we are young, we are happy
Жизнь катится колесом. Вверх - вниз. По ухабам - по кочкам. Вверх - вниз. Вверх...
Я объявила весну и хожу в тоненьком пальто. Мама говорила, что когда наперекор, то это молодость и что я простужусь. Я ей верю.
- Давай займемся сексом? Да, смотрела. Впечатления? Знаешь, неоднозначные. Мне бы найти те места, куда Виктюк ходит охотится на свои символы. Прицеливается и, метко, в самую сердцевину. Не многим режиссерам я прощаю мат со сцены. Это право надо оправдать.
В пятницу мелкая изморось роилась вокруг спелых фонарей, поблескивая крыльями. В очереди озябло поеживались, переступали с ноги на ногу, потирали замерзшие ладони, дышали паром и много курили. Вечерний туман, смешивался с сигаретным дымом, обрывками чужих фраз и моих собственных мыслей и клубился в воздухе.
Сам концерт прошел так, что после, сидя в такси, мы не могли вымолить ни слова. Шел дождь.
В субботу мой стоматолог сказала мне, позвони мне в сентябре и мне впервые пришла в голову мысль, что я возможно ее больше не увижу.
А сегодня и трижды отказала будильнику, на ощупь собралась и поняла что... не могу. Лера, спасибо за понимание!
Вечером встретились с моими самыми давнишними подругами и наименее понятными для меня людьми. Пили кофе, каждый говорил о своем. Странно, почему-то кроме сплетен у нас не находится тем для разговора.
После были в театре. Больше всего мне понравилось ореховое молоко в антракте, а меньше всего - столпотворение в гардеробе. Все остальное имело мало отношение к театру, потому что для Бродского в моей душе давно выделена отдельная комнатка, где на столе горит негасимый ночник, а все, что происходило на сцене, это о нем, но не моё.
И в качестве визуального приложения кое-что из субботнего дополудня:
Я объявила весну и хожу в тоненьком пальто. Мама говорила, что когда наперекор, то это молодость и что я простужусь. Я ей верю.
- Давай займемся сексом? Да, смотрела. Впечатления? Знаешь, неоднозначные. Мне бы найти те места, куда Виктюк ходит охотится на свои символы. Прицеливается и, метко, в самую сердцевину. Не многим режиссерам я прощаю мат со сцены. Это право надо оправдать.
В пятницу мелкая изморось роилась вокруг спелых фонарей, поблескивая крыльями. В очереди озябло поеживались, переступали с ноги на ногу, потирали замерзшие ладони, дышали паром и много курили. Вечерний туман, смешивался с сигаретным дымом, обрывками чужих фраз и моих собственных мыслей и клубился в воздухе.
Сам концерт прошел так, что после, сидя в такси, мы не могли вымолить ни слова. Шел дождь.
В субботу мой стоматолог сказала мне, позвони мне в сентябре и мне впервые пришла в голову мысль, что я возможно ее больше не увижу.
А сегодня и трижды отказала будильнику, на ощупь собралась и поняла что... не могу. Лера, спасибо за понимание!
Вечером встретились с моими самыми давнишними подругами и наименее понятными для меня людьми. Пили кофе, каждый говорил о своем. Странно, почему-то кроме сплетен у нас не находится тем для разговора.
После были в театре. Больше всего мне понравилось ореховое молоко в антракте, а меньше всего - столпотворение в гардеробе. Все остальное имело мало отношение к театру, потому что для Бродского в моей душе давно выделена отдельная комнатка, где на столе горит негасимый ночник, а все, что происходило на сцене, это о нем, но не моё.
И в качестве визуального приложения кое-что из субботнего дополудня: