Сергей Гандлевский
Картина мира...
Картина мира,
милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со
Сталиным на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан кастрирует козла
во весь экран; агукая, играючи, шутя, мать пестует щекастое дитя.
Сдается мне, согражданам не лень усердствовать. В трудах проходит день, а
к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как некий виноград.
Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писателю. Писатель (он поэт),
несносных наблюдений виртуоз, сквозь окна видит бледный лес берез,
вникая в смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде бы пустяк по
имени хандра, и во врачах нет надобности, но и в мелочах видна утечка
жизни. Невзначай он адрес свой забудет или чай на рукопись прольет, то
вообще купает галстук бархатный в борще. Смех да и только. Выпал первый
снег. На улице какой-то человек, срывая голос, битых два часа отчитывал
нашкодившего пса.
Писатель принимается писать. Давно ль он умудрился променять объем на
вакуум, проточный звук на паузу? Жизнь валится из рук безделкою,
безделицею в щель, внезапно перейдя в разряд вещей еще душемутительных,
уже музейных, как-то: баночка драже с истекшим сроком годности, альбом
колониальных марок в голубом налете пыли, шелковый шнурок...
В романе Достоевского "Игрок" описан странный случай. Гувернер влюбился
не на шутку, но позор безденежья преследует его. Добро бы лишь его, но
существо небесное, предмет любви - и та наделала долгов. О, нищета!
Спасая положенье, наш герой сперва, как Германн, вчуже за игрой в
рулетку наблюдал, но вот и он выигрывает сдуру миллион. Итак, женитьба? -
Дудки! Грозный пыл объемлет бедолагу. Он забыл про барышню, ему
предрешено в испарине толкаться в казино. Лишения, долги, потом тюрьма.
"Ужели я тогда сошел с ума?" - себя и опечаленных друзей резонно
вопрошает Алексей Иванович. А на кого пенять?
Давно ль мы умудрились променять простосердечье, женскую любовь на эти
пять похабных рифм: свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь
поэт включает за полночь настольный свет, по комнате описывает круг.
Тошнехонько и нужен верный друг. Таким была бы проза. Дай-то Бог. На
весь поселок брешет кабыздох. Поэт глядит в холодное окно. Гармония, как
это ни смешно, вот цель его, точнее, идеал. Что выиграл он, что он
проиграл? Но это разве в картах и лото есть выигрыш и проигрыш. Ни то
изящные материи, ни се. Скорее розыгрыш. И это все? Еще не все. Ценить
свою беду, найти вверху любимую звезду, испарину труда стереть со лба и
сообщить кому-то: "Не судьба".
Картина мира,
милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со
Сталиным на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан кастрирует козла
во весь экран; агукая, играючи, шутя, мать пестует щекастое дитя.
Сдается мне, согражданам не лень усердствовать. В трудах проходит день, а
к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как некий виноград.
Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писателю. Писатель (он поэт),
несносных наблюдений виртуоз, сквозь окна видит бледный лес берез,
вникая в смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде бы пустяк по
имени хандра, и во врачах нет надобности, но и в мелочах видна утечка
жизни. Невзначай он адрес свой забудет или чай на рукопись прольет, то
вообще купает галстук бархатный в борще. Смех да и только. Выпал первый
снег. На улице какой-то человек, срывая голос, битых два часа отчитывал
нашкодившего пса.
Писатель принимается писать. Давно ль он умудрился променять объем на
вакуум, проточный звук на паузу? Жизнь валится из рук безделкою,
безделицею в щель, внезапно перейдя в разряд вещей еще душемутительных,
уже музейных, как-то: баночка драже с истекшим сроком годности, альбом
колониальных марок в голубом налете пыли, шелковый шнурок...
В романе Достоевского "Игрок" описан странный случай. Гувернер влюбился
не на шутку, но позор безденежья преследует его. Добро бы лишь его, но
существо небесное, предмет любви - и та наделала долгов. О, нищета!
Спасая положенье, наш герой сперва, как Германн, вчуже за игрой в
рулетку наблюдал, но вот и он выигрывает сдуру миллион. Итак, женитьба? -
Дудки! Грозный пыл объемлет бедолагу. Он забыл про барышню, ему
предрешено в испарине толкаться в казино. Лишения, долги, потом тюрьма.
"Ужели я тогда сошел с ума?" - себя и опечаленных друзей резонно
вопрошает Алексей Иванович. А на кого пенять?
Давно ль мы умудрились променять простосердечье, женскую любовь на эти
пять похабных рифм: свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь
поэт включает за полночь настольный свет, по комнате описывает круг.
Тошнехонько и нужен верный друг. Таким была бы проза. Дай-то Бог. На
весь поселок брешет кабыздох. Поэт глядит в холодное окно. Гармония, как
это ни смешно, вот цель его, точнее, идеал. Что выиграл он, что он
проиграл? Но это разве в картах и лото есть выигрыш и проигрыш. Ни то
изящные материи, ни се. Скорее розыгрыш. И это все? Еще не все. Ценить
свою беду, найти вверху любимую звезду, испарину труда стереть со лба и
сообщить кому-то: "Не судьба".