1937 год в Армении. "Ереван. Биография города" (Марк Григорян)
В ленте многие обсуждают жизнь в Ереване, в связи с наплывом туда вынужденных эмигрантов из России. А тем временем вот какая интересная книжка вышла в издательстве "Слово": Григорян М.В. Ереван. Биография города / Марк Григорян. - М.: Слово/Slovo, 2022. - 392 с.: ил.
С разрешения издательства размещаю небольшой фрагмент из нее, посвященный 1937 году: «Осенью 1937 года Сталин направил в Армению Георгия Маленкова, заведовавшего в Центральном комитете партии отделом руководящих партийных органов. Историки утверждают, что он был исполнителем прямых указаний Сталина и лично руководил террором 1937-1939 годов. Вместе с Маленковым в Ереван прибыл и заместитель председателя Совнаркома СССР Анастас Микоян. Посетил Армению и начальник секретно-политического отдела госбезопасности Михаил Литвин.
Эту поездку сопровождали страшные события. 9 июля 1936 года Лаврентий Берия застрелил в своем кабинете первого секретаря ЦК компартии Армении Агаси Ханджяна. 19 августа выбросился из окна кабинета следователя уже бывший председатель Совнаркома Армении Саак Тер-Габриэлян. В Москве считали, что ему «помогли» выпрыгнуть. Сменивший Тер-Габриэляна на посту премьера Абрам Гулоян оказался одним из тех, кого репрессировали в ходе этого визита. Список врагов народа рос с каждым днем. Арестовывали по ночам, а на следующее утро в хлебных очередях шепотом рассказывали, кого увезли. Посадили, а потом и расстреляли ряд писателей, среди которых были Егише Чаренц, Аксел Бакунц, Ваан Тотовенц. Взяли замечательного лингвиста Рачию Ачаряна.
КГБ мелким бреднем «чистил» Армению, сажая и расстреливая десятки, сотни, тысячи людей. Можно предположить, что главным «архитектором» репрессий был Маленков. «Врагами народа» оказывались не только лидеры. НКВД Армении под руководством украинца Виктора Хворостяна планомерно и последовательно громил республику. Москва спускала планы по количеству разоблаченных врагов народа и требовала их выполнения.
Частью миссии Анастаса Микояна было установление в Армении нового правительства. Его возглавил первый секретарь Тбилисского горкома Григорий Арутинов (Арутюнян), семью которого тоже не миновала чаша сталинских расправ. Брата его жены, занимавшего посты вице-премьера Грузии и партийного руководителя Аджарии, репрессировали. Он покончил с собой буквально через несколько дней после того, как Григорий Артемьевич переехал в Ереван. А его брат, секретарь компартии одного из тбилисских райкомов, был расстрелян через полгода.
Приехав в Ереван, 37-летний Арутинов обнаружил, что республика практически обезглавлена - руководители, да и вообще, люди, обладавшие каким-либо опытом управления, в большинстве своем были либо расстреляны, либо арестованы. Вспоминая о том времени, мой отец, Владимир Маркович Григорян, писал: «Маховик набирал обороты, не щадя никого. Если кто-то и не попадал в застенки, то мучился ожиданием. Если кого-то и миловала судьба, то это не значит, что он мог спать спокойно, что его в ночной тишине не преследовали кошмары, что он не плакал о ком-то близком, оказавшемся в тюрьме».
Репрессии не миновали и архитекторов. За несколько недель до приезда высокого начальства арестовали Микаэла Мазманяна и Геворга Кочара. Сталинские чистки были ужасны еще и тем, что арестами дело не ограничивалось. Арестованных надо было публично ругать и поносить. Процитирую небольшой отрывок из резолюции общего собрания архитекторов Еревана, сохраняя орфографию и пунктуацию оригинала.
«Архитекторы Еревана, возмущенные подлой подрывной работой этих, с позволения сказать, архитекторов, разоблачают буржуазно-националистическую вредительскую сущность Мазманяна, Кочара, Качазнуни, Баева и др., дает отпор всем прислужникам этих негодяев. Разоблачение Мазманяна и Кочара не должно создавать настроения успокоенности, ибо буржуазно-националистическая теория и практика не могли [не] отразиться и не найти поддержки среди некоторой части архитекторов и отбросов буржуазно-националистической интеллигенции».
И так - семь страниц бессмысленной, я бы сказал, ритуальной и отнюдь не безобидной ругани. Микаэл Мазманян и Геворг Кочар к тому времени уже осуждены, а архитектор Ованес Каджазнуни, бывший первым премьер-министром первой Республики Армения, приговорен к расстрелу через месяц после этого собрания. Николаю Баеву, который до приезда в Ереван был главным инженером Баку, повезло. Его не тронули.
Была в те страшные годы и другая ритуальная обязанность - признаваться в безграничной любви к Сталину. Такой пример нам дает отрывок из собрания Союза архитекторов, посвященного выдвижению кандидатов в депутаты союзного парламента. Первым, разумеется, выдвинули Сталина (я и здесь сохраняю орфографию и пунктуацию подлинника).
«Под руководством товарища СТАЛИНА мы разгромили всех врагов, выкорчевав и выкорчевывая их контрреволюционные фашистские гнезда. Под руководством товарища СТАЛИНА расцвела культура народов СССР национальная по форме и социалистическая по содержанию. Страна наша стала счастливой и зажиточной, а народы СССР идут от побед к новым победам коммунизма. Безгранична наша любовь и благодарность величайшему человеку нашей эпохи товарищу СТАЛИНУ. Да здравствует первый кандидат в депутаты Совета Союза наш отец, наш учитель товарищ СТАЛИН».
Это мероприятие состоялось в начале ноября 1937 года - через полтора месяца после массовой «чистки» республики, в результате которой арестованы и потом расстреляны тысячи людей.
***
Осенью 1995 года мой отец выздоравливал после тяжелого инфаркта. Восстановление шло медленно, он постепенно привык к больничной палате, а в мой ежедневный график вошли посещения отца. Я уговаривал его начать писать мемуары - он прожил большую жизнь, встречался с огромным количеством людей, дружил со многими знаменитостями, так что ему было что рассказать.
Как-то мы сидели с ним на балконе, смотрели на желтеющие листья деревьев в садике у больницы Лечкомиссии (сейчас это медцентр «Наири») и пили чай. Шел один из часов наших неспешных умиротворенных бесед, спокойного общения, воспоминаний… В тот день отец рассказал мне одну из семейных легенд. Она была связана с приездом Микояна в Ереван в 1937 году.
Очередное совещание, которое проводил Микоян, должно было состояться в горисполкоме. Заседание назначили на поздний вечер. На него вызвали и моего деда, Марка Григоряна, работавшего тогда в мастерской главного архитектора города, которую возглавлял Николай Буниатян. Домашние собирали его, не зная, вернется ли он домой. Каждый такой полуночный вызов представлялся ему, сыну расстрелянного «врага народа», человеку с более чем сомнительным буржуазным происхождением, да еще и не члену партии, самым настоящим приглашением на казнь.
Но с этого собрания дед вернулся. На следующий день он рассказал, что Микоян был разъярен. Его гнев вызвала неготовность Еревана к возможной войне. Микоян кричал, что Турции нельзя верить, что эта страна вот-вот официально станет союзником Германии, и если начнется война, то немедленно двинет войска на СССР. А Ереван - приграничный город. И если турецкая армия атакует с юга, то столица Армении окажется в тупике.
А дело было в том, что в те годы из Еревана на север вела одна-единственная дорога, сейчас называющаяся улицей Сараланджи. Она начинается от сквера Абовяна (Плани глух) и поднимается на Канакерское плато (Монумент). В то время еще не существовало ни проспекта Азатутюн, ни района Зейтун, а Канакер был деревней, известной тем, что там родился писатель Хачатур Абовян.
И проблемой столицы было то, что по этой единственной дороге было невозможно одновременно подводить войска и эвакуировать жителей столицы, население которой уже основательно перевалило за таманяновские 150 тыс. Неизбежно возникла бы давка, паника, бегущие от турок горожане и подходящие к границе советские войсковые части не смогли бы разминуться на узкой дороге, что дало бы туркам дополнительное преимущество и стало бы крахом для республики, а возможно, и для армян как нации.
Критика Микояна была очень серьезной, руководство Армении слушало его в оцепенении. Успокоившись, Микоян начал обсуждение ситуации. И, по семейной легенде, мой дед, выступив, предложил построить обходную дорогу, которая дала бы вариант выхода из ситуации. Марк Григорян указал и место будущей дороги - вдоль ущелья реки Гедар. Это нынешний проспект Мясникяна, ведущий из центра города к Норкским массивам и Авану. После непродолжительного обсуждения его предложение приняли. Подтверждение этому рассказу отца я нашел в воспоминаниях деда, посвященных Григорию Арутинову».
Вы можете подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
С разрешения издательства размещаю небольшой фрагмент из нее, посвященный 1937 году: «Осенью 1937 года Сталин направил в Армению Георгия Маленкова, заведовавшего в Центральном комитете партии отделом руководящих партийных органов. Историки утверждают, что он был исполнителем прямых указаний Сталина и лично руководил террором 1937-1939 годов. Вместе с Маленковым в Ереван прибыл и заместитель председателя Совнаркома СССР Анастас Микоян. Посетил Армению и начальник секретно-политического отдела госбезопасности Михаил Литвин.
Эту поездку сопровождали страшные события. 9 июля 1936 года Лаврентий Берия застрелил в своем кабинете первого секретаря ЦК компартии Армении Агаси Ханджяна. 19 августа выбросился из окна кабинета следователя уже бывший председатель Совнаркома Армении Саак Тер-Габриэлян. В Москве считали, что ему «помогли» выпрыгнуть. Сменивший Тер-Габриэляна на посту премьера Абрам Гулоян оказался одним из тех, кого репрессировали в ходе этого визита. Список врагов народа рос с каждым днем. Арестовывали по ночам, а на следующее утро в хлебных очередях шепотом рассказывали, кого увезли. Посадили, а потом и расстреляли ряд писателей, среди которых были Егише Чаренц, Аксел Бакунц, Ваан Тотовенц. Взяли замечательного лингвиста Рачию Ачаряна.
КГБ мелким бреднем «чистил» Армению, сажая и расстреливая десятки, сотни, тысячи людей. Можно предположить, что главным «архитектором» репрессий был Маленков. «Врагами народа» оказывались не только лидеры. НКВД Армении под руководством украинца Виктора Хворостяна планомерно и последовательно громил республику. Москва спускала планы по количеству разоблаченных врагов народа и требовала их выполнения.
Частью миссии Анастаса Микояна было установление в Армении нового правительства. Его возглавил первый секретарь Тбилисского горкома Григорий Арутинов (Арутюнян), семью которого тоже не миновала чаша сталинских расправ. Брата его жены, занимавшего посты вице-премьера Грузии и партийного руководителя Аджарии, репрессировали. Он покончил с собой буквально через несколько дней после того, как Григорий Артемьевич переехал в Ереван. А его брат, секретарь компартии одного из тбилисских райкомов, был расстрелян через полгода.
Приехав в Ереван, 37-летний Арутинов обнаружил, что республика практически обезглавлена - руководители, да и вообще, люди, обладавшие каким-либо опытом управления, в большинстве своем были либо расстреляны, либо арестованы. Вспоминая о том времени, мой отец, Владимир Маркович Григорян, писал: «Маховик набирал обороты, не щадя никого. Если кто-то и не попадал в застенки, то мучился ожиданием. Если кого-то и миловала судьба, то это не значит, что он мог спать спокойно, что его в ночной тишине не преследовали кошмары, что он не плакал о ком-то близком, оказавшемся в тюрьме».
Репрессии не миновали и архитекторов. За несколько недель до приезда высокого начальства арестовали Микаэла Мазманяна и Геворга Кочара. Сталинские чистки были ужасны еще и тем, что арестами дело не ограничивалось. Арестованных надо было публично ругать и поносить. Процитирую небольшой отрывок из резолюции общего собрания архитекторов Еревана, сохраняя орфографию и пунктуацию оригинала.
«Архитекторы Еревана, возмущенные подлой подрывной работой этих, с позволения сказать, архитекторов, разоблачают буржуазно-националистическую вредительскую сущность Мазманяна, Кочара, Качазнуни, Баева и др., дает отпор всем прислужникам этих негодяев. Разоблачение Мазманяна и Кочара не должно создавать настроения успокоенности, ибо буржуазно-националистическая теория и практика не могли [не] отразиться и не найти поддержки среди некоторой части архитекторов и отбросов буржуазно-националистической интеллигенции».
И так - семь страниц бессмысленной, я бы сказал, ритуальной и отнюдь не безобидной ругани. Микаэл Мазманян и Геворг Кочар к тому времени уже осуждены, а архитектор Ованес Каджазнуни, бывший первым премьер-министром первой Республики Армения, приговорен к расстрелу через месяц после этого собрания. Николаю Баеву, который до приезда в Ереван был главным инженером Баку, повезло. Его не тронули.
Была в те страшные годы и другая ритуальная обязанность - признаваться в безграничной любви к Сталину. Такой пример нам дает отрывок из собрания Союза архитекторов, посвященного выдвижению кандидатов в депутаты союзного парламента. Первым, разумеется, выдвинули Сталина (я и здесь сохраняю орфографию и пунктуацию подлинника).
«Под руководством товарища СТАЛИНА мы разгромили всех врагов, выкорчевав и выкорчевывая их контрреволюционные фашистские гнезда. Под руководством товарища СТАЛИНА расцвела культура народов СССР национальная по форме и социалистическая по содержанию. Страна наша стала счастливой и зажиточной, а народы СССР идут от побед к новым победам коммунизма. Безгранична наша любовь и благодарность величайшему человеку нашей эпохи товарищу СТАЛИНУ. Да здравствует первый кандидат в депутаты Совета Союза наш отец, наш учитель товарищ СТАЛИН».
Это мероприятие состоялось в начале ноября 1937 года - через полтора месяца после массовой «чистки» республики, в результате которой арестованы и потом расстреляны тысячи людей.
***
Осенью 1995 года мой отец выздоравливал после тяжелого инфаркта. Восстановление шло медленно, он постепенно привык к больничной палате, а в мой ежедневный график вошли посещения отца. Я уговаривал его начать писать мемуары - он прожил большую жизнь, встречался с огромным количеством людей, дружил со многими знаменитостями, так что ему было что рассказать.
Как-то мы сидели с ним на балконе, смотрели на желтеющие листья деревьев в садике у больницы Лечкомиссии (сейчас это медцентр «Наири») и пили чай. Шел один из часов наших неспешных умиротворенных бесед, спокойного общения, воспоминаний… В тот день отец рассказал мне одну из семейных легенд. Она была связана с приездом Микояна в Ереван в 1937 году.
Очередное совещание, которое проводил Микоян, должно было состояться в горисполкоме. Заседание назначили на поздний вечер. На него вызвали и моего деда, Марка Григоряна, работавшего тогда в мастерской главного архитектора города, которую возглавлял Николай Буниатян. Домашние собирали его, не зная, вернется ли он домой. Каждый такой полуночный вызов представлялся ему, сыну расстрелянного «врага народа», человеку с более чем сомнительным буржуазным происхождением, да еще и не члену партии, самым настоящим приглашением на казнь.
Но с этого собрания дед вернулся. На следующий день он рассказал, что Микоян был разъярен. Его гнев вызвала неготовность Еревана к возможной войне. Микоян кричал, что Турции нельзя верить, что эта страна вот-вот официально станет союзником Германии, и если начнется война, то немедленно двинет войска на СССР. А Ереван - приграничный город. И если турецкая армия атакует с юга, то столица Армении окажется в тупике.
А дело было в том, что в те годы из Еревана на север вела одна-единственная дорога, сейчас называющаяся улицей Сараланджи. Она начинается от сквера Абовяна (Плани глух) и поднимается на Канакерское плато (Монумент). В то время еще не существовало ни проспекта Азатутюн, ни района Зейтун, а Канакер был деревней, известной тем, что там родился писатель Хачатур Абовян.
И проблемой столицы было то, что по этой единственной дороге было невозможно одновременно подводить войска и эвакуировать жителей столицы, население которой уже основательно перевалило за таманяновские 150 тыс. Неизбежно возникла бы давка, паника, бегущие от турок горожане и подходящие к границе советские войсковые части не смогли бы разминуться на узкой дороге, что дало бы туркам дополнительное преимущество и стало бы крахом для республики, а возможно, и для армян как нации.
Критика Микояна была очень серьезной, руководство Армении слушало его в оцепенении. Успокоившись, Микоян начал обсуждение ситуации. И, по семейной легенде, мой дед, выступив, предложил построить обходную дорогу, которая дала бы вариант выхода из ситуации. Марк Григорян указал и место будущей дороги - вдоль ущелья реки Гедар. Это нынешний проспект Мясникяна, ведущий из центра города к Норкским массивам и Авану. После непродолжительного обсуждения его предложение приняли. Подтверждение этому рассказу отца я нашел в воспоминаниях деда, посвященных Григорию Арутинову».
Вы можете подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky