Стокгольмская кровавая баня - самый кровавый и ужасный день в летописях Швеции
В 1397 г., королева Маргарита договором, известным в истории под именем Кальмарского, соединила три северные королевства: Датское, Шведское и Норвежское, под тем, однако, условием, что каждое из них удержит права свои и вольности. Но дух великой государыни не осенял её преемников; напротив того, тираническими своими поступками они воздвигли целый ряд кровопролитных войн между шведами и датчанами возбудили непримиримую ненависть между обоими народами.
В начале же 16-го столетия, при короле Христиерне II, справедливо прозванном за жестокость свою, Северным Нероном, притеснения шведов и ожесточение их достигли крайних пределов. Силой оружия решились шведы освободиться от тирана. Избрав предводителем самого благородного из среды своей человека Стэна Стура, они начали войну против Дании.
Начало войны было счастливо для шведов, но несчастлив был конец, и после гибели Стэна Стура, исчезли надежды шведов взять с бою свою независимость. Они признали законным королем Христиерна II; впрочем, он должен был, наперед, клятвенно обещать им ничем не нарушать прав и вольностей, дарованных шведам великою Маргаритою по Кальмарскому договору.
Поздней осенью 1520 г., Христиерн оставил столицу свою, Копенгаген, чтобы принять в Стокгольме корону Швеции. Супруга и большая часть двора сопровождали его; в числе придворных находились два самых опасных советника короля, пользовавшиеся всем его доверием. Первый из них Дитрих Слаггев, в то время духовник короля, впоследствии же архиепископ Лундский, достиг, из низкого звания подмастерья цирюльника, верховного духовного сана в Дании; второй был Бальденаке епископ Оденсее.
Оба они принимали большое участие в жестокостях, запятнавших царствование Христиерна II. Жители Стокгольма ни сколько не подозревали ожидавшего их бедствия они думали о том, как бы почетнее принять нового властителя, одаренного действительно некоторыми привлекательными качествами; им желалось устроить как можно торжественнее его коронацию.
Первым делом короля, по приезду в Стокгольм, было - собрать знатнейших шведских государственных советников и заставить их подписать так-называемый избирательный акт, по которому они признавали что Христиерн II призван на шведский престол единодушным избранием всего народа.
Два дня спустя, созвали всех граждан столицы; но король, не доверяя им, позаботился окружить в некотором расстоянии место собрания своими солдатами. Епископ Бальденаке взошел на нарочно приготовленную кафедру; в длинной речи он старался доказать, что Христиерн II, король датский есть вместе; с тем и наследственный король шведский; в заключение же этой речи спросил собравшийся народ: желает ли он признать Христиерна своим государем.
Никто, конечно, не осмелился сказать слова в возражение соседство датских солдат подавляло всякую отвагу и сопротивление. Все приняли присягу в верности; торжество кончилось тем, что датский епископ провозгласил Христиерна королем шведским. Наступил день коронации. Самое празднество это Христиерн помрачил презрением явно оказанным им новым своим подданным, В процессии коронования все знаки владычества над шведами: корону; скипетр, державу и меч несли чуждые шведам, враждебные датчане; множество иностранцев произведено было в рыцари, из шведов же - никого.
Намерения Христиерна явно клонились к тому, чтобы новым своим королевством, приобретенным не столько силою оружия сколько хитростью и кознями его государственных людей, править так, как правят грозные, ненавистные тираны. Первым шагом к этой гнусной цели было истребление знатнейших шведских фамилий, значение и влияние которых могли препятствовать намерениям короля.
В кровожадном совете Северного Нерона решена была гибель благороднейших людей шведского королевства, - совещались только о мерах какие следует принять для совершения преступления, о предлоге, которым надо прикрыть его в глазах света. После долгих рассуждений, епископ Слаггек, сделал предложение, которое все одобрили.
Он посоветовал воспользоваться покровом религии: «Король, говорил он, воевал с еретиками, шведами, сколько в свою пользу, столько же и для пользы папы; как король, он может сдержать слово и простить своим противникам, но, как исполнитель папской анафемы он обязан потребовать их к ответу и покарать.» Один из вельмож, наиболее одобрявших гнусное предложение, был датский же епископ Тролле, непримиримый враг шведов.
В прежнее время, он домогался сделаться правителем Швеции но шведы решительно отклонили его избрание, а когда он был сделан архиепископом не признали его в этом сане. С той поры он поклялся жестоко отомстить шведам, и теперь в кровавом совете, вызвался быть обвинителем. Не окончились еще пиршества, данные в честь коронации как учреждено уже было судилище, кровавые приговоры которого лишили Швецию благороднейших её сынов.
На судилищ этом, вопреки законов страны, составленном из одних датчан, презренный Тролле, во всем блеске епископского своего сана, сопровождаемый знатнейшыми священнослужителями родными, друзьями и клевретами, явился с гнусным своим доносом. Сам король находился в заседании и услаждался бедственным положением прежних врагов своих.
Со свойственным ему лицемерием он отклонил от себя произнесение приговора, и передал решение дела двум датским прелатам, которые, по словам его, уполномочены на то папскою буллою. Тролле начал обвинением против вдовы предводителя шведов, Стэна Стура, против государственного совета и всего стокгольмского магистрата; он жаловался на то, что они лишили его епископского сана и скрыли замок Стэне - достояние церкви.
Вдова Стэна Стура, благородная Христина, была первая вызвана к суду для ответа за поступки покойного её мужа, это уже одно может служить доказательством, к каким ничтожным предлогам прибегал король и его клевреты для того, чтобы насытить свою жажду крови. При таком обороте обстоятельств, злополучная Христина совершенно лишилась того мужества, какое столь блистательно доказала прежде, при обороне Стокгольма против датчан.
Она напомнила королю о договоре, о данной клятве, наконец унизилась до изображения беспомощного своего положения до мольбы о пощаде. Но ничто не могло разбудить в сердце тирана ни чувства чести, ни сострадания он холодно ответил что не вмешивается в действия суда и предоставляет все решению епископов. Вот приговор, произнесенный кровожадным властолюбием, несправедливостью и клятвопреступлением: «Все государственные чины, подвергнувшие себя отлучению от церкви, за поступки свои против архиепископа Тролле, подлежат смертной казни.»
По произнесению судебного решения, немедленно королевская гвардия вторгнулась в залу и схватила несчастных, назначенных на жертву. Их задержали пленниками во дворце, а оттуда повлекли прямо на лобное место. С беспримерной быстротою были окончены приготовления к казни, для того, чтобы, кроме жителей столицы, никто не мог во время узнать о страшной судьбе постигшей благороднейших граждан, и прибегнуть к силе оружия для их освобождения. На всех площадях столицы поставили виселицы; король-палач, с клевретами своими так торопился исполнением кровавого приговора, что осужденным отказали даже в последнем утешении в причастии св. Таин.
Наступило 8 ноября 1520 г., - роковой день, самый кровавый и ужасный в летописях шведской истории. Лишь занялась заря, датские герольды объявили, при звуке труб, чтобы никто под страхом смертной казни, не отлучался из города. Все улицы и ворота были заняты отрядами датских войск, на площади наведены пушки; гражданам, под страхом же смерти, приказано запереть двери и не выходить из домов; но никто не послушался грозного приказания; народ наполнял улицы, с трепетом ожидая, что будет.
Густые народные толпы окружали дворец, в котором содержались жертвы самовластия. Как описать общий ужас, когда растворились двери дворца, и из них попарно вышли, окруженные палачами и полицейскими солдатами, благороднейшие представители страны, в тех же самых блестящих одеждах, в которых они, за два дня перед тем, явились во дворец.
Напрасно несколько отважных граждан сделали-было попытку освободить их, - попытка не удалась; датские войска, наполнившие густыми рядами все улицы города, были бдительны - и дали решительный отпор. Ужас - наводящее шествие двигалось по направлению к лобному месту; тут было 95 человек знаменитых в королевстве по рождению, воспитанию, высокому званию, прозорливости, добродетели: высшие государственные сановники, государственные советники, два епископа, знатнейшие из рыцарского сословия бургомистры и весь стокгольмский магистрат.
Епископы шли в полном облачении государственные же советники и члены магистрата, в одеянии присвоенном их должности, и с прочими отличительными знаками их сана. С спокойным достоинством шли они по роковому пути; но в собравшемся народе раздавались вопли, громкие сожаления, и не могла их сдержать ярость датских солдат, без различия пола и возраста рубивших плачуших.
Ряд жертв открывал Матиас Лилие, епископ стрёнгнесский; он шел на казнь, как бы в благодарность за то, что он первый покорился датскому тирану. Некоторые из осужденных делали усилия, чтобы говорить с народом, чтобы побудить его к отмщению за проливаемую кровь, но гром оружия датчан, по повелению короля, заглушил их речи. В числе советников светского звания, головы которых пали под сикирой палача, находился Эрих Йоханссон, отец Густава Вазы.
Вероятный портрет Эрика Йоханссона Васы, 1782
После государственных советников и рыцарей обезглавили и 16 членов магистрата. Кровь с страшного помоста лилась по площади и по соседственным улицам. Не умолкали вопли несчастного народа, не переставали резать и детские солдаты, в воздаяние за сострадательность.
Другие палачи, без дальнейших церемоний, вешали на воздвигнутых кругом виселицах множество граждан, приверженцев осужденных, и других жителей Стокгольма, дурно расположенных к датчанам. Доблестный защитник крепости Кальмара, рыцарь Мёнс Йёнсон был распят на кресте, а труп его размыкан лошадьми. Пригвожденный к кресту, рыцарь Йёнсон не переставал возбуждать шведов к отмщению, и замолк тогда лишь, когда палач вырвал у него сердце из груди.
Тиран Христиерн ходил по площади, наслаждаясь отвратительным зрелищем, не обращая внимания на то, что кровь омывала его ноги покрытые пятнала платье - достойное украшение Северного Нерона! Под страхом смертной казни, он запретил хоронить или уносить тела умерщвленных; даже полусгнивший труп прежнего правителя Стура был вырыт из могилы и выкинут на лобное место.
Двое суток пролежали на площади трупы, на пищу собакам и птицам; но тлетворный запах от них стал угрожать заразою столице, и лишь тогда король издал повеление вывезти их из города и сжечь на костре наполненном смолою и дегтем. Но многим знатным шведам удалось и скрыться от кровавых преследований. Для отыскания их, Христиерн приказал сделать обыски по всем домам столицы.
Верные духу своего государя, палачи-солдаты производили страшные жестокости и насилия; они грабили и расхищали имущество многие несчастные отцы семейства пали от их ударов в объятьях жен и детей. И все-таки некоторым из противников тирана удалось спастись бегством. Дабы побудить их к возвращению Христиерн обнародовал прокламацию что все прощено и забыто, что убийства прекращены.
Нашлись безумцы, которые доверились государю, достаточно доказавшему как мало значит для него священнейшее обещание торжественнейшей клятвы. Лишь только явились несчастливцы, - их схватили и, без дальнейших церемоний, изрубили всех. Тех же, которые были пойманы на дорогах размыкивали лошадьми, а потом вздергивали на виселице. Вдову Стура, обремененную оковами, сослали, на вечное заточение, в Данию; тело её мужа изрубили на части, члены разослали по Швеции, а остальное сожгли.
Но все эти ужасы еще не утолили кровожадность тирана. Оп сам объехал страну, пе с тем, чтобы принимать присягу от подданных, но для того, чтобы показать себя страшилищем в их глазах. Во всех городах, куда ни приезжал он, воздвигали виселицы и вешали людей не хотевших слепо покориться воле тирана, пли же свободой в словах, либо в поступках, навлекших на себя его неудовольствие.
С смертельной ненавистью преследовал Христиерн семейство Риббинг, принадлежавшее к одному из благороднейших графских домов в Швеции и, чтобы стереть его с лица земли, отыскивал всех мужеских потомков этого дома. В Иенкеппинге он нашел двух мальчиков из этого рода и обрек их мучительной смерти. Их подняли на воздух за волосы на веревках, и потом палач должен был отсечь им головы.
Невинность мальчиков тронула даже палача, привыкшего к убийствам, он отбросил меч и отказался от выполнения кровавой своей обязанности. Но тот час другой, более закостенелый злодей, занял его место, и вместе с головами детей по приказанию Христиерна, пала голова и сострадательного палача. Впрочем тиран не мог долго ужиться в Швеции. Обремененный проклятиями народа, он вскоре возвратился в Копенгаген, оставив в Швеции наместников, способных в его духе терзать несчастную страну и получивших даже на то приказания.
Август Вильгельм Грубе (1816-1884). Очерки из истории и народных сказаний: (Новая история). Глава "Кровопролитие в Стокгольме. Густав Ваза", 1883