Павел Чечёткин
Великая суббота
Пока Иуда вешался,
А Каиафа тешился,
Всем было нелегко.
И даже у Медведицы,
Что над землёю светится,
Закисло молоко.
А под большими лапами
С дитёхами да бабами,
С отцы и праотцы,
Оцепленные конницей,
Евреи шли скоромиться
На кислый дух мацы.
Укрыт своей палатою,
С женою бесноватою
Устало спорил царь.
А голова Предтечева
На страх велевшим сечь её
Светилась, как фонарь.
Не то перед когортою,
Не то собачьей мордою,
Рукой покрыв глаза,
Ныл прокуратор ссученный,
В последнем, странном случае
Де-факто бывший «за».
А перед стражей зоркою,
Гранитной вдавлен коркою
В песок и бурозём,
Считал мертвец мгновения,
Чтобы прорасти из тления
И всех простить за всё
Пока Иуда вешался,
А Каиафа тешился,
Всем было нелегко.
И даже у Медведицы,
Что над землёю светится,
Закисло молоко.
А под большими лапами
С дитёхами да бабами,
С отцы и праотцы,
Оцепленные конницей,
Евреи шли скоромиться
На кислый дух мацы.
Укрыт своей палатою,
С женою бесноватою
Устало спорил царь.
А голова Предтечева
На страх велевшим сечь её
Светилась, как фонарь.
Не то перед когортою,
Не то собачьей мордою,
Рукой покрыв глаза,
Ныл прокуратор ссученный,
В последнем, странном случае
Де-факто бывший «за».
А перед стражей зоркою,
Гранитной вдавлен коркою
В песок и бурозём,
Считал мертвец мгновения,
Чтобы прорасти из тления
И всех простить за всё