СОВЕТСКАЯ ЦЕНЗУРА И ПАКТ МОЛОТОВА-РИББЕНТРОПА
Заправлявший цензурой советский Главлит, созданный 6 июня 1922 г. по специальному постановлению Совнаркома, поразительно, вплоть до деталей, напоминающий оруэлловское «Министерство правды», сразу же после подписания пакта 23 августа 1939 г. предпринимает решительные меры по «своей линии». Вольфганг Леонгард вспоминает: «Особенно бросались в глаза изменения, уже на следующее утро после заключения пакта, последовавшие в кинопрограммах, а вскоре за тем - и в репертуаре театров. Сразу со всех экранов были сняты известные антифашистские кинофильмы «Профессор Мамлок» (по театральной пьесе Фридриха Вольфа) и «Семья Оппенгейм» (по роману Лиона Фейхтвангера)». Исчезли из театрального репертуара все спектакли антифашистского содержания. 1
Крайне примечательно, что цензурной вивисекции стали подвергаться сочинения, не имевшие, казалось бы, никакого отношения к «текущему моменту» и касающиеся русско-германских отношений вообще, которые, по утвердившемуся мнению, всегда были дружественными и вполне безоблачными. Велено было под этим углом зрения пересмотреть обстоятельства оккупации Украины немецкой армией в 1918 г., а еще лучше - вообще не касаться этой «неудобной» темы. «Сам» А.Я. Вышинский, в то время заместитель председателя Совета Народных Комиссаров и 1-й заместитель наркома иностранных дел, 11 июня 1940 г. обратил внимание своего шефа В.М. Молотова на такой «нежелательный» факт: «Я прослушал в театре им. К.С. Станиславского (в закрытом спектакле) оперу С.С. Прокофьева «Семен Котко». Считаю целесообразным внести в либретто изменения, устранив эпизоды с австро-германскими оккупантами... Тов. Прокофьев с этим предложением согласен». 2
Такая установка привела к изъятию и «купюризации» произведений, посвященных исторической тематике. Оказывается, и в самих «дружественных» странах не было никаких революционных выступлений. В пылу рвения один московский цензор запретил даже пьесу «Матросы из Катарро», сюжетом которой было восстание 1918 г. против Австро-Венгерской империи. 3
Россия, как оказалось, никогда и не воевала с Германией, даже в далеком ХVIII в. Редакции начали отвергать произведения, посвященные русско-прусской войне. Например, критик Ан. Тарасенков, работавший долгое время в ленинградской цензуре, а в 1939 г. - одним из редакторов московского журнала «Знамя», ответил Е.Я. Хазину, приславшему произведение на эту тему, что оно не может быть принято «по внелитературным причинам», поскольку «это сейчас совсем неуместная тема». Им же отвергнут ряд рукописей, авторы которых в художественной форме «необдуманно» затрагивали тему гипотетической войны между СССР и Германией. 4
Ясно, что такое негативное отношение цензуры к историческому или футурологическому материалу продиктовано было боязнью появления так называемых «неконтролируемых ассоциаций» и аллюзий в сознании отечественного читателя, прекрасно овладевшего расшифровкой подтекста.
Если до августа 1939 г. в СССР постоянно выходили книги и печатались статьи, направленные против нацизма и лично Гитлера, то теперь запрещено было публиковать что-либо подобное. Любые негативные оценки нацизма и гитлеризма беспощадно вычеркивались.
Публицисты и историки буквально не успевали переписывать книги и статьи, сданные ими в печать до августа. Десятки текстов, получивших разрешительную визу цензуры, уже набранных и даже частично отпечатанных, уничтожались непосредственно в типографиях. В «лучшем» случае, из них удалялись в последний момент «неудобные места». Например, цензор Ленгорлита, подписавший к печати 3 сентября 1939 г. книгу «Экономика судостроительной промышленности», получил выговор за «утерю бдительности», поскольку «пропустил в ней выражения, не соответствующие духу взаимоотношений с Германией. На стр. 66, например: «Капиталистические хищники - фашистские агрессоры, в первую очередь Германия, Япония и Италия, готовясь к новой империалистической войне, ведут неслыханную по своим размерам гонку вооружений». Указанные страницы книги были перепечатаны». 5
Купюры (на цензорском жаргоне - «вычерки») спешно сделаны в сугубо специальных изданиях, как, например, в малотиражных «Трудах Ленинградской конференции по типизации технологических процессов», готовившихся в 1939 г. издательством «Машгиз». Как доносили цензоры - «сняты выдержки с резкими возражениями против фашизма, как, например: «В то время, когда разъяренный фашизм уничтожает достижения науки и техники и ведет свои страны к ужасам средневековья...».
В программах по экономической географии и новейшей истории, готовившихся к изданию Ленинградским университетом, цензоры нашли «много неверных ошибочных положений», причем под защиту взята даже политика Германии в годы I мировой войны: «Например: Германия рассматривается как главный виновник войны 1914 г. Она выступает как агрессор против стран «демократий» Западной Европы, а Англия и Франция показаны как страны-защитницы демократических свобод. Бывшее польское государство рассматривается неправильно, нет ни слова о его несостоятельности и распаде. Предложено программы изъять».
Под защиту была взята не только текущая внешняя политика Германии, но и других «стран оси», например, фашистской Италии: в связи с этим запрещена и переведена в спецхран книга Е. Сно «Итало-Абиссинская война (Л., 1936), поскольку она «рассказывает о захвате Абиссинии Италией». 6
В на редкость откровенном дневнике (многие тогда опасались вести их) академик В.И. Вернадский в записях конца 1939 г. резко отзывается о том идеологическом курбете, который совершила советская пропаганда и соответственно цензура после заключения пакта «Молотов-Риббентроп»:
«18 октября. Не было «Тimes» или решили не давать? Но ни одного английского журнала не получил - только американские. Удивительно много для понимания окружающего дает чтение надцензурных ‹изданий› (газеты типа «Times» и «Weekli», «Manchester Guardian»). Сегодня получил и «Manchester Guardian» (вырезана статья о Сталине и Гитлере - вероятно, лакеи из Главлита побоялись?)».
«12 декабря. Вчера прочел-просмотрел - против «Фашистской фальсификации истории»; выпущена 11.7.1939 г. Сейчас, очевидно, (и я об этом слышал), все эти книги изымаются. Тарле пересолил)».
Речь идет о сборнике статей «Против фашистской фальсификации истории» (М., 1939), в котором участвовали крупнейшие советские историки - С.Д. Сказкин, Е.А. Косминский, Е.В. Тарле и др. Статья Тарле «Восточное пространство и фашистская геополитика» имела наиболее антифашистский характер и после заключения пакта «о дружбе» оказалась, естественно, «несозвучной».
«Трудно учесть вред цензуры - вполне бездарной, невежественной и, возможно, сознательно мешающей научной работе в нашей стране», - подытоживающий вывод Вернадского. 7
Предположения Вернадского насчет «лакеев из Главлита», которых он неизменно называл «гоголевскими типами», документально подтверждаются архивными документами. Так, неудачной оказалась попытка Тарле опубликовать в журнале «Литературный современник» (№7-8) статью «Фашистская фальсификация исторической науки в Германии». К справке Ленгорлита, посланной в обком партии в октябре 1939 г., приложен оттиск «снятой с печати» статьи под таким названием. В ней подчеркнуты красным карандашом «криминальные места», касающиеся экспансии Германии, завоевания ею в прошлом земель на Востоке, негативных оценок Гитлера, Геббельса и других фашистских руководителей, «катастрофы», случившейся в современной Германии. Подчеркнуты, в частности, такие фразы: «Шкурный, животный националистический эгоизм, который сейчас возведен фашистами в перл создания, уже успел сделать совсем невозможным существование у них не только исторической науки, но и всех вообще гуманитарных, общественных наук»; «Где же конец морального разложения? » и т.д. «Сообщено в редакцию журнала, чтобы статья не печаталась», - такова окончательная цензурная резолюция. 8
В январе 1940 г. начальник Главлита Н. Садчиков обратил внимание Агитпропа ЦК на «слишком большую засоренность отдельных томов Большой Советской Энциклопедии» и даже «поставил вопрос» о необходимости изъятия и переиздания отдельных томов. В частности, его внимание привлек вышедший еще в 1938 г. 36 том, в котором »...статья «Лейпцигский процесс» (стр. 266) начинается фразой «Чудовищный провокационный процесс, инсценированный германскими фашистами в конце 1933 г. против коммунистической партии и рабочего движения в Германии». Кроме того, он отметил, что на стр. 8 в тексте, поясняющем кто такой Эммануил Ласкер, напечатано: «После установления в Германии фашистской диктатуры Л. приехал в 1935 г. на постоянное жительство в Москву». 9
По приказу агитпропа цензурное ведомство подвергло уничтожению массу других книг антифашистского содержания, в изобилии издававшиеся в СССР в период между 1933 и 1939 гг. (по нашим подсчетам, около полусотни). По заведенному правилу, для этого требовалась санкция Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). К нему и обратился 10 февраля 1940 г. начальника Главлита: «Препровождая список из 171 названий книг брошюр, прошу Вашего согласия на изъятие их из книготорговой сети и библиотек общественного пользования».
Разрешение было, конечно, получено.
Накануне войны фонды спецхрана выглядели вполне абсурдистски: рядом, на одних и тех же полках, стояли фашистские и антифашистские издания. В годы войны с Германией последние забыли вернуть в так называемые «общие фонды», и некоторые антифашистские книги продолжали оставаться под запретом. Да и что тут удивительного: известны случаи, когда люди, посаженные накануне войны «за антигерманские настроения», продолжали сидеть в лагерях до конца 1941 г. и даже дольше.
Заодно подвергся цензурным репрессиям «аудиовизуальный», как сказали бы сейчас, материал. Изъят диафильм «Фашизм - это война». Приказано «списать в макулатуру книготорговой сети сборник песен В.И. Лебедева-Кумача «Москва майская» (Музгиз, 1937) в связи с наличием в песне «Нас не трогай» нескольких абзацев антигерманского характера». 10 В ежедекадной «Сводке важнейших запрещений и конфискаций» за 20-31 августа 1939 г., доставленной в Смольный, начальник Ленгорлита сообщает: «В Парке им. 1-й пятилетки (бывш. Таврический) в галерее политической сатиры сняты щиты с изображениями политических карикатур, как не соответствующие международной политике в данный момент». Он перечисляет 9 таких «щитов», и среди них: «Щит № 3. Название «Фашистский самодур». Текст: «Выехал на коричневом коне (у Щедрина - белом: здесь подчеркнут «официальный» цвет нацизма. - А.Б.), сжег гимназию и упразднил науки». Внизу валяются разбитые бюсты ученых, разорванные книги мировых классиков. Горит костер, на котором сжигаются книги». 11
Не менее показательны манипуляции с текстом рассказа Аркадия Гайдара «Голубая чашка», производившиеся цензурой накануне войны. Хотя самих документов обнаружить не удалось, сравнение текстов первого издания рассказа, вышедшего в 1936 г., с переизданием его в 1940-м отчетливо демонстрирует смену ориентиров. Вот некоторые примеры. Издание 1936 г.: «Есть в Германии город Дрезден, и вот из этого города убежал от фашистов один рабочий, еврей». 1940-й: «Есть за границей какой-то город, и и вот из этого города убежал от буржуев один рабочий».
1936 г: «Дура, жидовка! - орет Пашка. - Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» А Берта (дочь рабочего-еврея, бежавшего от фашистских погромов в СССР. - А.Б.) дуру по-русски хорошо понимает, а жидовку еще не понимает никак. Подходит она ко мне и спрашивает: «Это что такое «жидовка»? А мне и сказать совестно. Подождал - и вижу: на глазах у нее слезы. Значит, сама догадалась... Я и думаю: «Ну, погоди, приятель Санька, это тебе не Германия. С твоим-то фашизмом мы и сами справимся!». 1940-й: «Дура, обманщица! Чтоб ты в свою заграницу обратно провалилась! А Берта по-русски хорошо понимает, а дуру и обманщицу еще не понимает никак. Подходит ко мне и спрашивает: «Это что такое дура?» А мне и сказать совестно... Я и думаю: «Ну, погоди, приятель Санька, с твоим-то буржуйством мы и сами справимся!».
* * *
Насколько же эффективными оказались акции тайной полиции, агитпропа и цензурных органов, направленные на «перековку» сознания советских людей? Добились ли они своей цели, переориентировав его столь резким и решительным образом? На эти вопросы следует все-таки ответить отрицательно: впервые карательная и пропагандистская машина дала сбой. Во-первых, эти акции носили кратковременный и непоследовательный характер: уже примерно через полгода, к лету 1940 г., когда возникает напряженность в советско-германских отношениях, закрытые циркулярные материалы агитпропа предписывают усилить антифашистские мотивы. Цензурные органы в полной растерянности: они не знают, как и куда повернется колесо. В печати возникает какая-то двусмысленная, межеумочная ситуация: и ругать фашизм вроде бы нельзя, а хвалить или, по крайней мере, относиться к нему лояльно, - опасно... На всякий случай, все изъятые антифашистские книги остаются под спудом.
Сознание советского человека, травмированное событиями эпохи Большого террора, когда вчерашние вожди и герои оказывались «врагами народа», в данном случае все-таки выдержало: слишком уж велик был перепад между уровнем яростной антифашистской пропаганды (особенно в период испанских событий) и сменившей его парадигмы осенью 1939 г.
Примечания
1. Леонгард В. Шок от пакта между Гитлером и Сталиным. Воспоминания современников из СССР, Западной Европы и США. Перевод с нем. - Лондон: OPI, 1989. - с. 73.
2. ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 24. Д. 464. Л.206. См. также: Цензура в СССР. Документы. 1917-1991. Сост. А.В. Блюм. Коммент. В.Г. Воловников и А.В. Блюм. - Бохум: Proekt verlag, 1999. - с. 286.
3. Леонгард В. Указ. соч. - с. 73.
4. Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии священных боев. 1939-1941. - М.: АИРО-ХХ, 1997. - с. 61.
5. ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 2-в. Д. 4393. л. 76.
6. Там же. Д. 3379. Л. 187; Д. 4393. Л. 8.
7. Вернадский В.И. Дневник 1939 г. // Дружба народов. - 1992. - № 11-12, - с. 8-9, 16, 31, 38.
8. ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 2-в. Д. 3936. Л. 2. (Статья написана на основе доклада, прочитанного Е.В. Тарле. Тезисы доклада опубликованы в сборнике “120 лет Ленинградского Государственного Университета. Научная сессия 16 апреля 1939 г.”. - Л., 1939. - с. 13-14. Другая статья академика на эту тему все же успела «проскочить» до рокового дня. См.: Фашистские фальсификаторы истории // Вестник знания. - 1939. - №7-8, - с. 2-7).
9. ГА РФ. Ф. 9425. Оп. 2. Д. 199. Л. 155.
10. ГА РФ. Ф. 9425. Оп. 2. Д. 20. Л. 84.
11. ЦГА ИПД. Ф. 24.Оп. 2-в. Д. 3379. Л. 179.
Арлен Блюм
http://histosev.borda.ru/?1-20-10-00000013-000-0-0-1110700088
Крайне примечательно, что цензурной вивисекции стали подвергаться сочинения, не имевшие, казалось бы, никакого отношения к «текущему моменту» и касающиеся русско-германских отношений вообще, которые, по утвердившемуся мнению, всегда были дружественными и вполне безоблачными. Велено было под этим углом зрения пересмотреть обстоятельства оккупации Украины немецкой армией в 1918 г., а еще лучше - вообще не касаться этой «неудобной» темы. «Сам» А.Я. Вышинский, в то время заместитель председателя Совета Народных Комиссаров и 1-й заместитель наркома иностранных дел, 11 июня 1940 г. обратил внимание своего шефа В.М. Молотова на такой «нежелательный» факт: «Я прослушал в театре им. К.С. Станиславского (в закрытом спектакле) оперу С.С. Прокофьева «Семен Котко». Считаю целесообразным внести в либретто изменения, устранив эпизоды с австро-германскими оккупантами... Тов. Прокофьев с этим предложением согласен». 2
Такая установка привела к изъятию и «купюризации» произведений, посвященных исторической тематике. Оказывается, и в самих «дружественных» странах не было никаких революционных выступлений. В пылу рвения один московский цензор запретил даже пьесу «Матросы из Катарро», сюжетом которой было восстание 1918 г. против Австро-Венгерской империи. 3
Россия, как оказалось, никогда и не воевала с Германией, даже в далеком ХVIII в. Редакции начали отвергать произведения, посвященные русско-прусской войне. Например, критик Ан. Тарасенков, работавший долгое время в ленинградской цензуре, а в 1939 г. - одним из редакторов московского журнала «Знамя», ответил Е.Я. Хазину, приславшему произведение на эту тему, что оно не может быть принято «по внелитературным причинам», поскольку «это сейчас совсем неуместная тема». Им же отвергнут ряд рукописей, авторы которых в художественной форме «необдуманно» затрагивали тему гипотетической войны между СССР и Германией. 4
Ясно, что такое негативное отношение цензуры к историческому или футурологическому материалу продиктовано было боязнью появления так называемых «неконтролируемых ассоциаций» и аллюзий в сознании отечественного читателя, прекрасно овладевшего расшифровкой подтекста.
Если до августа 1939 г. в СССР постоянно выходили книги и печатались статьи, направленные против нацизма и лично Гитлера, то теперь запрещено было публиковать что-либо подобное. Любые негативные оценки нацизма и гитлеризма беспощадно вычеркивались.
Публицисты и историки буквально не успевали переписывать книги и статьи, сданные ими в печать до августа. Десятки текстов, получивших разрешительную визу цензуры, уже набранных и даже частично отпечатанных, уничтожались непосредственно в типографиях. В «лучшем» случае, из них удалялись в последний момент «неудобные места». Например, цензор Ленгорлита, подписавший к печати 3 сентября 1939 г. книгу «Экономика судостроительной промышленности», получил выговор за «утерю бдительности», поскольку «пропустил в ней выражения, не соответствующие духу взаимоотношений с Германией. На стр. 66, например: «Капиталистические хищники - фашистские агрессоры, в первую очередь Германия, Япония и Италия, готовясь к новой империалистической войне, ведут неслыханную по своим размерам гонку вооружений». Указанные страницы книги были перепечатаны». 5
Купюры (на цензорском жаргоне - «вычерки») спешно сделаны в сугубо специальных изданиях, как, например, в малотиражных «Трудах Ленинградской конференции по типизации технологических процессов», готовившихся в 1939 г. издательством «Машгиз». Как доносили цензоры - «сняты выдержки с резкими возражениями против фашизма, как, например: «В то время, когда разъяренный фашизм уничтожает достижения науки и техники и ведет свои страны к ужасам средневековья...».
В программах по экономической географии и новейшей истории, готовившихся к изданию Ленинградским университетом, цензоры нашли «много неверных ошибочных положений», причем под защиту взята даже политика Германии в годы I мировой войны: «Например: Германия рассматривается как главный виновник войны 1914 г. Она выступает как агрессор против стран «демократий» Западной Европы, а Англия и Франция показаны как страны-защитницы демократических свобод. Бывшее польское государство рассматривается неправильно, нет ни слова о его несостоятельности и распаде. Предложено программы изъять».
Под защиту была взята не только текущая внешняя политика Германии, но и других «стран оси», например, фашистской Италии: в связи с этим запрещена и переведена в спецхран книга Е. Сно «Итало-Абиссинская война (Л., 1936), поскольку она «рассказывает о захвате Абиссинии Италией». 6
В на редкость откровенном дневнике (многие тогда опасались вести их) академик В.И. Вернадский в записях конца 1939 г. резко отзывается о том идеологическом курбете, который совершила советская пропаганда и соответственно цензура после заключения пакта «Молотов-Риббентроп»:
«18 октября. Не было «Тimes» или решили не давать? Но ни одного английского журнала не получил - только американские. Удивительно много для понимания окружающего дает чтение надцензурных ‹изданий› (газеты типа «Times» и «Weekli», «Manchester Guardian»). Сегодня получил и «Manchester Guardian» (вырезана статья о Сталине и Гитлере - вероятно, лакеи из Главлита побоялись?)».
«12 декабря. Вчера прочел-просмотрел - против «Фашистской фальсификации истории»; выпущена 11.7.1939 г. Сейчас, очевидно, (и я об этом слышал), все эти книги изымаются. Тарле пересолил)».
Речь идет о сборнике статей «Против фашистской фальсификации истории» (М., 1939), в котором участвовали крупнейшие советские историки - С.Д. Сказкин, Е.А. Косминский, Е.В. Тарле и др. Статья Тарле «Восточное пространство и фашистская геополитика» имела наиболее антифашистский характер и после заключения пакта «о дружбе» оказалась, естественно, «несозвучной».
«Трудно учесть вред цензуры - вполне бездарной, невежественной и, возможно, сознательно мешающей научной работе в нашей стране», - подытоживающий вывод Вернадского. 7
Предположения Вернадского насчет «лакеев из Главлита», которых он неизменно называл «гоголевскими типами», документально подтверждаются архивными документами. Так, неудачной оказалась попытка Тарле опубликовать в журнале «Литературный современник» (№7-8) статью «Фашистская фальсификация исторической науки в Германии». К справке Ленгорлита, посланной в обком партии в октябре 1939 г., приложен оттиск «снятой с печати» статьи под таким названием. В ней подчеркнуты красным карандашом «криминальные места», касающиеся экспансии Германии, завоевания ею в прошлом земель на Востоке, негативных оценок Гитлера, Геббельса и других фашистских руководителей, «катастрофы», случившейся в современной Германии. Подчеркнуты, в частности, такие фразы: «Шкурный, животный националистический эгоизм, который сейчас возведен фашистами в перл создания, уже успел сделать совсем невозможным существование у них не только исторической науки, но и всех вообще гуманитарных, общественных наук»; «Где же конец морального разложения? » и т.д. «Сообщено в редакцию журнала, чтобы статья не печаталась», - такова окончательная цензурная резолюция. 8
В январе 1940 г. начальник Главлита Н. Садчиков обратил внимание Агитпропа ЦК на «слишком большую засоренность отдельных томов Большой Советской Энциклопедии» и даже «поставил вопрос» о необходимости изъятия и переиздания отдельных томов. В частности, его внимание привлек вышедший еще в 1938 г. 36 том, в котором »...статья «Лейпцигский процесс» (стр. 266) начинается фразой «Чудовищный провокационный процесс, инсценированный германскими фашистами в конце 1933 г. против коммунистической партии и рабочего движения в Германии». Кроме того, он отметил, что на стр. 8 в тексте, поясняющем кто такой Эммануил Ласкер, напечатано: «После установления в Германии фашистской диктатуры Л. приехал в 1935 г. на постоянное жительство в Москву». 9
По приказу агитпропа цензурное ведомство подвергло уничтожению массу других книг антифашистского содержания, в изобилии издававшиеся в СССР в период между 1933 и 1939 гг. (по нашим подсчетам, около полусотни). По заведенному правилу, для этого требовалась санкция Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). К нему и обратился 10 февраля 1940 г. начальника Главлита: «Препровождая список из 171 названий книг брошюр, прошу Вашего согласия на изъятие их из книготорговой сети и библиотек общественного пользования».
Разрешение было, конечно, получено.
Накануне войны фонды спецхрана выглядели вполне абсурдистски: рядом, на одних и тех же полках, стояли фашистские и антифашистские издания. В годы войны с Германией последние забыли вернуть в так называемые «общие фонды», и некоторые антифашистские книги продолжали оставаться под запретом. Да и что тут удивительного: известны случаи, когда люди, посаженные накануне войны «за антигерманские настроения», продолжали сидеть в лагерях до конца 1941 г. и даже дольше.
Заодно подвергся цензурным репрессиям «аудиовизуальный», как сказали бы сейчас, материал. Изъят диафильм «Фашизм - это война». Приказано «списать в макулатуру книготорговой сети сборник песен В.И. Лебедева-Кумача «Москва майская» (Музгиз, 1937) в связи с наличием в песне «Нас не трогай» нескольких абзацев антигерманского характера». 10 В ежедекадной «Сводке важнейших запрещений и конфискаций» за 20-31 августа 1939 г., доставленной в Смольный, начальник Ленгорлита сообщает: «В Парке им. 1-й пятилетки (бывш. Таврический) в галерее политической сатиры сняты щиты с изображениями политических карикатур, как не соответствующие международной политике в данный момент». Он перечисляет 9 таких «щитов», и среди них: «Щит № 3. Название «Фашистский самодур». Текст: «Выехал на коричневом коне (у Щедрина - белом: здесь подчеркнут «официальный» цвет нацизма. - А.Б.), сжег гимназию и упразднил науки». Внизу валяются разбитые бюсты ученых, разорванные книги мировых классиков. Горит костер, на котором сжигаются книги». 11
Не менее показательны манипуляции с текстом рассказа Аркадия Гайдара «Голубая чашка», производившиеся цензурой накануне войны. Хотя самих документов обнаружить не удалось, сравнение текстов первого издания рассказа, вышедшего в 1936 г., с переизданием его в 1940-м отчетливо демонстрирует смену ориентиров. Вот некоторые примеры. Издание 1936 г.: «Есть в Германии город Дрезден, и вот из этого города убежал от фашистов один рабочий, еврей». 1940-й: «Есть за границей какой-то город, и и вот из этого города убежал от буржуев один рабочий».
1936 г: «Дура, жидовка! - орет Пашка. - Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» А Берта (дочь рабочего-еврея, бежавшего от фашистских погромов в СССР. - А.Б.) дуру по-русски хорошо понимает, а жидовку еще не понимает никак. Подходит она ко мне и спрашивает: «Это что такое «жидовка»? А мне и сказать совестно. Подождал - и вижу: на глазах у нее слезы. Значит, сама догадалась... Я и думаю: «Ну, погоди, приятель Санька, это тебе не Германия. С твоим-то фашизмом мы и сами справимся!». 1940-й: «Дура, обманщица! Чтоб ты в свою заграницу обратно провалилась! А Берта по-русски хорошо понимает, а дуру и обманщицу еще не понимает никак. Подходит ко мне и спрашивает: «Это что такое дура?» А мне и сказать совестно... Я и думаю: «Ну, погоди, приятель Санька, с твоим-то буржуйством мы и сами справимся!».
* * *
Насколько же эффективными оказались акции тайной полиции, агитпропа и цензурных органов, направленные на «перековку» сознания советских людей? Добились ли они своей цели, переориентировав его столь резким и решительным образом? На эти вопросы следует все-таки ответить отрицательно: впервые карательная и пропагандистская машина дала сбой. Во-первых, эти акции носили кратковременный и непоследовательный характер: уже примерно через полгода, к лету 1940 г., когда возникает напряженность в советско-германских отношениях, закрытые циркулярные материалы агитпропа предписывают усилить антифашистские мотивы. Цензурные органы в полной растерянности: они не знают, как и куда повернется колесо. В печати возникает какая-то двусмысленная, межеумочная ситуация: и ругать фашизм вроде бы нельзя, а хвалить или, по крайней мере, относиться к нему лояльно, - опасно... На всякий случай, все изъятые антифашистские книги остаются под спудом.
Сознание советского человека, травмированное событиями эпохи Большого террора, когда вчерашние вожди и герои оказывались «врагами народа», в данном случае все-таки выдержало: слишком уж велик был перепад между уровнем яростной антифашистской пропаганды (особенно в период испанских событий) и сменившей его парадигмы осенью 1939 г.
Примечания
1. Леонгард В. Шок от пакта между Гитлером и Сталиным. Воспоминания современников из СССР, Западной Европы и США. Перевод с нем. - Лондон: OPI, 1989. - с. 73.
2. ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 24. Д. 464. Л.206. См. также: Цензура в СССР. Документы. 1917-1991. Сост. А.В. Блюм. Коммент. В.Г. Воловников и А.В. Блюм. - Бохум: Proekt verlag, 1999. - с. 286.
3. Леонгард В. Указ. соч. - с. 73.
4. Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии священных боев. 1939-1941. - М.: АИРО-ХХ, 1997. - с. 61.
5. ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 2-в. Д. 4393. л. 76.
6. Там же. Д. 3379. Л. 187; Д. 4393. Л. 8.
7. Вернадский В.И. Дневник 1939 г. // Дружба народов. - 1992. - № 11-12, - с. 8-9, 16, 31, 38.
8. ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 2-в. Д. 3936. Л. 2. (Статья написана на основе доклада, прочитанного Е.В. Тарле. Тезисы доклада опубликованы в сборнике “120 лет Ленинградского Государственного Университета. Научная сессия 16 апреля 1939 г.”. - Л., 1939. - с. 13-14. Другая статья академика на эту тему все же успела «проскочить» до рокового дня. См.: Фашистские фальсификаторы истории // Вестник знания. - 1939. - №7-8, - с. 2-7).
9. ГА РФ. Ф. 9425. Оп. 2. Д. 199. Л. 155.
10. ГА РФ. Ф. 9425. Оп. 2. Д. 20. Л. 84.
11. ЦГА ИПД. Ф. 24.Оп. 2-в. Д. 3379. Л. 179.
Арлен Блюм
http://histosev.borda.ru/?1-20-10-00000013-000-0-0-1110700088