господи мой боже, зеленоглазый мой
Последнюю неделю имею много сношений с текстами философской направленности всю ночь напролёт.
Внезапный кувырок куда-то обратно, в щемящий нежностью ностальгический берег моря, где я внезапно вспоминаю дно ступнями. Я помню, где камень подвернется внезапной режущей болью, где стайка серебристых рыб проскользнет прохладным дуновением, где случится внезапный провал нагой ногой в холодный ключевой источник. Обычно молчаливая, я погружаюсь в студёный песок по самую щиколотку, и внезапно начинаю говорить. Говорить легко, много, как будто вспомнила родной язык.
По-прежнему не сплю, потому что дневная жизнь набрасывается, откуда не ждешь, потому что ночью мелькают слова и хотят быть выстроенными стройно, строго, точно. Я терпеливо, долго вспоминаю какое-нибудь слово уставшей головой, подбираю в уме на слух, на звук, на трепетную близость с нужным смыслом. А потом - нагой ногой ахаю в ледяной провал, и дальше где-то в животе подхватывает ритм, и вертится, курочится, и тут же фантомный запах возникает, возникает, запрокидывает мне голову, и я уже не помню, что хотела сказать, но только бьющийся комок в животе, и еще немного хочется, чтобы накормили досыта.
Хотелось бы иметь сюжетов, целую пригоршню сюжетов, чтобы щедро ссыпать в разные стороны; увы, я не танцую, не пишу и не рисую, потому что мне не о чем. Могла бы хорошо, но вообще-то пусто. Я совсем пустая, я боюсь есть, спать, стоять: постоянно кажется, будто черная пропасть сна никогда не кончится, только усни; будто кусок еды застрянет в горле навсегда, станет частью моего тела, и всегда, всегда таскать его с собой. Я боюсь замирать, потому что мне видится, что я падаю оземь, а не в родное море, и что никогда, никогда больше в моей жизни не будет ни сна, ни вкуса, ни моря - только серый морок.
...и единственное, что помогает - это остричь волосы, надеть шинель и в 6 утра идти куда-то, пытаясь вспомнить то самое простое слово, что я забыла накануне.
Внезапный кувырок куда-то обратно, в щемящий нежностью ностальгический берег моря, где я внезапно вспоминаю дно ступнями. Я помню, где камень подвернется внезапной режущей болью, где стайка серебристых рыб проскользнет прохладным дуновением, где случится внезапный провал нагой ногой в холодный ключевой источник. Обычно молчаливая, я погружаюсь в студёный песок по самую щиколотку, и внезапно начинаю говорить. Говорить легко, много, как будто вспомнила родной язык.
По-прежнему не сплю, потому что дневная жизнь набрасывается, откуда не ждешь, потому что ночью мелькают слова и хотят быть выстроенными стройно, строго, точно. Я терпеливо, долго вспоминаю какое-нибудь слово уставшей головой, подбираю в уме на слух, на звук, на трепетную близость с нужным смыслом. А потом - нагой ногой ахаю в ледяной провал, и дальше где-то в животе подхватывает ритм, и вертится, курочится, и тут же фантомный запах возникает, возникает, запрокидывает мне голову, и я уже не помню, что хотела сказать, но только бьющийся комок в животе, и еще немного хочется, чтобы накормили досыта.
Хотелось бы иметь сюжетов, целую пригоршню сюжетов, чтобы щедро ссыпать в разные стороны; увы, я не танцую, не пишу и не рисую, потому что мне не о чем. Могла бы хорошо, но вообще-то пусто. Я совсем пустая, я боюсь есть, спать, стоять: постоянно кажется, будто черная пропасть сна никогда не кончится, только усни; будто кусок еды застрянет в горле навсегда, станет частью моего тела, и всегда, всегда таскать его с собой. Я боюсь замирать, потому что мне видится, что я падаю оземь, а не в родное море, и что никогда, никогда больше в моей жизни не будет ни сна, ни вкуса, ни моря - только серый морок.
...и единственное, что помогает - это остричь волосы, надеть шинель и в 6 утра идти куда-то, пытаясь вспомнить то самое простое слово, что я забыла накануне.