы», отцовским обращением к своим музыкантам «ай, балам», крепким черным чаем в хрустальном стакане с подстаканником, хриплым голосом и чистой русской речью с теплым ереванским акцентом. Мой любимый «Ахтамар» согревает мне сердце, музыканты играют в экстазе, их счастье передается и мне. На стенах висят фотографии Монка (узнала благодаря одному человеку, помешанному на японских школьницах в белых гольфиках), Эллингтона, Паркера, Майлса Дэвиса. Огорчает, что нет Эванса. А вообще-то нет, радует: он моя тайна и мой козырь.
В этом клубе мне не нравится только то, что в перерывах между выступлениями музыкантов включают рекламу на большом проекторе и иногда угощают шоколадом с рекламой виагры, наклеенной на обратной стороне плитки. Так. Наклеенным текстом, а не таблетками. В начале даже есть страшно, такое впечатление, что шоколад с «экстрактом» и скоро за соседним столиком начнется оргия. В последний раз, за соседним столиком сидели два совсем молодых парня. Они все время говорили по телефону; им звонили мамы, и они врали голосом, срывающимся до фальцета, «лав эли мам, аси галисэм эли!» и продолжали сидеть. Наверное, им просто надо было завтра рассказать своим друзьям, где они провели вечер и сколько они там потратили папиных денег…
И я начинаю скучать по настоящим армянским аперо конца 80-ых, начало 90-ых, которые бескорыстно угощали всех красивых девушек в баре кофе, фруктами или пирожными; которые слушали Эл Джеро, Лайзу Стенсфилд, Армстронга, Барри Уайта, Бенсона, Рэя Чарльза; точно знали кто такие Битлы; хоть раз в жизни слышали Лестницу на небо и, даже может быть, Кашмир; помнили пару строк из Лермонтова или Пушкина. У меня есть опасения, что не многие из них преуспели в жизни. Одних загубили наркотики, других-денежная безнадега, неумение копить деньги и жить за счет других, кавказско-рыцарские представления о мужской дружбе, семье, женщинах. Не хочу вспоминать тех «аперо», которых девушки просто называли гандонами (именно в таком произношении, даже такие девушки как я, с подтаявшими в кармане витаминами). Они были ненастоящие «аперо», они кидали деньги у девушек, использовали девственниц и бросали их за это же, говорили что «ахчка хоскэ аснавани чи» и много такого же ужасного. Вот они преуспели, устроились на работу в милиции, в 4-ом и 6-ом отделах, стали депутатами, и, возможно, что это именно их сыновья сидят сейчас за соседним столиком…. Я просто счастлива, что не было в моей жизни ни одного такого ублюдка.
Но злые чары рассеиваются, когда музыканты возвращаются на сцену, перелистывают ноты, и решают, что будут играть.
А как это здорово выходить очень поздно из клуба на улицу Пушкина и попадать в чудесную ереванскую ночь. Сейчас почти все улицы опять освещены фонарями. Можно пешком пройтись до проспекта, почти безлюдного, очень широкого для Еревана и очень узкого для Москвы, спокойно сесть в первое попавшееся такси и, не опасаясь ничего, в целости и сохранности приехать домой.
Все в городе нашем перемешалось. Раньше в городе были кооперативные здания врачей, преподавателей политеха, журналистов, рабочих… Мы жили в здании врачей. Видимо поэтому я не помню сильного различия между жителями в их социальном статусе. Конечно, в здании жили не только врчаи. Например, соседи этажом выше. Муж был поваром, а жена - портнихой. Я часто бывала у них, днем, когда родители были на работе. Они меня водили в школу, когда у меня была вторая смена. Тетя Айкуш гладила мне форму и завязывала бантики. В детстве волосы у меня были почти прямые, мне делали пробор по середине и завязывали два хвостика. Они ели картошку, жареную на растительном подсолнечном масле. В детстве такую я ела только у них. Вкусно.
Теперь все не так. Я избегаю общения с соседями. Мне не нравится, что сейчас у большинства ереванцев на уме только одно: как бы завести выгодное знакомство, чего-нибудь урвать. Иногда мне кажется что мы- нация мелких мошенников и воришек. Было так стыдно, когда к нам в компанию с деловой поездкой приехал специалист из Петербурга: таксист взял с него 20000 драм за проезд из аэропорта до центра города, когда на самом деле это стоило почти в 10 раз дешевле.
Зато длинноволосых больше не бьют. Оральный секс и кунилингус не считается чем-то из ряда вон выходящим. Женщины все почти курят. Все что-то строят, рушат, достраивют, переделывают, вешают белье на центральных улицах. Появился новый разговорный стиль, который меня радражает: например раньше говорили «Пейпруш джан», а сейчас вместо имени просто «джан», «kyanq», «mrut», «qaxcr». Почти все сверстники моего сына уже отрастили круглые животики. Соблюдаются все свадебные обряды. 99 % населения отрывается под рабиз, даже на детских утренниках в школе, на днях рождений, в детских кафе. Работницы в супермаркетах не знают, что такое кофе с цикорием, и если он у них даже есть, то ни за что им не докажешь, что такой бывает. Жадность не знает границ. Цены на фрукты и овощи иногда повыше, чем в Лондоне, и не важно, что большая часть загнивает, все равно, не снизят ни на копейку. На базаре старички, еле стоящие на ногах, продают целлофановые пакеты, и в мороз, и в дождь и в палящую жару. Те же 99 % каждый год участвует в розыгрыше грин карты. В городе построили новые дороги, магистрали. Я вообще перестала ориентироваться. Узнаю только частично Комитас, Баграмян, проспект, площадь, монумент, Абовян, Сарьян, Туманян. Почти никто не ходит на музыку, нация плодит каратеистов.
Но несмотря ни на что, я еще встречаю людей, которые меня восхищают. Разного возраста. Мне нравятся совсем юные, с красивыми открытыми лицами, со странными армянскими именами и безумными идеями. Широкие лбы, выразительные глаза, матовая смуглая кожа, блестящие шелковые волосы. Я как-то познакомилась с такими…очаровательными братом и сестрой, звали их Цолак и Shogher (не напишу же я Шогер). Им было лет 17 и 14 лет.
Трогательно вспоминать, как они вели себя со мной как с равной, а потом, когда узнали, сколько мне лет, начали меня чаще обнимать и целовать, и все рассказывать. Знаю, насколько это глупо звучит, но это самые лучшие ребята, те которые любят свой город, любят свою страну, в отличии от меня - патриоты, и нет в их сердцах места разочарованию. Год спустя после нашей последней встречи я увидела их по телевизору. Они организовали ночное шествие 24 апреля. Выглядело это так: 30 молодых ребят в белых накидках, с зажженными свечами шли по улицам ночного города, выстроившись в аккуратный ряд, друг за другом. Такого антиобщественного шествия я нигде не встречала, зрелище было сюрреалистическое…
Я спросила своих «друзей» в «одноклассниках», которым доверяю, чего им не хватает…когда думают о старом Ереване. Что изменилось?
Мужчина, 48 лет. Интересный мужчина в полном расцвете сил. Был отличником в школе, но золотую медаль не получил из-за длинных волос и любви к рок музыке.
Я довольно-таки пессимистичен в этом вопросе
очень многое
нету никакой духовной жизни, что было характерно для нашей молодости, да и 15 лет тому назад было тоже не так плохо...
как говорится "Люди гибнут за металл"
женщины отдаются в основном за деньги-прямо или косвенно
мужчины предают за тот же металл старых друзей
Мальчики мечтают вырасти бритоголовыми идиотами
Девочки мечтают стать элитными проститутками
но не пиши об этом старому другу, если хочешь его опять увидеть здесь, тем более, если он тебе верит
Мужчина, 35 лет, в последний раз виделась с ним в 9 классе, на тех же самых ускоренных курсах, в Армпеде. Не любил Битлз, любил Роллинг Стоунз:
пишу первое, что пришло на ум,-запахи изменились, нет тех уютных запахов
а подумав скажу - исчезли ереванские дворы- в которых играли дети, взрослые- в нарды, делали вместе шашлыки, ругались, веселились, сплетничали. дети теперь все сидят за компами, а на месте беседок- гаражи
Мужчина, 36 лет. Врач. США, Vanilla Skies, California:
У меня не было ничего в Ереване - хотелось все, сейчас могу позволить все - но не хочу ничего.
А мне не хватает желтых автобусов и горы монеток за спиной водителя, куда все честно бросали деньги за проезд и никто не проверял; телефонных автоматов, по которым звонили даже за 10 копеек когда не было 2 и 1 копеечных; магазинов с пластинками; хачапури за 15 копеек; ящика с новогодними игрушками, завернутыми в газету и вату; плиток рот-фронт с начинкой из повидла и с крокодилом Геной на обертке; финского клубничного джема-желе в белом пластмассовом контейнере; вилки на веревке и “салфеток” из кальки в хлебном магазине, где хлеб лежал на деревянных полках; запаха масляной краски, которой мы красили в школе парты; спятившего старикана-воображаемого маньяка почти в каждом дворе, душившего детей в подвале и сдававшего их мясо на пирожки; соседки с первого этажа, у которой на подоконнике была дежурная кружка с водой для играющих во дворе детей; игры в тун-туник с немецкими куклами и аман-чаманом, с чхклэ-бац и чхклэ-пак (больше так не играют, я интересовалась); воздушных шаров, наполненных водой и летевших с верхних этажей; вардевора; кис-мяу на школьных вечеринках с поцелуем в щеку; белого танца; новогоднего карнавала с самодельными масками из разноцветной черной бархатной бумаги, костюмов мушкетеров, Зорро, цыганки Есении; ленинаканских белых тонких колготок за 3р15к; ВРЕМЯ в 10.00; всей семьи у телевизора по вечерам; мультфильма о смерти Грига; заставок в перерывах между передачами; дисковых телефонов на длинном проводе, параллельного телефона в своей комнате, телефонных трубок, которые можно было разбирать; маминых платьев и босоножек на платформе, которые я примеряла когда была дома одна; сумочки с бижутерией с разноцветными стеклянными камушками, которые мы надевали в беседке с подружками, перед воображаемым балом в 3 классе; записок (а не каких то там смс-ок) в школе во время уроков; флюрографии в школьном дворе и мальчиков с разными железными предметами в нагрудном кармане; соблазнительных пионервожатых; бибилиотеки в соседнем дворе, запаха старых книг, и всегда просроченной книжки дома, за которую обязательно попадет; чучела белочек во дворце пионеров; очереди в молочную лавку утром, в воскресенье, и пустых бутылок из-под молока в матерчатой сумке; сменной обуви в музыкальной школе; номерков в гардеробной; старых кинотеатров; коллекции мыла и шампуней; сигарет F6; бара в Советском; кафе Эфир, на втором этаже хлебного магазина у университета..... Это конечно типичные старперские мысли, и по таким детским воспоминаниям скучают жители и Парижа, и Берна, и Лондона, и Нью-Йорка, и Токио…хотя нет, японцы точно не скучают, они слишком продвинутые и тем не менее хранят все традиции...но я знаю в чем отличие...
Я знаю, что самое ужасное, и почему многие ереванцы чувствуют себя «обворованными», одинокими, и преданными, как жук в «Превращении» Кафки- Грегор Замза, обреченный на одиночество и непонимание, который изо дня в день наблюдает, как его комната пустеет, исчезает старый комод, стол, любимые картины, как зашивают шторы в его комнате, чтобы он не мог смотреть на улицу из своего окна…
Наш город захвачен как «город Мастеров» в детском фильме с горбуном Караколем. Розовый город, достигший своего расцвета в советские времена, с красивыми зданиями, ухоженными улицами, детскими садами, научными институтами, союзами художников, композиторов, архитекторов, писателей, музеями, кафе, ресторанами, театрами, кино, чайными, библиотеками, институтами, магазинами, рынками, чудесными жителями…он просто захвачен сворой мерзавцев. Люди города не изменились, просто у кого-то развязались руки, а мастеров связали и заткнули им рты. И я скучаю, по настоящему скучаю именно по старому городу Мастеров, потому что если от перечисленных выше детских воспоминаний у меня сладко щемит сердце, то от всего остального мне становится по-настоящему не по себе.
У меня было в Ереване почти все, чего я хотела, даже когда я не могла себе этого позволить, а сейчас у меня больше нет Еревана.