История одной фотографии
Есть ситуации, когда описание к кадру не требуется. Но есть фотография, невозможная без контекста. Автор всех снимков и историй - Сергей Милицкий.
Победа на старте
Точной даты этого снимка уже, увы, не вспомню. Но это были Лужники и время - до Олимпиады 1980 года (как видите, на заднем плане за спортсменами трибуны на капитальном ремонте). Да и герой моего снимка закончил свои выступления в большом спорте в 1979 году.
Из книги Валерия Борзова - "10 секунд - целая жизнь". "24 июля 1979 г. Я стартовал в шестом забеге на 200 м на VII Спартакиаде народов СССР. Соперники у меня были не слишком сильные, и в забеге я бежал без напряжения. То ли соскучился по соревновательной обстановке, то ли меня радовала сама возможность стартовать в этих больших состязаниях, но бег получился неплохим по ощущению. В былые годы такое ощущение воплотилось бы в результат порядка 20,8 - 20,9 сек. Сейчас же, взглянув после финиша на табло, я увидел… 21,71. И хотя я попал в следующий круг соревнований как победитель забега, чувствовал, что ворота удачи на этот раз останутся для меня плотно закрытыми. Следующий круг соревнований разыгрывался в тот же день вечером. После старта я постарался выжать из себя все, что мог. На этот раз сознательно бежал изо всех сил, но, увы, скорости это не прибавляло. На финише я был только пятым… Это был мой последний забег. За те короткие минуты, пока я одевался в спортивный костюм, пока диктор объявлял по стадиону наши результаты, я твердо и бесповоротно решил: все! Хватит. И принял это решение без всякой боли в душе. Видимо, все-таки я так намучился за эти два года, что уйти было для меня гораздо легче, чем остаться. Сознательно я сам поставил себя в такие условия, когда выбор был и правилен, и неизбежен. Я прошел свой спортивный путь до конца".
Так завершилась спортивная карьера известного спринтера. Мое поколение хорошо помнит этого спортсмена. Им гордилась страна, люди ходили на стадионы, чтобы увидеть его знаменитый бег, а американские спортсмены, имевшие результаты лучше, чем имел Валерий Борзов, отказывались бежать с ним в одном забеге. Даже на Олимпиаде, что и произошло в Мюнхене. Валерий Борзов - двукратный олимпийский чемпион: - в Мюнхене в 1972 году победил в беге на дистанциях 100 и 200 метров, получил серебряную медаль в эстафете 4х100; - на Олимпиаде 1976 года завоевал две бронзовые медали; - чемпион Европы 1969 года по стометровке; 1971 года - на дистанциях 100 и 200 метров, 1974-го - 100 метров. Победитель зимних чемпионатов Европы 1970 - 1972, 1974 - 1977 годов. В 1975 году я вернулся из стройотряда и на заработанные деньги купил систему "фотоснайпер". В то время в набор входили фотоаппарат "Зенит ЕС", объективы "Гелиос-44" и "Таир-3" с набором светофильтров и ложе с курком, на котором можно было закрепить фотоаппарат совместно с объективом "Таир-3". Сейчас, когда заходишь в реальный или виртуальный магазин, невольно вспоминаешь 70-е. И вот такая происходит метаморфоза: испытываешь самую настоящую зависть! А как же, память… Достать зеркальный фотоаппарат тогда было огромной проблемой, хороший объектив - тоже. Мне повезло, что я сразу в наборе купил фотоаппарат и два объектива, один из которых имел фокусное расстояние 300 мм. Отдельно приобрести такой было почти фантастикой. И как раз он-то мне и пригодился. Я не был аккредитован, просто пришел в Лужники поглядеть на Борзова. Специально снимать соревнования не собирался. Но уже там вдруг подумал - а почему бы и нет?! Кто когда-нибудь фотографировал на стадионе, тот знает, что нормально снять соревнование можно только с тех мест, куда обычно допускают одних спортивных репортеров. А с трибуны, да еще когда твои передвижения ограничены размерами сектора, получить хороший кадр удается очень редко. Я находился где-то в районе финиша стометровки и всматривался через свою "подзорную трубу" (тогда система "Зенит - Таир" казалась верхом совершенства!) в то место, где спортсмены готовились к старту. Я хорошо различал их. Большинство внешне напряжены, углублены в себя, а вот у Валерия не было видно ни напряжения, ни волнения. Это просто останавливало взгляд, особенно рядом с массой "зажатых" лиц. И вдруг на мгновение руки его взметнулись вверх, образовав какой-то забавный жест-сигнал в сторону трибун, лицо расплылось в улыбке. На фоне стоящего рядом соперника он уже казался победителем! Это мгновение мне и удалось остановить. Что именно было причиной этого взрыва эмоций, на момент съемки я не знал, но узнать хотелось. Уже после финиша я еще долгое время отслеживал Валерия. Оказалось, он так "переговаривался" с маленьким мальчиком, который с трибун болел за него. Вот так - перед ответственным стартом он еще и шутил… В том забеге Борзов пришел первым. И уже тогда, на стадионе, еще не проявив пленку, я дал название снимку - "Победа на старте". К сожалению, негатив оказался недостаточно резким. Большое расстояние до объекта съемки, ручная и не очень удобная наводка на резкость объектива из системы "фотоснайпер", скоротечность события и боязнь шевеленки наложили свои отпечатки. Долгое время я периодически пытался его напечатать, но каждый раз оставался неудовлетворенным - той резкости, которую я люблю, просто не было. Прошло время, изменились технологии, многие фотографы, когда-то сидевшие в темноте лабораторий или ванных комнат, пересели за компьютер. И новые технологии иногда позволяют реанимировать старые снимки. Поработал за компьютером и я. Удалось немного повысить резкость - и снимок преобразился, побывал даже на выставке в "Фотоцентре" на Гоголевском бульваре…
Былое величие
Когда я показываю данную работу, обычно слышу - "Это монтаж! Такой монстр не может лететь над Москвой!". Ну и, конечно же, всем интересно, что это за летательный аппарат и "кого" он везет.
15 ноября 1988 года со стартового комплекса космодрома Байконур был проведен второй пуск ракетоносителя "Энергия" с беспилотным многоразовым орбитальным кораблем "Буран" в качестве полезной нагрузки. Для "Бурана" этот пуск стал первым и последним. Но времена изменились и проект, в который было вложено очень много денег и человеческих усилий, ушел в историю навсегда. И ракетоноситель "Энергия" и многоразовый орбитальный корабль "Буран" создавались в Москве и Подмосковье, а стартовали в далекой Казахстанской степи. Уже на этапе разработки этого проекта встал вопрос, каким же образом доставить "Буран" и "Энергию" на Байконур. Только одна вторая ступень ракетоносителя "Энергия" имела длину 58 метров, а диаметр почти 8 метров. Перевезти обычными средствами от Москвы до Байконура систему "Энергия-Буран" было практически невозможно или требовало колоссальных капиталовложений. В итоге остановились на самолетной доставке. Но к тому моменту, когда реально потребовалось перебрасывать на Байконур части экспериментального носителя, самолет, который для этого разрабатывался, Ан-124 "Руслан", готов еще не был. Ситуацию спас Генеральный конструктор В.М. Мясищев, предложивший переделать в грузовой самолет стратегический бомбардировщик 3М. Этот самолет обладал высокими аэродинамическими качествами, необходимыми для выполнения полетов большой дальности. Трансформация самолета 3М в транспортировщик грузов ВМ-Т "Атлант" конечно же потребовала серьезных изменений. Идея размещения элементов конструкции системы "Энергия-Буран" не внутри, а снаружи самолета, в принципе, была не нова. Новизна заключалась в необычных соотношениях между габаритами грузов и самолета-носителя (диаметр второй ступени ракеты 8 м, диаметр фюзеляжа самолета 3 м). Однако вернемся к фотографии. Раньше Юрию Михайловичу Лужкову очень нравилось на День города устраивать в Тушино авиашоу. Оно состояло обычно из двух частей, это пролет авиационной техники над Москвой-рекой между Тушинским аэродромом и районом Строгино, с разворотом опять же над рекой в районе Серебряного бора. Вторая часть - показ мастерства лучших авиационных асов страны. Такие шоу собирали очень много зрителей, как на поле Тушинского аэродрома, так и в Строгино. Не все знали, что в пятницу, накануне праздника, проходили тренировки, большинство людей были в это время на работе и их не видели. Ну а я совершенно случайно оказался в этот день дома и из окна (тогда как раз жил в Строгино) увидел связку самолета и второй ступени носителя "Энергия". Утром, взяв свою "Практику" и объектив от "Фотоснайпера", "Таир-3", еще задолго до начала шоу, я вышел на берег Москвы-реки, пытаясь найти точку, с которой было бы наиболее интересно снять самолет, который на своей спине несет бак ракеты "Энергия". Я бродил по высокому берегу, мысленно представляя, по какой траектории пролетит над Москвой-рекой самолет и в каком месте он начнет совершать разворот. Вдали, как раз в том месте, где, как я полагал, должен был произойти разворот между домов, виднелась Останкинская башня, она была далеко и казалась маленькой. Но в моих руках был аппарат с объективом в 300 мм, который сжимал пространство, приближая ее. Оставалось угадать место, с которого можно было снять и самолет и башню, и чтобы это было красиво. Остатки времени я потратил именно в поисках такой точки, периодически прицеливаясь на объект, который никуда не удалялся и не приближался - башня стала моим прицелом. Когда авиашоу началось, "мой" самолет летел не первым. Но я ждал только его, и мне удалось, "используя" несколько самолетов, пролетевших в начале шоу, уточнить свое положение. Оставалось только дождаться, когда появится "монстр". И вот, он появился. Как ни странно, точка, которую я так долго выбирал, оказалась практически оптимальной. Так и появилась эта работа, еще одна из немногих фотографий, к съемке которых я готовился практически сутки. Жалко только, что былое величие уже не вернуть.
Савелий Крамаров
Я успел сделать несколько снимков Савелия, прежде чем познакомился с ним. Потом я уже снимать не мог… Он был тогда одинок и я, который не лез с вопросами и со своим фотоаппаратом, наверное, каким-то образом скрасил немного это одиночество…
Эта история произошла во второй половине 70-х, уже точно не помню, 76-й или 77-й был год. Да, в общем, это и неважно. Мне было двадцать лет, тогда я был студентом Московского Авиационного института. Как обычно, на каникулы я уехал в свой родной город - Одессу. Мне повезло: пассажирский теплоход "Азербайджан", на котором ходил мой отец, оказался пришвартованным именно в Одессе, хотя обычно совершал шикарные зарубежные круизы с нашими и зарубежными туристами. А тут между круизами возник перерыв, и руководство Черноморского пароходства приняло решение о двух небольших туристических рейсах по Крымско-Кавказской линии. Плавсоставу, кому полагалась отдельная каюта, разрешено в такие рейсы брать семью - платить нужно только за питание. Упустить возможность в очередной раз посетить любимые места Черноморского побережья я не мог, да и хотелось повидаться со старыми друзьями. В первый же вечер мы собрались в ночном баре. Там я впервые и увидел Савелия Крамарова, как это принято говорить, живьем. Он пришел один. Попытался было найти компанию, но что-то не получалось. Его восторженно узнавали, но воспринимали исключительно как комика с экрана. Уже потом я понял: ему просто необходимо было именно человеческое общение. На другой день я встретил его около бассейна. Тогда я только осваивал свой новый фотоаппарат, это был "Фотоснайпер", сделанный на базе "Зенита", у которого в комплекте, кроме базового "полтинника", шел объектив Тир-3 (300 мм). И тогда, именно этим объективом, я сделал несколько снимков. Еще через день, там же в бассейне, рано утром, когда только-только набранная вода из открытого моря обжигала тело, мы познакомились. Так рано собрались поплавать только мы вдвоем. Выйдя из холоднющей воды, присели у бассейна. Крамаров спросил, кто я и откуда, и мы как-то с удовольствием разговорились. Потом он вдруг поинтересовался, что собираюсь делать на ближайшей стоянке, не поеду ли на экскурсию. Я ответил, что, скорее всего, нет, потому что уже ездил на эти экскурсии, просто прогуляюсь по городу. Неожиданно он предложил мне пройтись вместе… В итоге мы совершили несколько прогулок в городах, в которые заходило наше судно. Как я в дальнейшем понял, он был очень одинок, и я каким-то образом оказался тем человеком, который согласился скрасить его одиночество в той поездке. И еще для него, наверное, было ценно в нашем общении, что я не лез в его душу с вопросами и со своим фотоаппаратом, мы просто гуляли и разговаривали. Каким он был вне экрана и публики? Как мне показалось, совершенно другим человеком, резко отличающимся от его "образа" на экране. Разговоры между нами были о жизни с философским уклоном. Кино или его популярности мы просто не касались. Но иногда он вдруг "выпадал" из спокойного мира беседы и на мгновение становился тем дурашливым Крамаровым, к которому мы привыкли. Это случилось всего пару раз. Один такой курьезный случай я очень хорошо запомнил. Кажется, это было в Сухуми. Мы только сошли с судна и направлялись в город, как вдруг краем глаза я увидел, что с Савелием что-то происходит. Еще секунду назад он был спокойным, расслабленным и вдруг резко стал меняться. Представляете, я увидел паука с кривыми руками и ногами! Начал осматриваться, ища причину его смешной "игры", и увидел чуть впереди идущих нам навстречу двух красивых девушек. Они несли огромную спортивную сумку, одну на двоих, каждая за свою лямку. И вот объявившийся так неожиданно "паук" в лице Савелия стал совершенно по-паучьи перебираться через эту сумку между девушками - на другую сторону. Перебрался, вернее, перелез, выпрямился и снова стал обычным человеком. Поворачивается к девушкам в ожидании ахов и улыбок на свою шутку… Я, в принципе, тоже - не каждый же день девушки встречаются с популярным артистом… Вместо этого мы увидели два совершенно ошарашенных взгляда! Сумку они, конечно, поставили на асфальт, на лицах было разлито недоумение, растерянность… Вообще они смотрели на Савелия как на ненормального. Тот, не понимая реакции, стал тоже меняться в лице… И тут наши девушки подали голос. Они дуэтом заголосили на иностранном языке (каком я так и не понял!), и тут до нас стало доходить, что они иностранки, его как артиста не знают! Так что реакцию можно было понять… Уже потом, извинившись как мог и пройдя вперед, Крамаров сказал: "Ну вот, хотел произвести впечатление на симпатичных девушек! И такой прокол! Бывает…" В том же Сухуми, как раз узнав Крамарова, за нами увязались на машине несколько местных парней. Они ехали следом и предлагали сейчас же отправиться в лучшие рестораны. Но Савелий был неумолим, спокойным голосом говорил, что мы просто отдыхаем и просьба - не мешать отдыхать. Но я так и не смог больше его сфотографировать.. Что-то внутри говорило, что в нашем коротком знакомстве это было бы лишним. Могло убить возникшее общение, которое в тот момент так было ему нужно. С моей стороны было бы чем-то вроде предательства.
Андрей Макаревич
На самом деле этой фотографии могло не быть. Случайно я оказался в районе метро "Октябрьская", случайно пошел в сторону парка Горького, случайно увидел афишу, из которой узнал, что через полчаса в Зеленом театре начнется концерт ансамбля "Машина времени"… Старые ностальгические воспоминания студенческих лет, когда "Машину" приглашали к нам в МАИ, нахлынули на меня, и я купил билет. Фотоаппарат, как обычно, был со мной. Правда, кадров там оставалось очень немного - всего 10 - 15. Да и снимать на концерте я не собирался. Захотелось просто послушать песни, которые так часто слышал в 70-е. Мы любили петь их в компании, как пели тогда песни бардов, знали их наизусть.
Мое место оказалось в середине зала. Кто помнит Зеленый театр в парке Горького, поймет, что от сцены я сидел на довольно-таки большом расстоянии, но этому я сразу не придал большого значения. Пока концерт не начался, было как-то все равно: где сижу, там и сижу. Но с первыми аккордами весь впереди сидящий народ встал, плотно закрыв сцену спинами. И больше не садился. Минут пять я терпел это безобразие, а потом выбрался в левый проход (там тоже стояли люди) и стал потихоньку пробираться к сцене. Сначала даже не осознавал, для чего, собственно, туда иду, и что буду делать дальше. А подойдя к сцене, увидел лесенку, которая вела на сцену. Рядом стоял милиционер и сурово поглядывал на нескольких почитателей ансамбля, которые с разных сторон тоже подошли к сцене с фотоаппаратами. И тут меня словно осенило. Я достал из сумки свою "Практику" и сделал вид, что снимаю. На самом деле отсюда был невыигрышный ракурс, да и жалко было тратить пленку: ее уже и так почти не было. Сделав несколько мнимых кадров, я стал медленно подниматься по лестнице навстречу милиционеру. Страж порядка перекрыл своим корпусом проход и, когда я приблизился, строго спросил: - Вы куда? Я ответил ему первое, что пришло в голову: - У вас своя работа, у меня своя! И давайте не будем мешать друг другу. Того, что произошло дальше, я, в общем-то, не ожидал. В его глазах возникло что-то среднее между удивлением и уважением, он подвинулся в сторону, а я беспрепятственно пошел вперед прямо на сцену под завистливые взгляды зала. А "Машина" играет, поет… Где-то за 2 - 2,5 метра от Макаревича я остановился и уселся прямо на доски сцены. На этом месте я в принципе не должен был мешать артистам. Рядом стояла звуковая колонка, и я сидел фактически на середине сцены, но как бы в "тени" колонки. Зато, забегая вперед, скажу, что когда в конце вечера я шел к выходу, в ушах стоял жуткий гул: просидеть несколько часов рядом с таким мощным звуком оказалось целым испытанием. С этой точки, где я так благополучно приземлился, снимать уже было удобно, Макаревич был почти рядом со мной, рукой подать. Сижу так на сцене и сам себе не верю: мало того, что слушаю любимые песни, так еще наблюдаю за Макаревичем через объектив! Прошло полчаса. Я совсем освоился под "своей" колонкой и стал самонадеянно считать, что внедрение на сцену прошло нормально. И тут на центральную часть сцены, на подиум, стали карабкаться самые осмелевшие зрители. Внезапно из-за кулис появилась группа хорошо сложенных ребят. Вне всяких сомнений - служба безопасности! Один из них, в котором сразу признавался начальник, решительно направился в мою сторону. "Ну, вот и все, - подумал я, - сейчас выкинут в зал. Главное, чтобы не засветили пленку". Пока я готовился к худшему, крепко сбитый руководитель неотвратимо приближался, пока не остановился около меня. Я готов был услышать все что угодно, но только не то, что услышал. Наклонившись ко мне, он заговорщически, как старому знакомому, прошептал: - Слушай, мы сейчас тех друзей, которые на сцену лезут, отправим обратно в зал, а пока я дал ребятам команду чуть подождать, чтоб ты успел кое-кого из них снять. Интересные кадры: вон смотри, какой типаж на сцену лезет. Снимай! А потом… пожелал мне успеха и удалился к своим. За кого он принял меня, я так и не понял. И никогда не узнал, конечно. Ну, а дальше до самого конца концерта у меня уже не возникало никаких проблем. И сомнений, что этот вечер я таки проведу на одной сцене с "Машиной времени" в трех шагах от легендарного Андрея Макаревича. И хотя я берег кадры, их было, к сожалению, очень и очень мало. Но до конца концерта мне удалось "растянуть" их. Среди них оказался и этот портрет.
Помощник президента
Снимая в компании знакомых или друзей, мы даже не думаем о том, что со временем эти простенькие снимки приобретет огромную ценность. А какой она может быть, а Вам расскажу.
Середина 70-х. Сидят рядом двое - девушка и парень. Кто они такие? О девушке я не знаю ничего, а имя парня через двадцать лет узнает вся страна. Но имя я назову позже, потому что сейчас надо объяснить - где это. В то время при газете "Комсомольская правда" корреспонденты Валерий Хилтунен и Ольга Мариничева создали подростковый коммунарский клуб при страничке "Алой парус" - помните такую? Клуб назвали "Комбриг", или еще - "Ребячьи комиссары". Одной из задач клуба была собрать в "Комсомолке" людей, которые внутренне были не удовлетворены окружающей жизнью, пытаясь использовать иные методы развития личности. В основе этих методов лежали наработки так называемого коммунарского движения, которое с конца 50-х годов существовало в СССР. Это было неформальное педагогическое движение, основанное на экспериментальных методиках, выработанных доцентом Ленинградского института педагогики и психологии им. А.И.Герцена Игорем Ивановым и внедренных в практику в Ленинграде Фаиной Шапиро. В 60-е годы это движение распространилось почти на всю страну. Пропагандистом коммунарских идей был известный писатель и педагог Симон Соловейчик. Однако к концу 60-х в коммунарстве руководство страны увидело фактически соперника (а возможно и могильщика!) ВЛКСМ, и движение было запрещено. Вернее, стало существовать на полулегальном положении. Одной из структур коммунарского движения и был клуб "Комбриг". Корреспонденты через "Комсомольскую правду" в статьях и через сборы, которые организовывались в различных школах, как в Москве, так и в стране, несли идеи коммунарства, элементы педагогики творчества, групповой психотерапии. Одной из задач школьных сборов было раскрепощение подростков: попытка показать им, что жизнь внутри школы может быть намного интересней, чем была на самом деле! Директоров школ живо интересовало создание единого дружного коллектива по вертикали от младших до старших классов. А это могло произойти и происходило в течение одного сбора, продолжавшегося, как правило, три дня. Это был своеобразный тренинг по превращению зашоренных детей в живых. Так получилось, что я, тогда студент МАИ, случайно познакомился с ними. Больше года я был на различных сборах, как внутри самого "Комбрига", так и обычных школах. Меня и мой "Зенит" уже воспринимали как одно целое, я мог стоять рядом с человеком и снимать в упор - никто и внимания не обращал… Так я снял и этот снимок на одном из внутренних сборов. В снимке нет ни капли постановки. У меня до сих пор сохранилось то чувство невидимки среди людей. Приятное, редкое у фотографа. Обычно, когда замечают, что снимаешь, начинается Художественный театр… Эта фотография была напечатана в 80-е годы в газете "МК". Но еще одно, в какой-то мере историческое значение, она приобрела через двадцать с лишним лет. Сейчас я уже не помню, кто эта девушка. А парнишка - Валя Юмашев. Будущий журналист "Огонька", в 1991-1995 годах заместитель главного редактора, а в 1995-1996 годах - главный редактором этого журнала. Он был соавтором Бориса Ельцина по двум книгам: "Исповедь на заданную тему" и "Записки президента", его советником. Из статьи Юрия Гейко и Ольги Кучкиной. Ноябрь 1998 года. "Капитан" "Алого паруса" Он пришел в нашу газету - сперва в качестве курьера - полуподростком в 76-м. Ему было 19 лет, но выглядел он гораздо моложе. Года три как из Перми, в которой родился, и месяца за три до армии, в которой прослужил от звонка до звонка. Его прошлое покрыто туманом. В нем - мать, что вроде бы работала уборщицей в Доме творчества писателей в Переделкине, и отец, который не жил с ними. Говорили, что фамилия отца широко известна в мире искусств. Валька от него отрекся, никогда о нем не упоминал и носил фамилию матери. Еще из прошлого: Валька всегда был беден, как церковная мышь, ходил в сильно потертых джинсах и поношенных свитерах, и как-то раз Солженицын, живший там же, в Переделкине, увидев обтрепанного парнишку, подарил ему кожушок. Что тут легенда, что быль - трудно сказать. Во всяком случае, своеобразная параллель с пушкинским "заячьим тулупчиком", подаренным Гриневым Емельке Пугачеву, напрашивалась". Валентин Юмашев, на момент выхода статьи, выдержка из которой приведена выше - руководитель Администрации главы государства. Иногда старые фотографии имеют продолжение… Берегите свои снимки.
Мадонна времен перемен
Этот снимок сделан был в октябре 1994 года. Прошел год со дня страшных событий у Белого дома и расстрела его защитников.
Тогдашняя оппозиция решила провести митинг памяти погибших и вывела людей в центре Москвы на демонстрацию. Мое отношение к этому событию было нейтральным. Я не был в среде демонстрантов и в то же время не одобрял то, что произошло год назад. Нейтральная позиция дает возможность трезво смотреть на происходящее и не пытаться притянуть за уши идеологию. Так что привела меня на митинг только фотография. Хотелось что-то оставить в памяти о том времени. Снимая не первый год, я понимал, что фотографии со временем становятся частью истории, и не снять их иногда бывает просто нельзя. Это один из немногих снимков, который я отношу к репортажным портретам, и который снимал минут пятнадцать, что для меня много. Это настоящая редкость - репортажный снимок, который ожидаешь и даже… режиссируешь. Обычно ведь как? Хватает нескольких секунд, а потом меняется ситуация, и перед тобой уже совсем другие лица… Но здесь мне, надо сказать, и с этими пятнадцатью минутами просто повезло. Время словно ждало, когда я высмотрю, что мне нужно. На Садовом кольце в районе Смоленской площади формировалась колонна демонстрантов. Не знаю, сколько это длилось до того, как я подошел. Но пока колонна еще стояла, я мог наблюдать и искать самое-самое. И вдруг… Я не поверил своим глазам - вперед вышла молодая женщина с грудным ребенком. Почему она пришла сюда? Кого вспоминала? Или провожала? Лицо ее было печальным, почти строгим, но когда она наклонялась к младенцу, мгновенно смягчалось, как-то расправлялось. Эти переливы были так притягательны, что больше невозможно было смотреть ни на что. Я попытался поймать нужный момент, вернее, рисунок, который у меня стал складываться по мере того, как я смотрел на молодую мать - свою будущую "героиню". Сделал один кадр, второй… Нет, не то. Что-то не нравилось, не удовлетворяло меня. Ах, как хотелось, чтобы было как всегда - вскинул фотоаппарат и остановил мгновение! Не получалось: настроение ускользало, а хотелось создать его не только фигурой матери. Но окружающие люди не могли мне подыгрывать, все вокруг стояли и мучились в ожидании дальнейших действий своего руководства. А руководство, видимо, тоже чего-то выжидало, не давая приказа идти колоннам, которые уже так давно ждали хоть каких-то распоряжений… В это ожидание поневоле влился и я. И в этот момент вдруг вынесли икону. Кадр тут же сам сложился, мгновенно. Оставить только один взгляд на зрителя - взгляд святого с иконы. Больше никто не должен смотреть в объектив. А взгляд матери должен быть направлен на ребенка. Однако легко вообразить будущий кадр, но именно такой расклад долго не удавался. Мне казалось, что я много раз щелкаю затвором (но после проявки выяснил: снял-то всего 4 кадра!). Я ловил и ловил, тасовал и отбраковывал взгляды: пересекающиеся, прямые, отведенные… Так, как задумал, как выразительнее… Поймать именно то мгновение, когда взгляды лягут, как задумано. Тем более, что они так и ложатся, я это замечал, но поймать их - вот главное. В общем, все эти пятнадцать минут я безотрывно смотрел в объектив. А потом поймал, что хотел. Я был счастлив. Опустил фотоаппарат. И в то же мгновение демонстрация двинулась. Потом я сделал еще несколько снимков с этой героиней, но того настроения, которое мне удалось поймать, больше не было.
Все истории были опубликованы в выпусках журнала "Фотодело" и собраны нами на сайте photoawards.ru.
Победа на старте
Точной даты этого снимка уже, увы, не вспомню. Но это были Лужники и время - до Олимпиады 1980 года (как видите, на заднем плане за спортсменами трибуны на капитальном ремонте). Да и герой моего снимка закончил свои выступления в большом спорте в 1979 году.
Из книги Валерия Борзова - "10 секунд - целая жизнь". "24 июля 1979 г. Я стартовал в шестом забеге на 200 м на VII Спартакиаде народов СССР. Соперники у меня были не слишком сильные, и в забеге я бежал без напряжения. То ли соскучился по соревновательной обстановке, то ли меня радовала сама возможность стартовать в этих больших состязаниях, но бег получился неплохим по ощущению. В былые годы такое ощущение воплотилось бы в результат порядка 20,8 - 20,9 сек. Сейчас же, взглянув после финиша на табло, я увидел… 21,71. И хотя я попал в следующий круг соревнований как победитель забега, чувствовал, что ворота удачи на этот раз останутся для меня плотно закрытыми. Следующий круг соревнований разыгрывался в тот же день вечером. После старта я постарался выжать из себя все, что мог. На этот раз сознательно бежал изо всех сил, но, увы, скорости это не прибавляло. На финише я был только пятым… Это был мой последний забег. За те короткие минуты, пока я одевался в спортивный костюм, пока диктор объявлял по стадиону наши результаты, я твердо и бесповоротно решил: все! Хватит. И принял это решение без всякой боли в душе. Видимо, все-таки я так намучился за эти два года, что уйти было для меня гораздо легче, чем остаться. Сознательно я сам поставил себя в такие условия, когда выбор был и правилен, и неизбежен. Я прошел свой спортивный путь до конца".
Так завершилась спортивная карьера известного спринтера. Мое поколение хорошо помнит этого спортсмена. Им гордилась страна, люди ходили на стадионы, чтобы увидеть его знаменитый бег, а американские спортсмены, имевшие результаты лучше, чем имел Валерий Борзов, отказывались бежать с ним в одном забеге. Даже на Олимпиаде, что и произошло в Мюнхене. Валерий Борзов - двукратный олимпийский чемпион: - в Мюнхене в 1972 году победил в беге на дистанциях 100 и 200 метров, получил серебряную медаль в эстафете 4х100; - на Олимпиаде 1976 года завоевал две бронзовые медали; - чемпион Европы 1969 года по стометровке; 1971 года - на дистанциях 100 и 200 метров, 1974-го - 100 метров. Победитель зимних чемпионатов Европы 1970 - 1972, 1974 - 1977 годов. В 1975 году я вернулся из стройотряда и на заработанные деньги купил систему "фотоснайпер". В то время в набор входили фотоаппарат "Зенит ЕС", объективы "Гелиос-44" и "Таир-3" с набором светофильтров и ложе с курком, на котором можно было закрепить фотоаппарат совместно с объективом "Таир-3". Сейчас, когда заходишь в реальный или виртуальный магазин, невольно вспоминаешь 70-е. И вот такая происходит метаморфоза: испытываешь самую настоящую зависть! А как же, память… Достать зеркальный фотоаппарат тогда было огромной проблемой, хороший объектив - тоже. Мне повезло, что я сразу в наборе купил фотоаппарат и два объектива, один из которых имел фокусное расстояние 300 мм. Отдельно приобрести такой было почти фантастикой. И как раз он-то мне и пригодился. Я не был аккредитован, просто пришел в Лужники поглядеть на Борзова. Специально снимать соревнования не собирался. Но уже там вдруг подумал - а почему бы и нет?! Кто когда-нибудь фотографировал на стадионе, тот знает, что нормально снять соревнование можно только с тех мест, куда обычно допускают одних спортивных репортеров. А с трибуны, да еще когда твои передвижения ограничены размерами сектора, получить хороший кадр удается очень редко. Я находился где-то в районе финиша стометровки и всматривался через свою "подзорную трубу" (тогда система "Зенит - Таир" казалась верхом совершенства!) в то место, где спортсмены готовились к старту. Я хорошо различал их. Большинство внешне напряжены, углублены в себя, а вот у Валерия не было видно ни напряжения, ни волнения. Это просто останавливало взгляд, особенно рядом с массой "зажатых" лиц. И вдруг на мгновение руки его взметнулись вверх, образовав какой-то забавный жест-сигнал в сторону трибун, лицо расплылось в улыбке. На фоне стоящего рядом соперника он уже казался победителем! Это мгновение мне и удалось остановить. Что именно было причиной этого взрыва эмоций, на момент съемки я не знал, но узнать хотелось. Уже после финиша я еще долгое время отслеживал Валерия. Оказалось, он так "переговаривался" с маленьким мальчиком, который с трибун болел за него. Вот так - перед ответственным стартом он еще и шутил… В том забеге Борзов пришел первым. И уже тогда, на стадионе, еще не проявив пленку, я дал название снимку - "Победа на старте". К сожалению, негатив оказался недостаточно резким. Большое расстояние до объекта съемки, ручная и не очень удобная наводка на резкость объектива из системы "фотоснайпер", скоротечность события и боязнь шевеленки наложили свои отпечатки. Долгое время я периодически пытался его напечатать, но каждый раз оставался неудовлетворенным - той резкости, которую я люблю, просто не было. Прошло время, изменились технологии, многие фотографы, когда-то сидевшие в темноте лабораторий или ванных комнат, пересели за компьютер. И новые технологии иногда позволяют реанимировать старые снимки. Поработал за компьютером и я. Удалось немного повысить резкость - и снимок преобразился, побывал даже на выставке в "Фотоцентре" на Гоголевском бульваре…
Былое величие
Когда я показываю данную работу, обычно слышу - "Это монтаж! Такой монстр не может лететь над Москвой!". Ну и, конечно же, всем интересно, что это за летательный аппарат и "кого" он везет.
15 ноября 1988 года со стартового комплекса космодрома Байконур был проведен второй пуск ракетоносителя "Энергия" с беспилотным многоразовым орбитальным кораблем "Буран" в качестве полезной нагрузки. Для "Бурана" этот пуск стал первым и последним. Но времена изменились и проект, в который было вложено очень много денег и человеческих усилий, ушел в историю навсегда. И ракетоноситель "Энергия" и многоразовый орбитальный корабль "Буран" создавались в Москве и Подмосковье, а стартовали в далекой Казахстанской степи. Уже на этапе разработки этого проекта встал вопрос, каким же образом доставить "Буран" и "Энергию" на Байконур. Только одна вторая ступень ракетоносителя "Энергия" имела длину 58 метров, а диаметр почти 8 метров. Перевезти обычными средствами от Москвы до Байконура систему "Энергия-Буран" было практически невозможно или требовало колоссальных капиталовложений. В итоге остановились на самолетной доставке. Но к тому моменту, когда реально потребовалось перебрасывать на Байконур части экспериментального носителя, самолет, который для этого разрабатывался, Ан-124 "Руслан", готов еще не был. Ситуацию спас Генеральный конструктор В.М. Мясищев, предложивший переделать в грузовой самолет стратегический бомбардировщик 3М. Этот самолет обладал высокими аэродинамическими качествами, необходимыми для выполнения полетов большой дальности. Трансформация самолета 3М в транспортировщик грузов ВМ-Т "Атлант" конечно же потребовала серьезных изменений. Идея размещения элементов конструкции системы "Энергия-Буран" не внутри, а снаружи самолета, в принципе, была не нова. Новизна заключалась в необычных соотношениях между габаритами грузов и самолета-носителя (диаметр второй ступени ракеты 8 м, диаметр фюзеляжа самолета 3 м). Однако вернемся к фотографии. Раньше Юрию Михайловичу Лужкову очень нравилось на День города устраивать в Тушино авиашоу. Оно состояло обычно из двух частей, это пролет авиационной техники над Москвой-рекой между Тушинским аэродромом и районом Строгино, с разворотом опять же над рекой в районе Серебряного бора. Вторая часть - показ мастерства лучших авиационных асов страны. Такие шоу собирали очень много зрителей, как на поле Тушинского аэродрома, так и в Строгино. Не все знали, что в пятницу, накануне праздника, проходили тренировки, большинство людей были в это время на работе и их не видели. Ну а я совершенно случайно оказался в этот день дома и из окна (тогда как раз жил в Строгино) увидел связку самолета и второй ступени носителя "Энергия". Утром, взяв свою "Практику" и объектив от "Фотоснайпера", "Таир-3", еще задолго до начала шоу, я вышел на берег Москвы-реки, пытаясь найти точку, с которой было бы наиболее интересно снять самолет, который на своей спине несет бак ракеты "Энергия". Я бродил по высокому берегу, мысленно представляя, по какой траектории пролетит над Москвой-рекой самолет и в каком месте он начнет совершать разворот. Вдали, как раз в том месте, где, как я полагал, должен был произойти разворот между домов, виднелась Останкинская башня, она была далеко и казалась маленькой. Но в моих руках был аппарат с объективом в 300 мм, который сжимал пространство, приближая ее. Оставалось угадать место, с которого можно было снять и самолет и башню, и чтобы это было красиво. Остатки времени я потратил именно в поисках такой точки, периодически прицеливаясь на объект, который никуда не удалялся и не приближался - башня стала моим прицелом. Когда авиашоу началось, "мой" самолет летел не первым. Но я ждал только его, и мне удалось, "используя" несколько самолетов, пролетевших в начале шоу, уточнить свое положение. Оставалось только дождаться, когда появится "монстр". И вот, он появился. Как ни странно, точка, которую я так долго выбирал, оказалась практически оптимальной. Так и появилась эта работа, еще одна из немногих фотографий, к съемке которых я готовился практически сутки. Жалко только, что былое величие уже не вернуть.
Савелий Крамаров
Я успел сделать несколько снимков Савелия, прежде чем познакомился с ним. Потом я уже снимать не мог… Он был тогда одинок и я, который не лез с вопросами и со своим фотоаппаратом, наверное, каким-то образом скрасил немного это одиночество…
Эта история произошла во второй половине 70-х, уже точно не помню, 76-й или 77-й был год. Да, в общем, это и неважно. Мне было двадцать лет, тогда я был студентом Московского Авиационного института. Как обычно, на каникулы я уехал в свой родной город - Одессу. Мне повезло: пассажирский теплоход "Азербайджан", на котором ходил мой отец, оказался пришвартованным именно в Одессе, хотя обычно совершал шикарные зарубежные круизы с нашими и зарубежными туристами. А тут между круизами возник перерыв, и руководство Черноморского пароходства приняло решение о двух небольших туристических рейсах по Крымско-Кавказской линии. Плавсоставу, кому полагалась отдельная каюта, разрешено в такие рейсы брать семью - платить нужно только за питание. Упустить возможность в очередной раз посетить любимые места Черноморского побережья я не мог, да и хотелось повидаться со старыми друзьями. В первый же вечер мы собрались в ночном баре. Там я впервые и увидел Савелия Крамарова, как это принято говорить, живьем. Он пришел один. Попытался было найти компанию, но что-то не получалось. Его восторженно узнавали, но воспринимали исключительно как комика с экрана. Уже потом я понял: ему просто необходимо было именно человеческое общение. На другой день я встретил его около бассейна. Тогда я только осваивал свой новый фотоаппарат, это был "Фотоснайпер", сделанный на базе "Зенита", у которого в комплекте, кроме базового "полтинника", шел объектив Тир-3 (300 мм). И тогда, именно этим объективом, я сделал несколько снимков. Еще через день, там же в бассейне, рано утром, когда только-только набранная вода из открытого моря обжигала тело, мы познакомились. Так рано собрались поплавать только мы вдвоем. Выйдя из холоднющей воды, присели у бассейна. Крамаров спросил, кто я и откуда, и мы как-то с удовольствием разговорились. Потом он вдруг поинтересовался, что собираюсь делать на ближайшей стоянке, не поеду ли на экскурсию. Я ответил, что, скорее всего, нет, потому что уже ездил на эти экскурсии, просто прогуляюсь по городу. Неожиданно он предложил мне пройтись вместе… В итоге мы совершили несколько прогулок в городах, в которые заходило наше судно. Как я в дальнейшем понял, он был очень одинок, и я каким-то образом оказался тем человеком, который согласился скрасить его одиночество в той поездке. И еще для него, наверное, было ценно в нашем общении, что я не лез в его душу с вопросами и со своим фотоаппаратом, мы просто гуляли и разговаривали. Каким он был вне экрана и публики? Как мне показалось, совершенно другим человеком, резко отличающимся от его "образа" на экране. Разговоры между нами были о жизни с философским уклоном. Кино или его популярности мы просто не касались. Но иногда он вдруг "выпадал" из спокойного мира беседы и на мгновение становился тем дурашливым Крамаровым, к которому мы привыкли. Это случилось всего пару раз. Один такой курьезный случай я очень хорошо запомнил. Кажется, это было в Сухуми. Мы только сошли с судна и направлялись в город, как вдруг краем глаза я увидел, что с Савелием что-то происходит. Еще секунду назад он был спокойным, расслабленным и вдруг резко стал меняться. Представляете, я увидел паука с кривыми руками и ногами! Начал осматриваться, ища причину его смешной "игры", и увидел чуть впереди идущих нам навстречу двух красивых девушек. Они несли огромную спортивную сумку, одну на двоих, каждая за свою лямку. И вот объявившийся так неожиданно "паук" в лице Савелия стал совершенно по-паучьи перебираться через эту сумку между девушками - на другую сторону. Перебрался, вернее, перелез, выпрямился и снова стал обычным человеком. Поворачивается к девушкам в ожидании ахов и улыбок на свою шутку… Я, в принципе, тоже - не каждый же день девушки встречаются с популярным артистом… Вместо этого мы увидели два совершенно ошарашенных взгляда! Сумку они, конечно, поставили на асфальт, на лицах было разлито недоумение, растерянность… Вообще они смотрели на Савелия как на ненормального. Тот, не понимая реакции, стал тоже меняться в лице… И тут наши девушки подали голос. Они дуэтом заголосили на иностранном языке (каком я так и не понял!), и тут до нас стало доходить, что они иностранки, его как артиста не знают! Так что реакцию можно было понять… Уже потом, извинившись как мог и пройдя вперед, Крамаров сказал: "Ну вот, хотел произвести впечатление на симпатичных девушек! И такой прокол! Бывает…" В том же Сухуми, как раз узнав Крамарова, за нами увязались на машине несколько местных парней. Они ехали следом и предлагали сейчас же отправиться в лучшие рестораны. Но Савелий был неумолим, спокойным голосом говорил, что мы просто отдыхаем и просьба - не мешать отдыхать. Но я так и не смог больше его сфотографировать.. Что-то внутри говорило, что в нашем коротком знакомстве это было бы лишним. Могло убить возникшее общение, которое в тот момент так было ему нужно. С моей стороны было бы чем-то вроде предательства.
Андрей Макаревич
На самом деле этой фотографии могло не быть. Случайно я оказался в районе метро "Октябрьская", случайно пошел в сторону парка Горького, случайно увидел афишу, из которой узнал, что через полчаса в Зеленом театре начнется концерт ансамбля "Машина времени"… Старые ностальгические воспоминания студенческих лет, когда "Машину" приглашали к нам в МАИ, нахлынули на меня, и я купил билет. Фотоаппарат, как обычно, был со мной. Правда, кадров там оставалось очень немного - всего 10 - 15. Да и снимать на концерте я не собирался. Захотелось просто послушать песни, которые так часто слышал в 70-е. Мы любили петь их в компании, как пели тогда песни бардов, знали их наизусть.
Мое место оказалось в середине зала. Кто помнит Зеленый театр в парке Горького, поймет, что от сцены я сидел на довольно-таки большом расстоянии, но этому я сразу не придал большого значения. Пока концерт не начался, было как-то все равно: где сижу, там и сижу. Но с первыми аккордами весь впереди сидящий народ встал, плотно закрыв сцену спинами. И больше не садился. Минут пять я терпел это безобразие, а потом выбрался в левый проход (там тоже стояли люди) и стал потихоньку пробираться к сцене. Сначала даже не осознавал, для чего, собственно, туда иду, и что буду делать дальше. А подойдя к сцене, увидел лесенку, которая вела на сцену. Рядом стоял милиционер и сурово поглядывал на нескольких почитателей ансамбля, которые с разных сторон тоже подошли к сцене с фотоаппаратами. И тут меня словно осенило. Я достал из сумки свою "Практику" и сделал вид, что снимаю. На самом деле отсюда был невыигрышный ракурс, да и жалко было тратить пленку: ее уже и так почти не было. Сделав несколько мнимых кадров, я стал медленно подниматься по лестнице навстречу милиционеру. Страж порядка перекрыл своим корпусом проход и, когда я приблизился, строго спросил: - Вы куда? Я ответил ему первое, что пришло в голову: - У вас своя работа, у меня своя! И давайте не будем мешать друг другу. Того, что произошло дальше, я, в общем-то, не ожидал. В его глазах возникло что-то среднее между удивлением и уважением, он подвинулся в сторону, а я беспрепятственно пошел вперед прямо на сцену под завистливые взгляды зала. А "Машина" играет, поет… Где-то за 2 - 2,5 метра от Макаревича я остановился и уселся прямо на доски сцены. На этом месте я в принципе не должен был мешать артистам. Рядом стояла звуковая колонка, и я сидел фактически на середине сцены, но как бы в "тени" колонки. Зато, забегая вперед, скажу, что когда в конце вечера я шел к выходу, в ушах стоял жуткий гул: просидеть несколько часов рядом с таким мощным звуком оказалось целым испытанием. С этой точки, где я так благополучно приземлился, снимать уже было удобно, Макаревич был почти рядом со мной, рукой подать. Сижу так на сцене и сам себе не верю: мало того, что слушаю любимые песни, так еще наблюдаю за Макаревичем через объектив! Прошло полчаса. Я совсем освоился под "своей" колонкой и стал самонадеянно считать, что внедрение на сцену прошло нормально. И тут на центральную часть сцены, на подиум, стали карабкаться самые осмелевшие зрители. Внезапно из-за кулис появилась группа хорошо сложенных ребят. Вне всяких сомнений - служба безопасности! Один из них, в котором сразу признавался начальник, решительно направился в мою сторону. "Ну, вот и все, - подумал я, - сейчас выкинут в зал. Главное, чтобы не засветили пленку". Пока я готовился к худшему, крепко сбитый руководитель неотвратимо приближался, пока не остановился около меня. Я готов был услышать все что угодно, но только не то, что услышал. Наклонившись ко мне, он заговорщически, как старому знакомому, прошептал: - Слушай, мы сейчас тех друзей, которые на сцену лезут, отправим обратно в зал, а пока я дал ребятам команду чуть подождать, чтоб ты успел кое-кого из них снять. Интересные кадры: вон смотри, какой типаж на сцену лезет. Снимай! А потом… пожелал мне успеха и удалился к своим. За кого он принял меня, я так и не понял. И никогда не узнал, конечно. Ну, а дальше до самого конца концерта у меня уже не возникало никаких проблем. И сомнений, что этот вечер я таки проведу на одной сцене с "Машиной времени" в трех шагах от легендарного Андрея Макаревича. И хотя я берег кадры, их было, к сожалению, очень и очень мало. Но до конца концерта мне удалось "растянуть" их. Среди них оказался и этот портрет.
Помощник президента
Снимая в компании знакомых или друзей, мы даже не думаем о том, что со временем эти простенькие снимки приобретет огромную ценность. А какой она может быть, а Вам расскажу.
Середина 70-х. Сидят рядом двое - девушка и парень. Кто они такие? О девушке я не знаю ничего, а имя парня через двадцать лет узнает вся страна. Но имя я назову позже, потому что сейчас надо объяснить - где это. В то время при газете "Комсомольская правда" корреспонденты Валерий Хилтунен и Ольга Мариничева создали подростковый коммунарский клуб при страничке "Алой парус" - помните такую? Клуб назвали "Комбриг", или еще - "Ребячьи комиссары". Одной из задач клуба была собрать в "Комсомолке" людей, которые внутренне были не удовлетворены окружающей жизнью, пытаясь использовать иные методы развития личности. В основе этих методов лежали наработки так называемого коммунарского движения, которое с конца 50-х годов существовало в СССР. Это было неформальное педагогическое движение, основанное на экспериментальных методиках, выработанных доцентом Ленинградского института педагогики и психологии им. А.И.Герцена Игорем Ивановым и внедренных в практику в Ленинграде Фаиной Шапиро. В 60-е годы это движение распространилось почти на всю страну. Пропагандистом коммунарских идей был известный писатель и педагог Симон Соловейчик. Однако к концу 60-х в коммунарстве руководство страны увидело фактически соперника (а возможно и могильщика!) ВЛКСМ, и движение было запрещено. Вернее, стало существовать на полулегальном положении. Одной из структур коммунарского движения и был клуб "Комбриг". Корреспонденты через "Комсомольскую правду" в статьях и через сборы, которые организовывались в различных школах, как в Москве, так и в стране, несли идеи коммунарства, элементы педагогики творчества, групповой психотерапии. Одной из задач школьных сборов было раскрепощение подростков: попытка показать им, что жизнь внутри школы может быть намного интересней, чем была на самом деле! Директоров школ живо интересовало создание единого дружного коллектива по вертикали от младших до старших классов. А это могло произойти и происходило в течение одного сбора, продолжавшегося, как правило, три дня. Это был своеобразный тренинг по превращению зашоренных детей в живых. Так получилось, что я, тогда студент МАИ, случайно познакомился с ними. Больше года я был на различных сборах, как внутри самого "Комбрига", так и обычных школах. Меня и мой "Зенит" уже воспринимали как одно целое, я мог стоять рядом с человеком и снимать в упор - никто и внимания не обращал… Так я снял и этот снимок на одном из внутренних сборов. В снимке нет ни капли постановки. У меня до сих пор сохранилось то чувство невидимки среди людей. Приятное, редкое у фотографа. Обычно, когда замечают, что снимаешь, начинается Художественный театр… Эта фотография была напечатана в 80-е годы в газете "МК". Но еще одно, в какой-то мере историческое значение, она приобрела через двадцать с лишним лет. Сейчас я уже не помню, кто эта девушка. А парнишка - Валя Юмашев. Будущий журналист "Огонька", в 1991-1995 годах заместитель главного редактора, а в 1995-1996 годах - главный редактором этого журнала. Он был соавтором Бориса Ельцина по двум книгам: "Исповедь на заданную тему" и "Записки президента", его советником. Из статьи Юрия Гейко и Ольги Кучкиной. Ноябрь 1998 года. "Капитан" "Алого паруса" Он пришел в нашу газету - сперва в качестве курьера - полуподростком в 76-м. Ему было 19 лет, но выглядел он гораздо моложе. Года три как из Перми, в которой родился, и месяца за три до армии, в которой прослужил от звонка до звонка. Его прошлое покрыто туманом. В нем - мать, что вроде бы работала уборщицей в Доме творчества писателей в Переделкине, и отец, который не жил с ними. Говорили, что фамилия отца широко известна в мире искусств. Валька от него отрекся, никогда о нем не упоминал и носил фамилию матери. Еще из прошлого: Валька всегда был беден, как церковная мышь, ходил в сильно потертых джинсах и поношенных свитерах, и как-то раз Солженицын, живший там же, в Переделкине, увидев обтрепанного парнишку, подарил ему кожушок. Что тут легенда, что быль - трудно сказать. Во всяком случае, своеобразная параллель с пушкинским "заячьим тулупчиком", подаренным Гриневым Емельке Пугачеву, напрашивалась". Валентин Юмашев, на момент выхода статьи, выдержка из которой приведена выше - руководитель Администрации главы государства. Иногда старые фотографии имеют продолжение… Берегите свои снимки.
Мадонна времен перемен
Этот снимок сделан был в октябре 1994 года. Прошел год со дня страшных событий у Белого дома и расстрела его защитников.
Тогдашняя оппозиция решила провести митинг памяти погибших и вывела людей в центре Москвы на демонстрацию. Мое отношение к этому событию было нейтральным. Я не был в среде демонстрантов и в то же время не одобрял то, что произошло год назад. Нейтральная позиция дает возможность трезво смотреть на происходящее и не пытаться притянуть за уши идеологию. Так что привела меня на митинг только фотография. Хотелось что-то оставить в памяти о том времени. Снимая не первый год, я понимал, что фотографии со временем становятся частью истории, и не снять их иногда бывает просто нельзя. Это один из немногих снимков, который я отношу к репортажным портретам, и который снимал минут пятнадцать, что для меня много. Это настоящая редкость - репортажный снимок, который ожидаешь и даже… режиссируешь. Обычно ведь как? Хватает нескольких секунд, а потом меняется ситуация, и перед тобой уже совсем другие лица… Но здесь мне, надо сказать, и с этими пятнадцатью минутами просто повезло. Время словно ждало, когда я высмотрю, что мне нужно. На Садовом кольце в районе Смоленской площади формировалась колонна демонстрантов. Не знаю, сколько это длилось до того, как я подошел. Но пока колонна еще стояла, я мог наблюдать и искать самое-самое. И вдруг… Я не поверил своим глазам - вперед вышла молодая женщина с грудным ребенком. Почему она пришла сюда? Кого вспоминала? Или провожала? Лицо ее было печальным, почти строгим, но когда она наклонялась к младенцу, мгновенно смягчалось, как-то расправлялось. Эти переливы были так притягательны, что больше невозможно было смотреть ни на что. Я попытался поймать нужный момент, вернее, рисунок, который у меня стал складываться по мере того, как я смотрел на молодую мать - свою будущую "героиню". Сделал один кадр, второй… Нет, не то. Что-то не нравилось, не удовлетворяло меня. Ах, как хотелось, чтобы было как всегда - вскинул фотоаппарат и остановил мгновение! Не получалось: настроение ускользало, а хотелось создать его не только фигурой матери. Но окружающие люди не могли мне подыгрывать, все вокруг стояли и мучились в ожидании дальнейших действий своего руководства. А руководство, видимо, тоже чего-то выжидало, не давая приказа идти колоннам, которые уже так давно ждали хоть каких-то распоряжений… В это ожидание поневоле влился и я. И в этот момент вдруг вынесли икону. Кадр тут же сам сложился, мгновенно. Оставить только один взгляд на зрителя - взгляд святого с иконы. Больше никто не должен смотреть в объектив. А взгляд матери должен быть направлен на ребенка. Однако легко вообразить будущий кадр, но именно такой расклад долго не удавался. Мне казалось, что я много раз щелкаю затвором (но после проявки выяснил: снял-то всего 4 кадра!). Я ловил и ловил, тасовал и отбраковывал взгляды: пересекающиеся, прямые, отведенные… Так, как задумал, как выразительнее… Поймать именно то мгновение, когда взгляды лягут, как задумано. Тем более, что они так и ложатся, я это замечал, но поймать их - вот главное. В общем, все эти пятнадцать минут я безотрывно смотрел в объектив. А потом поймал, что хотел. Я был счастлив. Опустил фотоаппарат. И в то же мгновение демонстрация двинулась. Потом я сделал еще несколько снимков с этой героиней, но того настроения, которое мне удалось поймать, больше не было.
Все истории были опубликованы в выпусках журнала "Фотодело" и собраны нами на сайте photoawards.ru.