Олег Андреев: Пушкин и ...
© Samuel Broadbent, c.1850, (Eastman House)
Ужасно сколько людей не знает Наппельбаума! Причем людей фотографических, умных и даже портретистов. И это удивляет, ибо кто не классик русского портрета, как он и, положим Деньер, Каррик или Карелин. Все обладали медалями и признанием. Бывали не раз в Париже и всячески его покоряли своим тонким искусством. Делали действительный фотопортрет, канонический, емкий, образный, не теперешние моментальные карточки. Подходили к процессу, как к живописи, с расстановкой, неспешно. Мерили свет, расставляли мебель, колону бутафорскую прилаживали или пейзаж рисованный на задник. Снимали на альбумин там какой-то и вообще чудные названия, чуть ли не на яичный желток. Окрашивали жуткой кислотой, работа почти с атомным реактором. Камеры возились повозками, впрочем, потом уж при Наппельбауме, конечно, усовершенствовали, и стали помещаться на обыкновенной треногу…
Я теперь думаю, впрочем, как и многие - отчего. Отчего были и остались столь чудные портреты, отчего при том невероятном усердии, которое требовалось для получения фотокарточки, усердии действительном, техническом, рутинном, отчего выходили великолепные, сильные вещи, и каким образом… Однажды, даже пенял на выдержку. Казалось мне дело в ней. Может быть, думал, необходимость таких сумасшедших экспозиций, в несколько минут и рождало лицо и достоинство, достоинство человеческое, которое и присуще прошлым карточкам. Однако, пробовал - нет, как был дурак, так дурак на снимке и остался, хоть секунду его экспонируй, хоть час.
Потом думал дело в альбумине и кислотах там различного ядовитого свойства. Перепробовал, обжег пальцы, нанюхался до обморока - тоже нет, не то!
Стал тогда снимать артистов, поэтов и подобную эмоциональную прослойку. Выходило игриво, однако, не удовлетворяло. Бывало бухгалтера давали преимущество незаигранностью лица и вялостью позы, перед воспитанниками мельпомены, почти всегда чуть излишних, чуть более чем надо и переигрыващих, как и учили, по Станисласкому или там Немировичу-Данченко.
Скоро решил - дело в камере. Сменил все на кардан с красного дерева, а сверху бронзовая еловая шишечка. Красивый такой, словно бабушкин комод, можно на нем и яичницу поставить и книжку со поэмами положить невзначай. Для незнающих - элемент интерьера. Вместо телевизора друзья приходили - рассматривали. Однако, навозился! Пленок больших, нужных нет, не сыщешь, вечно заваливается, крутить совсем неудобно, в метро вообще не пробъешся, все толкаются, объективы только престарые, чуть ли не в блинах и линзы сколоты. Короче, наказание. Но пробовал и на нем. И что ж - все то же, чушь, бессмыслица и непоэтичная моментальность!
И вот теперь весь в сомнениях. То ли на зеркало пенял запросто, то ли народ не тот. Не тот, слабый какой-то духом, глаз тусклый, несомысленный, вроде как у хорька иль сома, рыбий глаз. Одежда понятно жуткая и не одежда вовсе, просто тряпок сверху накидали. Позы все из чего уж не знаю, то уж пошлые до немыслимости, то словно истерика, не могут просто встать или просто сесть, отвыкли что ли… Впрочем, думаю - сам дурак…
Так вот, о Наппельбауме. Я всячески рекомендую молодым людям, его одинокую книжку («От ремесла к искусству»). Она автобиографична, писана отличным языком, любопытна до невозможности и отлично вернет многих с каких-то курсов очередного прыща платного фотомастерства, к настоящей, не игранной фотографии, пожалуй, даже в то и как она, собственно должна и имеет право существовать.
текст: Олег Андреев