В двадцать седьмом году это было… Рождество Богородицы, праздник, 8 сентября. Тут сестры и вспомнили:
- Батюшка Серафим говорил: «Сиротки мои в Рождественские ворота как горох посыплются!» Вот вам и Рождественские ворота.
Вспомнили слова преподобного!
Через неделю мы ко всенощной отзвонили во все звоны! В последний раз! Отзвонили, отслужили… И как птички - кто куда. Вот так… А дождик лил! В дорогу… Господи, люди на нас, и Господь на нас! Царица Небесная!..
Матушку игуменью на второй день в тюрьму забрали. И пошли мы кто куда…
Архиерей один был при нас, тайно. Он нам сказал:
- Из монастыря вас выгнали, но монашества мы с вас не снимаем.
Я не знаю, как люди, а монашки так рассуждали: «Все это - Божье наказание. Господь попустил для нас такую власть»…
Повезли нас в Ташкент. Вагоны телячьи, сквозняки везде… Я все плакала: «Господи, - думаю, - за что в тюрьму-то? Тюремщица!» Как-то мне было обидно, что я в тюрьме. Ну и плакала. Да и все плакали, наверное…
Такая была еще - генеральная проверка. Темный-темный коридор. По обе стороны стража с пиками стоит. Страх-то там какой был! Сколько охраны, собаки лают!
И вот этакой тропкой, через стражников, - проходи. Пройдешь, а в конце - обыск. Кресты снимают! Господи, прости их! Матерь Божия… Милиционер крест содрал - ногами растоптал: «Зачем носишь?!»
И вот, когда сняли наши крестики, такое было чувствие - как все равно перед тобой стоит Сам Господь распятый! Как будто Сам Господь на Кресте терпит! Крестики сняли - такая обида!
А потом что же - как же без креста? В то время мы пряли узбекскую пряжу, вату. И были там такие вилочки - их маленько срезать, и будет крестик. Поделали мы крестики. Пошли в баню, с крестами. А там такие есть, начальству сразу докладывают:
- А монашки опять все в крестах!
Но тут уж не отбирали. Да и возьмете - мы себе что-нибудь другое найдем…
Но и Господь нас укреплял! Одна сестра дивеевская, она еще до нас здесь в тюрьме была, видит во сне батюшку Серафима. Батюшка сюда, в тюрьму, целый этап монашков гонит. И весело так говорит: «Открывайте двери! Сестер вам веду!» Это - нас-то!
А до этого, на свободе еще, в Дивееве, была у нас блаженная, Марья Ивановна. Она при мне помирала, вскоре как нас из монастыря выгнали. Мы все тогда у нее спрашивали:
- Мамашенька, когда ж мы в монастырь? Мы монастырь ждем!
А она:
- Будет, будет вам монастырь. Мы с покойницей матерью казначеей скоро вас в этот монастырь вызывать начнем!
И вы знаете, что она мне еще сказала?
- Только в монастыре этом вас будут звать не по именам, а по номерам. Вот тебя, Фрося, мы позовем с казначеей: триста тридцать восемь!
Триста тридцать восемь… Подивилась я, но запомнила. А когда в тюрьму взяли, такой номер у меня и был! Я помню этот свой номер - триста тридцать восемь. Да, она мне это сказала, Марья Ивановна, блаженная! Вот тебе и монастырь!
Что ж, такое было время… По-всякому приходилось…
«Несвятые святые». Подлинный рассказ матушки Фроси.