Война. Начало.
...
В конце мая 1941 года группе летчиков капитана Владимирова было приказано перегнать 29 новых истребителей в Прибалтику. ЛаГГ-3 имел много принципиально новых отличий от истребителя И-16: приборное оборудование, новые тормоза, усиленная механизация крыла (щитки), новый двигатель М-105, увеличенный взлетный вес из-за более мощного вооружения и запаса бензина.
Перелет был завершен успешно. Новые истребители ЛаГГ-3 получили летчики ИАП в Шауляе и Либаве (Лиепая). ЛаГГ-3 были переданы 148-му ИАП майора Зайцева, а прибывшие летчики 16-го ИАП перешли в 239-й полк, где были, в основном, истребители И-16. На всем маршруте летчики видели аэродромы, на которых красивыми ровными рядами стояли не замаскированные, не рассредоточенные, не укрытые истребители, разведчики, бомбардировщики. «Бей - не хочу!»
Над аэродромом базирования советских самолетов постоянно появлялись то разведчики Хенкель-111, то Юнкерс 88, то корректировщик «Рама» Хенкель-179. Иногда взлетало дежурное звено наших истребителей с приглашением зайти на посадку в гости, но любопытные «немцы» быстро исчезали. Приказ «не поддаваться на провокации» изрядно трепал нервы истребителям.
22 июня
Здоровый сон молодого парня внезапно был прерван невероятным громом. Мгновенно проснувшийся Александр в первые секунды был растерян: «то ли земля разверзлась, то ли небо раскололось!» Машинально глянул на часы - 3 часа 15 минут.
Сознание быстро сработало: «Война!»
, а сам летчик уже вскочил, успев схватить по привычке пистолет, лежащий на тумбочке. Мелькнула во входной брезентовой двери спина Денисова. Страшный грохот, яркие вспышки взрывов, огненное зарево создавали иллюзию чего-то фантастического, ужасного. Но уши привычно определили звуки работающих моторов немецких самолетов. Земля дрожит, за палаткой слышны возгласы, ругань, у санитарной палатки женский громкий надрывный протяжный крик. Первая мысль, что напали на лагерь местные фашиствующие латышские группы. За палаткой Александр догнал Ивана Денисова, бежавшего в трусах: «Нас бомбят!»
Июньский ранний рассвет, на востоке робко разгорается заря. Все бегут в сторону леса, кричат что-то непонятное, слышится матерная ругань. Горят склады, постоянно выбрасывая вверх пламя взрывающихся снарядов, бензохранилища, стоянки самолетов на той стороне поля. С сухим треском рвутся бомбы, падающие с неба. Впечатление, что земля раскалывается. Саша хотел вернуться в палатку за одеждой, но Иван рванул его: «В лес! Снова заходят!»
«Бегу, сколько прыти и воздуха в легких хватает. Споткнулся о корень сосны, упал, а остальные бегут дальше в лес. Начался раздирающий уши свист с каким-то ревом, гулом. Сильно грохнуло позади, вспыхнуло ослепляющее зарево, все попадали на землю. Я уткнулся головой куда-то под корень, прикрыл ее руками. Ухают тяжелые авиабомбы, кажется, что земля лопается и уходит из-под меня. Стал различать треск пулеметных очередей, шум осколков, со свистом пронизывающих кроны деревьев, легкие жадно хватают горько-прелый воздух.
И нарастающий гул самолетов с завыванием, на спине шевелится даже кожа. Одна мысль: «Когда же кончится этот страшный огненный ад!».
Гул самолетов стал удаляться, оставив после себя многочисленные очаги пожаров. Тишина пронзительная! Слышен тихий шепот успокаивающейся листвы. Люди поднимаются. Всем понятно, что произошло самое страшное, всех ждет борьба и смерть, а их родственников горе. Это уже не провокация, а война. Люди избегают смотреть друг другу в глаза: «Мы ждали нападения немцев, но чтобы вот так, жестоко, внезапно…».
Все возвращаются к палаткам, переговариваются. Общее состояние угнетающее. Многие выбежали из палаток после сна, не успев одеться. Земля изрыта глубокими воронками, дым, гарь. Нет ни палаток, ни санчасти. Кажется, что весь лагерь поднят на деревья, на покалеченных ветвях висят куски брезента с кольями и обрывками веревок, вещи из чемоданов: кальсоны, рубашки, штаны. Утешает, что мало убитых, но многие ранены, контужены.
Возник комиссар Зуб: «Все к самолетам!». Кинулись выполнять первую внятную команду.
Майор Зайцев приказал летчикам 148-го полка взлетать и бить немцев. Это был боевой полк первой линии, оснащенный новыми самолетами ЛаГГ-3. В боях первого дня войны летчики понесли боевые потери. При защите морского порта Либавы в бою погиб командир авиаэскадрильи капитан Головачев, во главе своей группы из 6 самолетов смело вступив в бой с 20-ю немецкими самолетами, нанеся им ощутимый урон.
Все видели этот бой с земли. Еще в наборе группа Головачева подожгла трех Мессеров и, дерзко врезавшись в стаю Юнкерсов, сбила три «бомбовоза», заставив в панике высыпать бомбы в море. Немцы очухались и сворой из 8 истребителей отсекли нашего летчика от группы. Завязался ожесточенный бой. Головачев сумел на вертикали сбить еще одного М-109, но сам героически погиб. Задымили наши три истребителя. Оставшаяся пара ЛаГГ-3-х дралась до конца, сбив еще трех Мессеров.
После 13.00 летчики постоянно взлетали и били фашистов. Немцы уже к 6-ти вечера поняли, что внезапность и безнаказанность их нападения закончилась. Русские «запрягли» свою волю и ярость. Группы Юнкерсов стали прикрываться Мессерами-109.
Не закончивший формирование 239-й полк нес потери на земле, сгорели несколько самолетов, убитыми и ранеными потеряли 15 человек. Но летчики приступили к боевому дежурству.
Так прошла половина первого дня войны на аэродроме Либава, в бессильном скрежетании зубами от ярости и обиды за беспомощность.
Наконец во второй половине дня 22-го июня поступила четкая команда «приступить к активным боевым действиям». И наши соколы ринулись в схватки: защищали порт и город Либаву, прикрывали воинские эшелоны, дерзко встречали немцев еще в море и связывали боем, не считаясь с численным превосходством врага. Обе стороны несли потери. Немцы были с боевым опытом, а наши летчики только приступили к боям.
Немцы во второй половине 22-го перенесли свои боевые действия в глубину советской территории. Летчики 148-го и 239-го полков в середине дня вынуждены были прикрывать только свой аэродром и Либаву.
Либава готовилась к обороне. Пришло известие, что семьи советских летчиков грузятся в эшелоны. Это немного успокоило «семейных». Александр порадовался, что Дуняша не успела приехать к нему в Либаву.
Вернулась из боя группа командира 1-й АЭ Мальцева и сообщила о приближении к городу большой армады Юнкерсов. В 14.00 22-го июня Александр вылетел в группе капитана Гущина на перехват немецких самолетов.
Вернувшись из своего первого боя, Александр узнал, что пришел приказ готовиться полкам к перелету в Ригу. При следующем вылете на прикрытие командир полка А.И. Курочкин приказал взять с собой необходимые вещи. Саша взял с собой только карабин, фото Дуняши, летная книжка осталась на квартире.
После взлета звено лейтенанта И.П. Денисова из 3-х ЛаГГ-3 встретила на высоте 1000 метров группу немцев в 30 самолетов.
«Впервые я встретил противника лицом к лицу и горел желанием ударить по Юнкерсам, но вылетевший следом капитан Гущин со своими 6-ю самолетами пошел на сближение, а нам приказал прикрывать его от 109-х. Гущин в первые же секунды сбил ведущего, затем - задымил второй Юнкерс и пошел со снижением в море. Немцы стали беспорядочно сбрасывать бомбы и уходить в сторону.
Пора возвращаться. На подходе к аэродрому мы встретились с группой М-109-х и так дерзко их атаковали, открыв огонь с большой дистанции, что они тут же отвалили. Через 20 минут мы сели в Риге. Вот так закончился мой первый бой в первый день войны».
Летчиков разместили на каком-то «кулацком» хуторе. На душистом сене, застеленном чистыми простынями, уставших до предела людей моментально сморил сон. Но часа через два летчики уже бодрствовали, а техсостав совсем не спал, готовили самолеты к тяжелым боям. В 2.00 ночью сообщили, что колонна с семьями благополучно уходит от немцев.
23-го - вылет на прикрытие аэродрома, штабов, сопровождение эшелонов с военной техникой, оборудованием заводов, с семьями военнослужащих.
24-го - прикрытие железной дороги на Двинск. Бой с группой Юнкерсов в количестве примерно 40 самолетов и М-109-ми. «Нас атаковали М-109-е. Их так много, что невозможно сосчитать. Верчусь, кручусь, веду бой на вертикали. Радио нет, нельзя предупредить боевого друга. Иногда в смертельной карусели замечаю своих. Деремся, стиснув зубы, и с боем отходим на восток. Я веду свой второй бой с немцами. Все так неясно, так сложно, а главное - все мы деремся в одиночку с врагом, не прикрываем друг друга. Это наша военная тактическая безграмотность. Вот и мои пулеметы замолчали, стало как-то не по себе. Когда патроны есть, то чувствуешь силу своего грозного оружия. А выходить из боя нельзя, тут же собьют. Остервенело атакую, готов идти на таран, но враг опытный. При выходе из боевого разворота мой мотор зачихал, затрясся и «сдох».
Александр бросил самолет в крутое «пике» на высоте 1500 метров и понесся к земле. Надо выводить как можно ближе к земле, иначе ты - легкая мишень. На выводе из «пике» от перегрузки в глазах потемнело.
Самолет несется на высоте метров 30-50 по какой-то аллее среди деревьев, постепенно теряя скорость. Впереди стог сена, успел отвернуть, скорость уже минимальная, можно садиться. На посадке сильно бросило на лобовую панель. Сел. Тихо. Видит, что бегут какие-то люди. Быстро вылез из кабины, притаился за самолетом, но услышал голоса с характерными русскими матерками: «Свои!» Это была команда наших саперов, на нескольких машинах вывозившая оборудование и ценности на восток.
Саперы подбросили Александра до аэродрома. В пути автоколонна часто попадала под бомбежки. Один раз пулеметная очередь прошла впереди Александра очень близко, обозначая свою смерть маленькими фонтанчиками возле головы. Надо добираться до Москвы, чтобы прибыть в свой полк. Повезло, в Москву вылетал Р-5-й, после долгих уговоров ст. лейтенант взял Сашу и через 4 часа они произвели посадку на подмосковном аэродроме Теплый Стан.
Из дневника Кострыкина А. В., ветерана Великой Отечественной Войны, летчика-истребителя, командира корабля гражданской авиации.
В конце мая 1941 года группе летчиков капитана Владимирова было приказано перегнать 29 новых истребителей в Прибалтику. ЛаГГ-3 имел много принципиально новых отличий от истребителя И-16: приборное оборудование, новые тормоза, усиленная механизация крыла (щитки), новый двигатель М-105, увеличенный взлетный вес из-за более мощного вооружения и запаса бензина.
Перелет был завершен успешно. Новые истребители ЛаГГ-3 получили летчики ИАП в Шауляе и Либаве (Лиепая). ЛаГГ-3 были переданы 148-му ИАП майора Зайцева, а прибывшие летчики 16-го ИАП перешли в 239-й полк, где были, в основном, истребители И-16. На всем маршруте летчики видели аэродромы, на которых красивыми ровными рядами стояли не замаскированные, не рассредоточенные, не укрытые истребители, разведчики, бомбардировщики. «Бей - не хочу!»
Над аэродромом базирования советских самолетов постоянно появлялись то разведчики Хенкель-111, то Юнкерс 88, то корректировщик «Рама» Хенкель-179. Иногда взлетало дежурное звено наших истребителей с приглашением зайти на посадку в гости, но любопытные «немцы» быстро исчезали. Приказ «не поддаваться на провокации» изрядно трепал нервы истребителям.
22 июня
Здоровый сон молодого парня внезапно был прерван невероятным громом. Мгновенно проснувшийся Александр в первые секунды был растерян: «то ли земля разверзлась, то ли небо раскололось!» Машинально глянул на часы - 3 часа 15 минут.
Сознание быстро сработало: «Война!»
, а сам летчик уже вскочил, успев схватить по привычке пистолет, лежащий на тумбочке. Мелькнула во входной брезентовой двери спина Денисова. Страшный грохот, яркие вспышки взрывов, огненное зарево создавали иллюзию чего-то фантастического, ужасного. Но уши привычно определили звуки работающих моторов немецких самолетов. Земля дрожит, за палаткой слышны возгласы, ругань, у санитарной палатки женский громкий надрывный протяжный крик. Первая мысль, что напали на лагерь местные фашиствующие латышские группы. За палаткой Александр догнал Ивана Денисова, бежавшего в трусах: «Нас бомбят!»
Июньский ранний рассвет, на востоке робко разгорается заря. Все бегут в сторону леса, кричат что-то непонятное, слышится матерная ругань. Горят склады, постоянно выбрасывая вверх пламя взрывающихся снарядов, бензохранилища, стоянки самолетов на той стороне поля. С сухим треском рвутся бомбы, падающие с неба. Впечатление, что земля раскалывается. Саша хотел вернуться в палатку за одеждой, но Иван рванул его: «В лес! Снова заходят!»
«Бегу, сколько прыти и воздуха в легких хватает. Споткнулся о корень сосны, упал, а остальные бегут дальше в лес. Начался раздирающий уши свист с каким-то ревом, гулом. Сильно грохнуло позади, вспыхнуло ослепляющее зарево, все попадали на землю. Я уткнулся головой куда-то под корень, прикрыл ее руками. Ухают тяжелые авиабомбы, кажется, что земля лопается и уходит из-под меня. Стал различать треск пулеметных очередей, шум осколков, со свистом пронизывающих кроны деревьев, легкие жадно хватают горько-прелый воздух.
И нарастающий гул самолетов с завыванием, на спине шевелится даже кожа. Одна мысль: «Когда же кончится этот страшный огненный ад!».
Гул самолетов стал удаляться, оставив после себя многочисленные очаги пожаров. Тишина пронзительная! Слышен тихий шепот успокаивающейся листвы. Люди поднимаются. Всем понятно, что произошло самое страшное, всех ждет борьба и смерть, а их родственников горе. Это уже не провокация, а война. Люди избегают смотреть друг другу в глаза: «Мы ждали нападения немцев, но чтобы вот так, жестоко, внезапно…».
Все возвращаются к палаткам, переговариваются. Общее состояние угнетающее. Многие выбежали из палаток после сна, не успев одеться. Земля изрыта глубокими воронками, дым, гарь. Нет ни палаток, ни санчасти. Кажется, что весь лагерь поднят на деревья, на покалеченных ветвях висят куски брезента с кольями и обрывками веревок, вещи из чемоданов: кальсоны, рубашки, штаны. Утешает, что мало убитых, но многие ранены, контужены.
Возник комиссар Зуб: «Все к самолетам!». Кинулись выполнять первую внятную команду.
Майор Зайцев приказал летчикам 148-го полка взлетать и бить немцев. Это был боевой полк первой линии, оснащенный новыми самолетами ЛаГГ-3. В боях первого дня войны летчики понесли боевые потери. При защите морского порта Либавы в бою погиб командир авиаэскадрильи капитан Головачев, во главе своей группы из 6 самолетов смело вступив в бой с 20-ю немецкими самолетами, нанеся им ощутимый урон.
Все видели этот бой с земли. Еще в наборе группа Головачева подожгла трех Мессеров и, дерзко врезавшись в стаю Юнкерсов, сбила три «бомбовоза», заставив в панике высыпать бомбы в море. Немцы очухались и сворой из 8 истребителей отсекли нашего летчика от группы. Завязался ожесточенный бой. Головачев сумел на вертикали сбить еще одного М-109, но сам героически погиб. Задымили наши три истребителя. Оставшаяся пара ЛаГГ-3-х дралась до конца, сбив еще трех Мессеров.
После 13.00 летчики постоянно взлетали и били фашистов. Немцы уже к 6-ти вечера поняли, что внезапность и безнаказанность их нападения закончилась. Русские «запрягли» свою волю и ярость. Группы Юнкерсов стали прикрываться Мессерами-109.
Не закончивший формирование 239-й полк нес потери на земле, сгорели несколько самолетов, убитыми и ранеными потеряли 15 человек. Но летчики приступили к боевому дежурству.
Так прошла половина первого дня войны на аэродроме Либава, в бессильном скрежетании зубами от ярости и обиды за беспомощность.
Наконец во второй половине дня 22-го июня поступила четкая команда «приступить к активным боевым действиям». И наши соколы ринулись в схватки: защищали порт и город Либаву, прикрывали воинские эшелоны, дерзко встречали немцев еще в море и связывали боем, не считаясь с численным превосходством врага. Обе стороны несли потери. Немцы были с боевым опытом, а наши летчики только приступили к боям.
Немцы во второй половине 22-го перенесли свои боевые действия в глубину советской территории. Летчики 148-го и 239-го полков в середине дня вынуждены были прикрывать только свой аэродром и Либаву.
Либава готовилась к обороне. Пришло известие, что семьи советских летчиков грузятся в эшелоны. Это немного успокоило «семейных». Александр порадовался, что Дуняша не успела приехать к нему в Либаву.
Вернулась из боя группа командира 1-й АЭ Мальцева и сообщила о приближении к городу большой армады Юнкерсов. В 14.00 22-го июня Александр вылетел в группе капитана Гущина на перехват немецких самолетов.
Вернувшись из своего первого боя, Александр узнал, что пришел приказ готовиться полкам к перелету в Ригу. При следующем вылете на прикрытие командир полка А.И. Курочкин приказал взять с собой необходимые вещи. Саша взял с собой только карабин, фото Дуняши, летная книжка осталась на квартире.
После взлета звено лейтенанта И.П. Денисова из 3-х ЛаГГ-3 встретила на высоте 1000 метров группу немцев в 30 самолетов.
«Впервые я встретил противника лицом к лицу и горел желанием ударить по Юнкерсам, но вылетевший следом капитан Гущин со своими 6-ю самолетами пошел на сближение, а нам приказал прикрывать его от 109-х. Гущин в первые же секунды сбил ведущего, затем - задымил второй Юнкерс и пошел со снижением в море. Немцы стали беспорядочно сбрасывать бомбы и уходить в сторону.
Пора возвращаться. На подходе к аэродрому мы встретились с группой М-109-х и так дерзко их атаковали, открыв огонь с большой дистанции, что они тут же отвалили. Через 20 минут мы сели в Риге. Вот так закончился мой первый бой в первый день войны».
Летчиков разместили на каком-то «кулацком» хуторе. На душистом сене, застеленном чистыми простынями, уставших до предела людей моментально сморил сон. Но часа через два летчики уже бодрствовали, а техсостав совсем не спал, готовили самолеты к тяжелым боям. В 2.00 ночью сообщили, что колонна с семьями благополучно уходит от немцев.
23-го - вылет на прикрытие аэродрома, штабов, сопровождение эшелонов с военной техникой, оборудованием заводов, с семьями военнослужащих.
24-го - прикрытие железной дороги на Двинск. Бой с группой Юнкерсов в количестве примерно 40 самолетов и М-109-ми. «Нас атаковали М-109-е. Их так много, что невозможно сосчитать. Верчусь, кручусь, веду бой на вертикали. Радио нет, нельзя предупредить боевого друга. Иногда в смертельной карусели замечаю своих. Деремся, стиснув зубы, и с боем отходим на восток. Я веду свой второй бой с немцами. Все так неясно, так сложно, а главное - все мы деремся в одиночку с врагом, не прикрываем друг друга. Это наша военная тактическая безграмотность. Вот и мои пулеметы замолчали, стало как-то не по себе. Когда патроны есть, то чувствуешь силу своего грозного оружия. А выходить из боя нельзя, тут же собьют. Остервенело атакую, готов идти на таран, но враг опытный. При выходе из боевого разворота мой мотор зачихал, затрясся и «сдох».
Александр бросил самолет в крутое «пике» на высоте 1500 метров и понесся к земле. Надо выводить как можно ближе к земле, иначе ты - легкая мишень. На выводе из «пике» от перегрузки в глазах потемнело.
Самолет несется на высоте метров 30-50 по какой-то аллее среди деревьев, постепенно теряя скорость. Впереди стог сена, успел отвернуть, скорость уже минимальная, можно садиться. На посадке сильно бросило на лобовую панель. Сел. Тихо. Видит, что бегут какие-то люди. Быстро вылез из кабины, притаился за самолетом, но услышал голоса с характерными русскими матерками: «Свои!» Это была команда наших саперов, на нескольких машинах вывозившая оборудование и ценности на восток.
Саперы подбросили Александра до аэродрома. В пути автоколонна часто попадала под бомбежки. Один раз пулеметная очередь прошла впереди Александра очень близко, обозначая свою смерть маленькими фонтанчиками возле головы. Надо добираться до Москвы, чтобы прибыть в свой полк. Повезло, в Москву вылетал Р-5-й, после долгих уговоров ст. лейтенант взял Сашу и через 4 часа они произвели посадку на подмосковном аэродроме Теплый Стан.
Из дневника Кострыкина А. В., ветерана Великой Отечественной Войны, летчика-истребителя, командира корабля гражданской авиации.