Наталья Трауберг: "Ничего нельзя запрещать, но можно свидетельствовать, беря всю тяжесть на себя"
Переводчик Наталья Трауберг: "Недавно в одном журнале печатались интервью, и среди вопросов были и «лучший писатель», и «незаслуженно прославленный». Лучшими оказывались исключительно те, от которых становится хуже. Незаслуженно прославленными, чаще всего - те, кто писал в манере XIX века. Прочитав все это, я вспомнила две притчи, конечно - происшедшие на самом деле.
Студенткой я мгновенно заболевала от Мопассана, и один старый филолог объяснил это тем, что у него нет неба, мир как бы под тяжелой крышкой. Стоит ли говорить, что у Пушкина, Шекспира, Толстого гораздо больше ужасов, чем у него, - а крышки нет? Лет на двадцать позже один человек сказал жене, что если бы ее няня училась в университете, их литературные вкусы были бы уж совсем одинаковыми. Действительно, няня, скажем, не читала «Романа о розе» или Данте, Чосера, Спенсера, но они бы ей понравились. Вероятно, она бы не прочитала, даже в переводе, Торнтона Уайлдера или Чарльза Уильямса, тем более - Cocktail Party. Но охотно бы послушала и очень радовалась бы, если бы ей их рассказали.
Только я все это подумала, одна моя родственница, прочитав те же интервью, спросила себя, меня и ангелов: «Неужели они никогда не читают, обняв любимую кошку?» Вообще, в детских позициях, скажем - за едой, можно ли читать тех, кого назвали? Я бы не стала.
Но не в том суть. Наши души оставляют желать лучшего. Писатели вроде Драйзера камнем тянут их вниз, писатели типа Борхеса - раскорячивают, перебалтывают, да просто получается заворот души. Каким же смелым надо быть, чтобы не только читать их, но еще ими зачитываться!
Конечно, люди моего поколения, да и помоложе немедленно припомнят жуткие разговоры фашистского и большевистского рода - «здоровая» литература или «нездоровая». Но фашизм (во всех его видах, от франкизма до чисто бесовского нацизма) и большевизм, особенно переродившийся, имперский, - антихристово добро в чистом виде. Как-то оно с христианским добром соотносится. Да нет, не «как-то»: к вполне резонным мыслям о здоровье души оно прибавляет вмешательство, жестокость, беспощадность, - а тогда ничто не устоит, все станет беспримесным злом.
Ничего нельзя запрещать, но можно свидетельствовать, беря всю тяжесть на себя. Скажу еще, что здесь есть и Харибда - суррогаты «детских книг», но признаки у нее те же, что у Сциллы, обычные признаки зла - жестокость и фальшь.
Книги, которым радовалась бы няня, нельзя навязывать. Мало людей, которые хотят именно этого; если же они попадутся другим, те мгновенно уподобят Харибде что угодно (не это ли произошло с Льюисом?). Но проповедовать - можно, взывать - можно, кто-то да услышит, и ему будет лучше. Хорошо, услышит - и кого же он будет читать?
Может ли взрослый человек радоваться Дороти Сэйерс, Честертону или даже Элиоту, когда тот проговорится и окажется не грозно-высоколобым, а Бог знает каким? Остановлю себя, чтобы не угодить в порочный круг: пока «взрослый» - не может, именно эти книги могли бы его пробить, но… и так далее. Тайны обращения мы толком не знаем. У Льюиса - мегафон боли, у Честертона - мегафон радости, но Бог так деликатен, что мегафоном вряд ли пользуется. Отойдем от этой тайны, вернемся к книгам.
Та самая няня, о которой шла речь, делила людей на «тихих» и «важных». Честертон и Дороти Сэйерс, несомненно, оказались бы тихими, хотя ели, выпивали, толстели, очень много смеялись, а Дороти даже трогательно хулиганила. Что ж, мы, как льюисовский паломник, вернулись к тому, что могли бы просто увидеть в Евангелии, там такое деление - по всей книге. Мракобесам это и положено: у нормальных людей - Борхес и Кортасар, а у нас - для слабоумных.
Но нет! Возникли невероятно мучительные гибриды. Слава Богу, умные high-brow, скептичные, невредные - их не пишут и не любят. Но сейчас очень много церковного народу, который служит этому господину с большим усердием. Уж лучше любили бы стихи Соловьева (не прозу, а стихи, все-таки, мягко выражаясь, - слабые). Да нет, что я! Ударятся как следует в духовность, все примут, и эти стихи, и диких гибридов.
А вообще-то, слава Богу, что Честертон или Дороти Сэйерс не могут пойти в стебель! Так гнали и пророков, так гнали пророков, так смеются над детьми".
Из книги: Трауберг, Наталья. Голос черепахи. - 2-е изд. - М.: Издательство ББИ, 2025. - 138 с.
Студенткой я мгновенно заболевала от Мопассана, и один старый филолог объяснил это тем, что у него нет неба, мир как бы под тяжелой крышкой. Стоит ли говорить, что у Пушкина, Шекспира, Толстого гораздо больше ужасов, чем у него, - а крышки нет? Лет на двадцать позже один человек сказал жене, что если бы ее няня училась в университете, их литературные вкусы были бы уж совсем одинаковыми. Действительно, няня, скажем, не читала «Романа о розе» или Данте, Чосера, Спенсера, но они бы ей понравились. Вероятно, она бы не прочитала, даже в переводе, Торнтона Уайлдера или Чарльза Уильямса, тем более - Cocktail Party. Но охотно бы послушала и очень радовалась бы, если бы ей их рассказали.
Только я все это подумала, одна моя родственница, прочитав те же интервью, спросила себя, меня и ангелов: «Неужели они никогда не читают, обняв любимую кошку?» Вообще, в детских позициях, скажем - за едой, можно ли читать тех, кого назвали? Я бы не стала.
Но не в том суть. Наши души оставляют желать лучшего. Писатели вроде Драйзера камнем тянут их вниз, писатели типа Борхеса - раскорячивают, перебалтывают, да просто получается заворот души. Каким же смелым надо быть, чтобы не только читать их, но еще ими зачитываться!
Конечно, люди моего поколения, да и помоложе немедленно припомнят жуткие разговоры фашистского и большевистского рода - «здоровая» литература или «нездоровая». Но фашизм (во всех его видах, от франкизма до чисто бесовского нацизма) и большевизм, особенно переродившийся, имперский, - антихристово добро в чистом виде. Как-то оно с христианским добром соотносится. Да нет, не «как-то»: к вполне резонным мыслям о здоровье души оно прибавляет вмешательство, жестокость, беспощадность, - а тогда ничто не устоит, все станет беспримесным злом.
Ничего нельзя запрещать, но можно свидетельствовать, беря всю тяжесть на себя. Скажу еще, что здесь есть и Харибда - суррогаты «детских книг», но признаки у нее те же, что у Сциллы, обычные признаки зла - жестокость и фальшь.
Книги, которым радовалась бы няня, нельзя навязывать. Мало людей, которые хотят именно этого; если же они попадутся другим, те мгновенно уподобят Харибде что угодно (не это ли произошло с Льюисом?). Но проповедовать - можно, взывать - можно, кто-то да услышит, и ему будет лучше. Хорошо, услышит - и кого же он будет читать?
Может ли взрослый человек радоваться Дороти Сэйерс, Честертону или даже Элиоту, когда тот проговорится и окажется не грозно-высоколобым, а Бог знает каким? Остановлю себя, чтобы не угодить в порочный круг: пока «взрослый» - не может, именно эти книги могли бы его пробить, но… и так далее. Тайны обращения мы толком не знаем. У Льюиса - мегафон боли, у Честертона - мегафон радости, но Бог так деликатен, что мегафоном вряд ли пользуется. Отойдем от этой тайны, вернемся к книгам.
Та самая няня, о которой шла речь, делила людей на «тихих» и «важных». Честертон и Дороти Сэйерс, несомненно, оказались бы тихими, хотя ели, выпивали, толстели, очень много смеялись, а Дороти даже трогательно хулиганила. Что ж, мы, как льюисовский паломник, вернулись к тому, что могли бы просто увидеть в Евангелии, там такое деление - по всей книге. Мракобесам это и положено: у нормальных людей - Борхес и Кортасар, а у нас - для слабоумных.
Но нет! Возникли невероятно мучительные гибриды. Слава Богу, умные high-brow, скептичные, невредные - их не пишут и не любят. Но сейчас очень много церковного народу, который служит этому господину с большим усердием. Уж лучше любили бы стихи Соловьева (не прозу, а стихи, все-таки, мягко выражаясь, - слабые). Да нет, что я! Ударятся как следует в духовность, все примут, и эти стихи, и диких гибридов.
А вообще-то, слава Богу, что Честертон или Дороти Сэйерс не могут пойти в стебель! Так гнали и пророков, так гнали пророков, так смеются над детьми".
Из книги: Трауберг, Наталья. Голос черепахи. - 2-е изд. - М.: Издательство ББИ, 2025. - 138 с.