ГЛАЗОК В ТЮРЕМНУЮ ЖИЗНЬ
Pavel Markin
ИСТОРИЯ С ФОТОГРАФИЕЙ.
Я был первым фотокорреспондентом в Ленинграде, кому на заре перестройки разрешили фотографировать в тюрьмах, колониях, психоневрологических интернатах и даже в подвалах Большого дома, о которых ходили легенды, что под землей, якобы, расположен чуть ли ни еще один Большой дом с камерами для политзаключенных и орудиями для пыток (включая гигантские мясорубки). Но это сюжет уже для другого рассказа…
А «счастье» знакомства с тюремной жизнью в мою репортерскую биографию нагрянуло абсолютно случайно. Звонит мне как-то Адушев В.И. - в ту пору председатель Комиссии по правам человека первого созыва Ленсовета, и просит стать фотографом общественной комиссии по обследованию условий содержания подследственных и заключенных.
Познакомились мы с Владимиром Ивановичем при необычных обстоятельствах. Полным ходом шла избирательная компания по выборам народных депутатов Ленсовета. Жил я тогда в Веселом поселке, в самом конце улицы Коллонтай. 28 апреля 1989 года подъехал на автобусе до станции «Проспект Большевиков», чтобы потом нырнуть в метро. Смотрю, прямо перед входом в наземный вестибюль необычное скопление народа. Еле пробился в первые ряды зевак. Вижу, стоит раскладушка с лозунгами и транспарантами, все вокруг обвешано листовками и предвыборными плакатами, а в шезлонгах сидят два человека. Из объявлений понял, что это политическая голодовка потенциальных кандидатов в народные депутаты. Сделал несколько кадров, взял интервью у голодающих. Одним из них и был В.И. Адушев - в ту пору лоцман Балтийского морского пароходства. Второй - технический работник Студии документальных фильмов С.И. Веселов. Так и вел я фотолетопись их политической акции с первого и до последнего дня голодовки, пока обоих кандидатов, полностью истощенных, то ли на тринадцатый, то ли на четырнадцатый день, не увезли в больницу.
Самым первым объектом обследования вновь созданной комиссии стали знаменитые «Кресты». Но не тут то было. Ни с первой, ни со второй попытки пройти за колючую проволоку народным депутатам не удалось: членов комиссии не пустили дальше бюро пропусков. Потребовалась еще, как минимум, месяц ежедневных переговоров с Обкомом КПСС, с Большим домом, с МВД, пока нам не дали «добро».
Владимир Иванович ходил из камеры в камеру, беседовал с подследственными. Некоторые из них в ожидании суда находились в камерах уже более года. Условия содержания просто никакие. В бывших двуместных царских камерах было набито до шестнадцати человек. Только тогда я понял, что значит крылатое выражение «ваше место у параши». Воздух был настолько плотным, что, казалось, можно топор повесить на лучах солнца, пробивавшегося сквозь зарешеченные окна-амбразуры. На пищеблоке в антисанитарных условиях стояли огромные котлы, источавшие невообразимое зловонье. В «бане» гуляли сквозняки. В туберкулезном отделении больные с открытой формой этой страшной болезни, лежали на полу, словно кильки в банке, прямо на полу на матрасах, цвета асфальта.
Однажды я поставил фотоаппарат на полочку посреди тюремной двери. Объектив совпал с небольшим отверстием. Я осторожно приподнял заслону глазка и нажал на спусковую кнопку несколько раз. Потом, рассматривая свежие отпечатки, я заметил, что обитатели камеры, хоть и не видели меня, но чувствовали нутром - столько предчувствия опасности было во взгляде каждого.
Потом я бывал в тех же самых следственных изоляторах и колониях много раз. И с каждым разом замечал перемены к лучшему. А через два года, когда проходил всенародный референдум, в «Кресты» пришла уже целая группа журналистов, фотокорреспондентов и телеоператоров. Перестройка началась и в этой системе.
15 августа 1990 года. Ленинград
"КРЕСТЫ". ГЛАЗОК