Раиса Орлова, Лев Копелев: "Травля и осуждение Бродского вызывали острую тревогу"
Свидетельство из совместных воспоминаний Раисы Орловой и Льва Копелева - ”Мы жили в Москве” Написанные в Кёльне в 1987 году, эти воспоминания были опубликованы сперва по-немецки, а затем в издательстве Ardis (1988). Здесь текст приводится по изданию: Ефим Эткинд. Процесс Иосифа Бродского. - Лондон: Overseas Publications Interchange Ltd, 1988.
РОЖДАЕТСЯ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
...Прошло восемь лет после XX съезда. Эти годы мы постоянно слышали, читали и сами повторяли как заклятье: то, что было при Сталине, никогда не повторится... Никогда не повторится... Мы верили потому, что хотели верить. Верили, хотя сталинцы продолжали хозяйничать в государстве, в партийном аппарате, в издательствах, в газетах, в журналах. Но мы верили, что движение, начатое на XX и XXII съездах, неостановимо, верили, что раскрепощенная мысль и пробужденная совесть не допустят возвращения к сталинщине. И эта вера не была слепой. Ведь из лагерей вернулись миллионы заключенных, издавались некогда запретные книги, по решению Политбюро были опубликованы ’’Один день Ивана Денисовича” и ’’Теркин на том свете”, возникали все новые прорехи в железном занавесе. Травля и осуждение Бродского вызывали острую тревогу - неужели это предвестие, неужели могут повториться расправы сталинских времен?
Но тревога вызывала не только страх. Прочитав запись Вигдоровой, многие испытывали потребность вмешаться, что-то предпринять, и не только для защиты молодого поэта, но и в защиту справедливости, законности, которую после 1953 года столько раз громогласно объявляли восстановленной. Ученые, писатели, журналисты, студенты посылали письма в ЦК, в Прокуратуру, в Верховный Суд, секретарю Ленинградского обкома Толстикову, председателю Верховного Совета Микояну, в Союз писателей... Защитники Бродского обращались за подписями главным образом к влиятельным людям. Некоторые отказались - А. Твардовский, А. Солженицын, И. Эренбург, полагая, что это дело не заслуживает таких усилий, такого шума. А мы считали, что необходимо добиваться отмены несправедливого приговора, необходимо, чтобы освободить молодого поэта и потому, что это дело означает возрождение произвола, когда по указанию КГБ Союз писателей и суд поспешили расправиться с невиновным вопреки фактам, вопреки законам и даже вопреки здравому смыслу. С этим нельзя примириться, это угроза для всех.
В сентябре 1964 года Фрида Вигдорова написала Константину Федину: ’’Никто не вправе перекладывать тяжесть со своих плеч на чужие... Но я перекладываю свою ответственность за человеческую судьбу на Вас потому, что оказалось: я бессильна, у меня нет пути, по которому я могла бы добиться справедливости. Речь идет о судьбе молодого, талантливого поэта, несправедливо и бессмысленно сосланного на пять лет за тунеядство. Я обращалась в газету... в Прокуратуру, в ЦК, все напрасно... Я перекладываю ответственность за судьбу оклеветанного молодого поэта на Вас. Вы - руководитель Союза писателей. Может быть, перед Вами откроются двери, плотно закрытые передо мною”. Ленинградский ученый И. М. Дьяконов, сын старого друга Федина, писал ему: ’’Исход этого дела для нас всех в Ленинграде - пробный камень: действительно ли 1938 год не повторится?”
Мы не знаем, ответил ли Федин на эти письма, но вскоре стало известно, что Правление московской организации Союза писателей готовит дело об исключении Вигдоровой из Союза. Уже подыскивали ораторов из числа "умеренных либералов". Хотели так же, как раньше в деле Пастернака, спекулировать на аргументах: "она препятствует оттепели... она провоцирует репрессии... внушает недоверие к интеллигенции..." Дело не состоялось - в октябре свергли Хрущева; растерялись и литературные чиновники - куда повернут новые власти? А в конце ноября обнаружилась смертельная болезнь Фриды, - неоперабельный рак. Из больницы она писала нам: ”Нужно-то ведь совсем другое лекарство. Вот если бы мальчика вернули, я сразу бы и выздоровела”. То, что дело Бродского стало общим делом стольких людей, укрепляло надежду: все-таки рождается, может быть, уже родилось общественное мнение, способное противостоять, противоборствовать возрождению сталинщины.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграмм: http://telegram.me/podosokorsky
РОЖДАЕТСЯ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
...Прошло восемь лет после XX съезда. Эти годы мы постоянно слышали, читали и сами повторяли как заклятье: то, что было при Сталине, никогда не повторится... Никогда не повторится... Мы верили потому, что хотели верить. Верили, хотя сталинцы продолжали хозяйничать в государстве, в партийном аппарате, в издательствах, в газетах, в журналах. Но мы верили, что движение, начатое на XX и XXII съездах, неостановимо, верили, что раскрепощенная мысль и пробужденная совесть не допустят возвращения к сталинщине. И эта вера не была слепой. Ведь из лагерей вернулись миллионы заключенных, издавались некогда запретные книги, по решению Политбюро были опубликованы ’’Один день Ивана Денисовича” и ’’Теркин на том свете”, возникали все новые прорехи в железном занавесе. Травля и осуждение Бродского вызывали острую тревогу - неужели это предвестие, неужели могут повториться расправы сталинских времен?
Но тревога вызывала не только страх. Прочитав запись Вигдоровой, многие испытывали потребность вмешаться, что-то предпринять, и не только для защиты молодого поэта, но и в защиту справедливости, законности, которую после 1953 года столько раз громогласно объявляли восстановленной. Ученые, писатели, журналисты, студенты посылали письма в ЦК, в Прокуратуру, в Верховный Суд, секретарю Ленинградского обкома Толстикову, председателю Верховного Совета Микояну, в Союз писателей... Защитники Бродского обращались за подписями главным образом к влиятельным людям. Некоторые отказались - А. Твардовский, А. Солженицын, И. Эренбург, полагая, что это дело не заслуживает таких усилий, такого шума. А мы считали, что необходимо добиваться отмены несправедливого приговора, необходимо, чтобы освободить молодого поэта и потому, что это дело означает возрождение произвола, когда по указанию КГБ Союз писателей и суд поспешили расправиться с невиновным вопреки фактам, вопреки законам и даже вопреки здравому смыслу. С этим нельзя примириться, это угроза для всех.
В сентябре 1964 года Фрида Вигдорова написала Константину Федину: ’’Никто не вправе перекладывать тяжесть со своих плеч на чужие... Но я перекладываю свою ответственность за человеческую судьбу на Вас потому, что оказалось: я бессильна, у меня нет пути, по которому я могла бы добиться справедливости. Речь идет о судьбе молодого, талантливого поэта, несправедливо и бессмысленно сосланного на пять лет за тунеядство. Я обращалась в газету... в Прокуратуру, в ЦК, все напрасно... Я перекладываю ответственность за судьбу оклеветанного молодого поэта на Вас. Вы - руководитель Союза писателей. Может быть, перед Вами откроются двери, плотно закрытые передо мною”. Ленинградский ученый И. М. Дьяконов, сын старого друга Федина, писал ему: ’’Исход этого дела для нас всех в Ленинграде - пробный камень: действительно ли 1938 год не повторится?”
Мы не знаем, ответил ли Федин на эти письма, но вскоре стало известно, что Правление московской организации Союза писателей готовит дело об исключении Вигдоровой из Союза. Уже подыскивали ораторов из числа "умеренных либералов". Хотели так же, как раньше в деле Пастернака, спекулировать на аргументах: "она препятствует оттепели... она провоцирует репрессии... внушает недоверие к интеллигенции..." Дело не состоялось - в октябре свергли Хрущева; растерялись и литературные чиновники - куда повернут новые власти? А в конце ноября обнаружилась смертельная болезнь Фриды, - неоперабельный рак. Из больницы она писала нам: ”Нужно-то ведь совсем другое лекарство. Вот если бы мальчика вернули, я сразу бы и выздоровела”. То, что дело Бродского стало общим делом стольких людей, укрепляло надежду: все-таки рождается, может быть, уже родилось общественное мнение, способное противостоять, противоборствовать возрождению сталинщины.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграмм: http://telegram.me/podosokorsky